Читать книгу "Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени - Геннадий Чикунов"

В кино, правда, я видел все это гораздо раньше. Я не помню, какое кино мы смотрели. Помню только, одного из персонажей фильма повели на казнь, и, когда он положил голову на плаху и палач поднял огромный топор над его головой, я со страху вскочил со своего места и с криком убежал из кинозала на улицу. К счастью, не все фильмы были такие страшные, и мы, как дети, так и взрослые, с удовольствием ходили в кино. Все фильмы были черно-белые и по большей части немые, но зато там снимались такие артисты, которые вошли в историю мирового кинематографа. Кино среди населения пользовалось большой популярностью. Кинозалы, как правило, были заполнены до отказа. Некоторые фильмы ходили смотреть по несколько раз. Несмотря на то, что билеты стоили копейки, родители не особо поощряли любителей смотреть одни и те же фильмы по несколько раз и чаще всего не давали им денег. Такие киноманы изобретали самые различные способы, чтобы попасть в очередной раз в кинозал. Кто выпрашивал у киномеханика разрешения покрутить динамо-машину, которая давала ток кинопроектору, кто упрашивал билетершу пропустить в зал, кто-то умудрялся, когда у дверей собиралась толпа и билетерша теряла бдительность, незаметно проскочить в помещение, а были и такие, которые подделывали билеты и свободно проходили в зал. После окончания киносеанса такие фальшивобилетчики собирали использованные билеты вокруг кинотеатра. Вторую половину билета с контрольным талоном легко было найти в урне, куда бросала их билетерша, отрывая их от билетов кинозрителей. Обе части тщательно размачивались в воде и склеивались так, что трудно было заметить подделку.

Современному, особенно молодому человеку очень сложно представить жизнь без таких бытовых приборов, как телевизор, видео и аудиомагнитофон, радиоприемник, ну и так далее. В довоенные годы о таких вещах даже и не слышали. Ограниченное число людей имели дома радиоприемники, огромные деревянные ящики с тяжелыми, банкообразными батареями прямоугольной формы, и патефоны. Основная же масса пользовалась репродукторами, которые висели почти в каждой комнате на стене и назывались «тарелками» из-за своей округлой формы. Ограниченное число увеселительных бытовых приборов оставляло для людей больше времени для общения между собой, воспитания детей, занятия любимым делом. Люди были дружны и более общительны, нежели в настоящее время. В особо торжественные дни из комнат выносились столы в общий коридор, и почти всем этажом праздновали знаменательную дату. Если у кого-то случалось горе или какое-то несчастье, снова всем миром помогали несчастной семье. Комнаты закрывались на замки только в ночное время. Нередко мы, ребятишки, во время игры в прятки врывались в первую попавшуюся комнату, когда там не было хозяев, прятались там, и это было в порядке вещей. Когда хозяева жилья обнаруживали нас где-то под кроватью или в каком-то другом укромном местечке, они не только не ругались, можно сказать, даже принимали участие в нашей игре, говоря нашим товарищам, которые искали нас в это время, что у них из посторонних никого нет. Если судить по тому, что я не помню ни одного пьяного и ни одной пьяной сцены, можно сделать вывод, что в те годы пили горячительные напитки очень умеренно. Иногда собирались застолья и в нашей семье, взрослые что-то пили, но даже и тогда все были умеренно веселы, но не пьяны.

РОДИТЕЛИ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА И ЖИЛИ ОЧЕНЬ ДРУЖНО, СЛОВНО ПРЕДЧУВСТВУЯ, ЧТО ИМ УГОТОВАНА СУДЬБОЙ ОЧЕНЬ КОРОТКАЯ СЕМЕЙНАЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ. Со дня свадьбы до разлуки они прожили примерно девять лет. Мать погибла в возрасте тридцати пяти лет, и отец примерно прожил столько же.

