Читать книгу "Последняя сказка братьев Гримм - Гайдн Миддлтон"

— Скажи мне, ты знаешь, что собираешься делать, когда придешь во дворец? — спросила она, вытирая руки о передник. И не дожидаясь ответа, твердыми шагами поднялась на мостик.

— Я хочу найти способ помочь своей матери и ее детям, — ответил он, думая о массивных золотых шкатулках с приборами, инкрустированными драгоценными камнями. Он намеревался принести матери хоть одну ложку, чтобы та ее продала и обеспечила на время себя и детей.

— Твоей матери? Во дворец? О нет, это неправда! — Она не остановилась, пока не подошла так близко, что он мог почувствовать ее аромат: теплый, влажный и сладкий, как запах мха возле озера, на котором он преклонил голову прошлой ночью. — Разве это не забота твоего отца? — Она улыбнулась, и он снова был очарован ее прелестной улыбкой. — Он ведь король, разве нет?

— У меня нет отца! — Он сам удивился, что так пренебрежительно хмыкнул.

Взяв его за рукав, она профессиональным взглядом осмотрела грязные манжеты. Его брюки и камзол тоже были в грязи, а ботинки были дырявыми. Он знал, что вряд ли она видела когда-либо человека, меньше похожего на принца. Она стала рассматривать каждую потрескавшуюся пуговицу у него на рубахе. Она смотрела, и кончики ее пальцев скользили по ткани и слегка касались кожи. Он чувствовал, что его собственные пальцы одеревенели, как бывало с ним, когда он поест яблок. И во рту у него был яблочный привкус.

— Тебе многое придется сделать, когда ты придешь во дворец, — сказала она. Ее голос звучал чуть громче вздоха, а губы были так близко к его шее, что кожа его розовела. — Но сможешь ли ты это сделать?

То, что она делала, было для него внове. Он даже забыл, что они стоят на открытом месте, откуда можно докричаться до кривобокой мельницы, стоявшей выше по течению в окружении шести маленьких домиков и похожей на растрепанную служанку, которую оставили следить за выводком детей.

Ее пальцы играли с застежкой его штанов, затем рука скользнула внутрь, и он покачнулся.

— Ты на самом деле принц? — прошептала она. Он мог издать лишь мычание, которое немного походило на «хех». Она сжала сильнее. — Ты не выглядишь, как принц. Ты не чувствуешь, как принц.

— Может, и нет, — его едва слышный голос был грубым, — но уверяю тебя, я принц. — Он обнял ее, задрал подол юбки и свободной рукой сжал ее бедра. — Поверь мне, я принц!

— Но если ты принц, — проговорила она, слегка задыхаясь, — ты не для меня! — И вскрикнув, она отскочила и одернула юбку. Теперь она усмехалась, стоя в двух шагах от него.

— Почему? — Он шагнул вперед, но она вернулась к своей стирке.

— Приведите себя в порядок, ваше высочество, — сказала она, делая реверанс. — У деревьев есть и глаза, и уши.

Он поднял взгляд и увидел трех мужчин, спускавшихся по тропинке от мельницы. Шедший впереди остальных сильно жестикулировал.

— Уходи, — посоветовала прачка, помахав рукой в ответ. — Мельник — мой муж. Уходи! Найди место, где нет веретен.

— Разве не ты советовала мне идти в домик трех прядильщиц?

— Это одно и то же. А теперь иди!

Глава седьмая

— Входите, пожалуйста, — сказала Августа. — Садитесь. Прошу прощения, что отвлекла от пива и карт. Уже очень поздно, я знаю.

Когда Куммель вошел в ее маленькую гардеробную, Августа все еще нервничала из-за вежливого, но настойчивого заявления дяди, высказанного после обеда, что завтра утром он не нуждается в ее обществе. Именно теперь, когда она собиралась взять быка за рога и начать задавать вопросы. Это выглядело так, будто он знал.

Отвернувшись, она пересекла комнату, подошла к окну и задернула бархатную штору. Ночь давно уже опустилась на крутые улицы Марбурга. Казалось, порогов на этих улицах было больше, чем ступенек в домах. Дядя показал ей здание неподалеку, у которого входная дверь была на крыше. Сейчас она видела всего лишь мерцание уличных ламп в темноте, наложенное на ее собственное отражение в стекле, а за ним — отражение Куммеля, который все еще стоял, поскольку, реши он воспользоваться оттоманкой, Августе было бы некуда сесть.

Обернувшись, Августа быстро сказала:

— В Ганау я имела в виду, что мне понадобится ваша помощь, чтобы присмотреть за профессором, когда он будет один воскресным утром в Касселе. Небольшая вечеринка-сюрприз. Я должна отдать первые распоряжения уже отсюда. Разослать телеграммы и тому подобное. А профессор завтра будет гулять один. Вы знаете, он был здесь еще студентом, пятьдесят лет назад. Это место хранит много дорогих ему воспоминаний. — Она прервала фразу, бросив взгляд на дверь спальни.

— И вы хотите, чтобы я сопровождал его? — спросил Куммель. От него и его одежды исходил очень сильный запах табачного дыма.

— Нет. Не совсем. Он не хочет, чтобы его сопровождали. — Вспыхнув, Августа положила руку на любимое ожерелье, напоминавшее высокий воротник. Взгляд немыслимо темных глаз слуги был слишком понимающим. Неужели белые нитки ее хитростей столь очевидны? — О, не знаю, как объяснить. Понимаете, Марбург ведь нельзя назвать идеальным местом для прогулок джентльмена семидесяти восьми лет. Обычно здоровье профессора не дает поводов для беспокойства, но в Тиргартене у него было несколько серьезных приступов одышки, а сейчас, как вам известно, он подхватил простуду.

Она смотрела на низкий столик красного дерева между ними. Там лежало принадлежавшее ее отцу первое издание «Сказок для молодых и старых», в зеленом переплете с золотым обрезом, и оно вдруг представилось ей вырванным, но все еще бьющимся сердцем.

— Мой дядя очень крепкий человек, Куммель. Недавно он в одиночестве путешествовал в Скандинавию и Италию. Но временами он переоценивает свои силы. — Она закрыла глаза, чтобы успокоиться. — Я прошу вас присмотреть за ним завтра — с разумного расстояния. Вы меня поняли?

Она перевела на него глаза, затуманенные анисовкой, выпитой за обедом сразу после того, как Гримм сделал свое заявление и ушел заниматься «колкой дров».

— Да, фрейлейн, я понимаю, — ответил Куммель. — Все, что пожелаете.

Что-то необычное было в его невозмутимых высоких скулах и остром уверенном подбородке. И хотя черные волосы были пострижены почти до корней, этим вечером они почему-то выглядели взъерошенными. Августа поймала себя на мысли о том, каков он среди людей своего круга. И о том, что ей хочется тайком понаблюдать за ним внизу, за карточным столом, в облаке табачного дыма.

Она сделала два шага к камину в английском стиле. Над ним висела картина: романтичный молодой человек в одежде с пышными рукавами, склонившийся над книгой, окруженный чем-то вроде тополей, ухитряющийся читать при бледном свете луны.

— Это меня успокоит, — сказала она. — Вам следует оставаться незамеченным в изгибах и поворотах этих улочек. И я знаю, у вас есть хладнокровие, которое вы проявили в церкви в Штайнау с тем неприятным человеком. — Она попыталась улыбнуться и вновь почувствовала, что краснеет. — Пожалуйста, не позволяйте дяде вас заметить. Его гордость будет задета. Он всегда нес ответственность за себя и за всю семью, и ему будет тяжело принять, что теперь он сам нуждается в присмотре.