Читать книгу "Летчик. На боевом курсе! - Владимир Малыгин"

Мне интересно, а что это они так ко мне прицепились? Вины я за собой не вижу, действовал правильно. По крайней мере, я так думаю. Или я остался единственным, кто хоть что-то может рассказать о вчерашнем? А как же мой пленник? Не удержался, спросил.

М-да, перестарался я с ударом. Всё-таки не пережил он его. Хорошо хоть что-то успел рассказать. Да видать мало успел. Вот что значит отсутствие реального опыта. Бил-то я и впрямь со всей своей дури. Потому что и страшно было, что уж греха таить, и торопился успеть разобраться с ним до того, как он развернётся в мою сторону. Револьвер-то у него в руке я сразу отметил. Поэтому и рисковать понапрасну не хотел. Да ладно, что я перед собой-то оправдываюсь? Бил так, чтобы у него никакой возможности к сопротивлению не осталось. Но всё равно надеялся, что он выживет. Ну и ладно, придётся теперь мозг напрягать и вспоминать все подробности. А я-то гадаю, почему они меня даже про акцент спрашивают. А аэродромный пленник? Он-то куда делся? Впрочем, если спрашивают, значит, так нужно.

Промурыжили меня долго, но и свои вопросы я всё-таки задал. Первым делом спросил главное. Почему на аэродроме при визите великого князя даже оцепления не было выставлено?

Ответа, само собой, не получил, но удостоился ещё одного внимательного взгляда. Ох, что-то я слишком много внимания привлекаю к себе любимому. Ну и ладно, не для себя же стараюсь!

Поэтому задал ещё один вопрос. Такое важное производство, а охраны никакой. Про аэродром я молчу, они молодцы, не подвели, а тут? Что это за караульные, которых можно закрыть в караулке? Ну ладно, возле мастерских ветеран не оплошал, не спал, среагировал, как положено, открыл ответную стрельбу. Уцелел сам и подал сигнал своим товарищам. А в караульной будке? Кстати, он остался в живых, или…

Или. Именно поэтому ко мне столько внимания и вопросов, как к единственному свидетелю, который преступников вживую видел. Какое там вживую? Темно же было!

Расстались вполне дружески. Не вижу никаких причин к существующей в армейской среде неприязни к этому отделению. Они честно делают свою работу. Пусть грязную, но грязной её обозвали и сделали вот как раз те, кто вчера пытался мастерские сжечь. А если учесть, что это не просто мастерские, а единственное в стране производство по выпуску «Муромцев», то сразу возникает вопрос, кому это нужно! Поэтому я спокойно пожму и, кстати, при прощании действительно пожал руки жандармским офицерам, вызвав этим жестом явное удивление последних. Вот снова забыл их имена и фамилии. Или они так представлялись, чтобы я не обратил на это никакого внимания? Ну и ладно.

В гостинице как раз Михаил объявился. Сразу наседать с расспросами не буду, пусть приведёт себя в порядок, потом спустимся в ресторан пообедать… То есть поужинать! Что-то я с этими размышлениями и разговорами совсем потерялся и про обед забыл. Да и какой обед, если я с самого утра из полицейского участка не вылезал. Хорошо хоть перекусить успел. Тот перекус никак полноценным обедом не назовёшь. И к тому доктору я больше не пойду, потому что не хочется его в неудобное положение своим визитом ставить. Он же тоже свой гражданский долг выполнял. И я его прекрасно понимаю, потому и придётся поискать другого. Или не придётся, вдруг перевязки больше не понадобятся, а рана… А рана сама заживёт.

Утро начал с посещения аэродрома, посмотрел, как производятся работы на самолёте. Судя по всему, ещё день-другой и их закончат. Наконец-то можно будет начинать осваивать самолёт. А то всё на земле да на земле, пора бы и в небо подняться, посмотреть, на что он способен. Вдруг удастся ещё что-то сделать, пока мастерские под боком?