Как я уже писал выше, я не помню маму сидящей без дела. Она все время была в движении. То варила, то мыла, то стирала, то шила. У нас была своя швейная машинка, и мама очень часто на ней что-то шила и изобретала, потом мы с сестрой ходили и хвастались обновками между своими сверстниками. Особо памятна мне красноармейская форма, которую сшила мама из отцовской армейской одежды, в которой он служил в армии. В те годы все мальчишки мечтали скорей вырасти, чтобы пойти служить в армию и быть похожими на Чапаева, Чкалова и других героев тех лет, и носить красноармейскую форму было мечтой каждого мальчугана. Когда мне надевали эту форму, я брал из своего «военного арсенала» ружье или пистолет, надевал на голову буденовку и с гордым видом, представляя себя Буденным или Чапаевым, строевым шагом выходил в наш длинный коридор и начинал преследовать воображаемого врага, стреляя из своего оружия деревянными пробками или деревянной палкой с резиновой присоской на конце.

В соседнем рабочем поселке родители выращивали картошку и осенью складывали ее на зиму в сарае, где был выкопан специально для этого погреб. Вывозили ее с поля до дома на лошади, запряженной в телегу. Помню, с каким восторгом я восседал в телеге на мешках картошки, наслаждаясь неспешной поездкой по ухабистой дороге, воображая нашу телегу лихой тачанкой. Даже редкие поездки на легковом автомобиле с открытым верхом, со спицами в колесах, на котором нас катал какой-то хороший знакомый или друг нашего отца, не производили на меня такого впечатления, как езда в телеге. Этот друг или товарищ, очевидно, был каким-то начальником, потому что имел при себе табельное оружие. Один раз он даже дал мне подержать свой пистолет. Моему восторгу не было предела. С большим трудом я держал его двумя руками, словно огромную гирю, безуспешно пытаясь направить ствол в горизонтальное положение. Не добившись этого, я отдал оружие хозяину.

Я уже писал, что отец работал на электростанции и работа у него была посменная. Его режим дня во многом не совпадал с нашим режимом. Очень часто, когда мы спали, он работал, а днем, когда мы бодрствовали, он спал. Независимо от режима дня он каждый раз делал зарядку, принимал холодный душ. Насколько я помню, он вел активный образ жизни. Занимался по поручению партийной организации общественной работой. Проводил какие-то мероприятия в Красном уголке, который был на нашем этаже, недалеко от нашей комнаты. В свободное время увлекался фотографией, велосипедом, лыжами, делал для друзей и знакомых пружинные матрасы. Я и сейчас помню, как он при помощи воротка навивал из толстой проволоки огромные пружины, а потом закреплял их на широких досках. Когда отец был выходной, мы очень часто ездили в Ленинград, много времени проводили в лесопарке, гуляли по берегу Невы, иногда брали напрокат лодку на лодочной станции и катались вдоль живописных берегов полноводной реки, любуясь местными красотами. Одним словом, все было прекрасно: благоустроенное жилье, дружная счастливая семья, хорошая надежная работа родителей, позволяющая жить в относительном достатке, отличная природа, близость Ленинграда. Казалось, что о какой-то другой жизни не стоило и мечтать. Думалось, что так будет всегда. Но даже мы, дети, стали замечать, что взрослые все чаще стали говорить о какой-то войне. Один раз в наш поселок приезжали испанские дети, и взрослые говорили, что их выгнали с родины какие-то фашисты. По нашим овражистым дорогам вдоль берега Невы начали бегать легкие танкетки. Одна из них даже свалилась в овраг, и несколько дней ее вызволяли оттуда военные при помощи таких же танкеток. Из «тарелки», висевшей на стене, все чаще стали звучать марши и военные песни. Солдаты, расположенные в казарме в соседнем доме, почти каждый день стали проводить занятия в лесопарке или во дворе нашего дома. С одной стороны, все было как всегда, но с другой – чувствовалось нарастание какого-то напряжения. Родители с большим вниманием стали прислушиваться к сообщениям, которые передавали по радио, и обсуждать их содержание.