Михаил остался, а я отправился зализывать раны. Не срослось. Потому как перехватил посыльный.

Пришлось возвращаться в заводоуправление, разговаривать с Игорем Ивановичем, вытерпеть бурную восторженную речь в свой адрес. В довершение был вынужден посетить кабинет Шидловского. На счастье, здесь обошёлся лёгким рукопожатием, и всё. Потому как рука болит и на перевязи висит у всех на виду. Боевое ранение, слов нет. Правда, пообещали отблагодарить за проявленное мужество, но позже. Потом, как я понимаю. Половину. Ну-ну. Меня бы устроило небольшое денежное вознаграждение, потому как на командировочные особо не разгуляешься, саквояж мой не бездонный, а денежное содержание офицера не настолько велико, чтобы можно было не оглядываться на повседневные траты. Да и нет давно того денежного содержания.

Откланялся и покинул территорию завода. Пора пообедать и нанести визит Котельникову. Пора знакомиться лично…

Исполнить задуманное после обеда помешала рука. Рану начало сильно дёргать, пришлось вернуться к себе в номер, спокойно полежать какое-то время.

Чертыхнулся про себя на раздавшийся стук в дверь, поднялся на ноги с кровати, придерживая левой рукой больную правую, пошёл открывать. Ба-а, мой вчерашний доктор. Ему-то что здесь понадобилось? Посторонился, отшагнул, пропуская внутрь визитёра.

– Прошу прощения за визит, молодой человек. На перевязку я вас так и не дождался, из чего сделал для себя вывод, что вы или не приняли во внимание мои слова об обязательном утреннем посещении моего кабинета, или обиделись за моё сообщение о вас в полицию. Я прав? – развернулся ко мне доктор.

Придерживаю руку, так оно вроде бы не сильно дёргает, соображаю, что ответить. Пока соображал, доктор не выдержал и продолжил:

– Что, болит? Присядьте вот сюда и покажите, что там у вас с раной. И постарайтесь меня понять. Рана у вас огнестрельная, требует немедленного оповещения полиции.

– Доктор, всё я понимаю. Но какая может быть перевязка, если меня с самого утра по полицейским участкам и жандармам затаскали? – не выдержал и всё-таки уколол визитёра. Мелко? Может быть, зато сразу же легче стало и руку вроде бы как даже меньше дёргает.

– Но ведь отпустили? Получается, вины на вас нет, а это главное. Голубчик, не стойте, присаживайтесь к столу. Я же вижу, как вы морщитесь и за руку держитесь. Болит? Вам сейчас покой требуется и рану никоим образом нельзя тревожить. Вроде бы и пустяк, а какое-то время требуется отлежаться, – журчит успокаивающий голос, тихонько позвякивают на стерильной салфетке раскладываемые медицинские инструменты. Запахло спиртом. – Успокоились? Тогда прошу вот сюда, на этот стул. И, право слово, простите старика. Никак нельзя было по-другому.

– Доктор, да нормально всё. Понимаю вас.

– Понимает он, видите ли. А мне, старому, пришлось всё бросить. И кабинет, и пациентов. И самому тащиться через полгорода. А я уже не в том возрасте, мне такие нагрузки противопоказаны, – тут же забурчал доктор.

А не зря ли я его простил? И какие такие полгорода? Здесь же всего квартал с небольшим пройти нужно? Ладно, пусть бурчит, зато дело делает. А за визит ему всё же огромное спасибо, какие бы мотивы им ни двигали. Рука-то действительно сильно разболелась…

Глава 3

Этим вечером так никуда и не поехал, хотя и собирался. Хитрить и оправдываться сам перед собой не стал, не поехал, потому как я тоже не из железа сделан и просто устал. Вот так вот. Устал. Можно было сослаться на больную руку, но это уже будет лишним, хотя причина тоже очень уважительная.