Читать книгу "Я – Элтон Джон. Вечеринка длиной в жизнь - Элтон Джон"

Но нам доводилось выступать и в очень странных заведениях. Помню, например, одно место в Харлсдене, которое явно было не клубом, а чьей-то гостиной; и еще одно в Спиталфилдсе – по причине, до сих пор мне не ясной, вместо сцены там был боксерский ринг. Мы часто играли в клубах чернокожих, что, возможно, могло кого-то испугать – кучка белых парней из пригородов Лондона пытается играть черную музыку перед чернокожей аудиторией. Но почему-то все проходило отлично. Для начала, музыка аудитории нравилась. И к тому же, если ты подростком трижды в неделю наяривал Roll Out the Barrel перед завсегдатаями паба в «Нортвуд Хиллз», пока они методично колошматили друг друга, тебя так просто не испугать.

Говоря по правде, лишь однажды мне стало не по себе – в Баллоке, неподалеку от Глазго. Оказавшись на месте, мы обнаружили сцену трехметровой высоты. Быстро выяснилось, что это ради безопасности, иначе зрители попытаются залезть наверх и укокошить музыкантов. Поскольку этого удовольствия их лишили, им оставалось только яростно колошматить друг друга. Ввалившись в зал, они сразу выстроились в две линии. Наша первая нота, очевидно, была явно согласованным сигналом к началу развлечения: в воздух немедленно полетели полулитровые пивные кружки, и началась потасовка. В общем, это был не концерт, а битва под аккомпанемент рок-энд-блюза. Субботний вечер в «Нортвуд Хиллз» по сравнению с этим побоищем больше напоминал открытие сессии британского парламента.

Мы играли по два концерта за вечер почти каждый день, а иногда и больше, если пытались подработать собственными выступлениями. Однажды в субботу по графику Роя мы выступали в два часа дня в Клубе американских услуг в Ланкастер-Гейт, потом погрузились в фургон и рванули в Бирмингем, где отыграли два концерта в «Ритц» и «Плаза». Потом опять фургон, возвращение в Лондон и выступление в клубе Каунта Сакла[55] «Кью» в Паддингтоне. Это был очень продвинутый клуб для чернокожих, где играли соул и ска; одно из первых заведений Лондона, куда приезжали артисты не только из Штатов, но и с островов Вест-Индии. Но, по правде говоря, в ту ночь мне больше всего запомнился не феерический коктейль из американской и ямайской музыки, а стойка с едой и фантастически вкусной корнишской выпечкой. Даже у самого преданного фаната музыки приоритеты меняются, когда на улице шесть утра и ты умираешь от голода.

Иногда Рой Темпест совершал катастрофические ошибки. Например, привез The Ink Spots, очевидно, пребывая в уверенности, что раз это чернокожие американцы, то поют они соул. Но эта группа была из абсолютно иной эпохи, до рок-н-ролльной, и работала она в стиле многоголосья. Они спели «Шепот травы», потом начали «Назад, во двор у дома» – и зрители просто испарились. Песни сами по себе чудесные, но парни в соул-клубе ждали совсем иного. Невыносимо было смотреть, как публика покидает зал. К счастью, в Манчестере, в «Твистед Уил», выступление прошло совсем по-другому – там зрители оказались настоящими меломанами, действительно разбирались в истории черной музыки, и группу приняли на ура – даже притащили пластинки родителей, чтобы музыканты на них расписались. А после концерта подняли участников группы на руки и совершили вокруг клуба несколько кругов почета. Можно много говорить о крутизне «свингующего Лондона» в середине шестидесятых, но эти ребята в «Твистед Уил» оказались куда более чуткими, знающими и чувствующими музыку – и, на мой взгляд, самыми крутыми в этой стране.

По правде говоря, меня нисколько не расстраивали ни низкая плата, ни огромная нагрузка, ни неудачные выступления. Главное – моя мечта сбылась. Я играл с музыкантами, чьи записи коллекционировал. Больше всех мне нравился Билли Стюарт, потрясающий парень из Вашингтона. Он работал с лейблом «Чесс Рекордз» и был замечательным певцом. Лишний вес Билли превратил в своего рода «фишку» – смысл его песен обычно сводился к одной идее: «она говорит, я самый прекрасный, что в толстого парня она влюблена». О его взрывном темпераменте слагали легенды – ходили слухи, что, когда однажды секретарша в «Чесс» слишком долго мариновала его в приемной, Билли в ярости выхватил пистолет и отстрелил дверную ручку. Мочевой пузырь у него тоже был легендарный, в чем мы очень скоро убедились. Если Билли требовалось справить малую нужду и он просил остановить фургон, можно было сразу отменять все планы на вечер, потому что ждать его приходилось часами. Звуки из кустов доносились невероятные: как будто кто-то наполняет плавательный бассейн из пожарного шланга.

Выступать с этими людьми было жутковато не только потому, что некоторые из них, по слухам, в горячке хватались за пистолет. Большой талант всегда вызывает нечто вроде благоговейного ужаса. Для меня это была великая школа. И дело не только в удивительных вокальных данных – эти люди обладали фантастическим умением зажигать публику. То, как они двигались, что говорили между исполнением песен, как владели вниманием аудитории, как одевались – во всем был неповторимый стиль и размах. Иногда это проявлялось в своеобразных причудах – например, Патти Лабелль почему-то всегда настаивала, чтобы на каждом концерте исполнялась одна из версии композиции «Дэнни Бой». Один час наблюдения за их поведением на сцене становился уроком актерского мастерства. И я поверить не мог, как относятся у нас к этим культовым личностям. У них были грандиозные американские хиты. И британские белые поп-звезды крали у них песни, делали каверы, после чего неизбежно становились более знаменитыми. Самыми активными «воришками» были Уэйн Фонтана[56] и его бэк-группа The Mindbenders – они перепели Um Um Um Um Um Um Мэйджора Лэнса и A Groovy Kind of Love Патти Лабелль и заработали на этом куда больше денег, чем первые исполнители. Песня Билли Стюарта Sitting in the Park провалилась, а Джорджи Фэйм[57] сделал из нее хит. Это, по понятным причинам, сильно расстраивало тех, кто писал песни и пел их первым. И насколько сильно, я понял после одного случая. В клубе «Рики-Тик» в Уиндзоре, когда Билли Стюарт исполнял Sitting in the Park, кто-то из «модов» издевательским тоном выкрикнул: «Хотим Джорджи Фэйма!» Никогда прежде не видел, чтобы человек с таким весом, как у Билли, двигался настолько быстро – он спрыгнул со сцены и бросился к обидчику. Бедный парнишка бежал из зала в страхе за свою жизнь. Еще бы! Каждый перепугается, если на него внезапно попрет соул-певец весом двести сорок килограммов, к тому же любитель пострелять.

В марте 1966 года «Блюзология» выдвинулась в Гамбург – сначала на пароме, затем на поезде. Нам предстояло выступать в клубе «Топ Тен» на улице Репербан. Легендарный клуб, один из тех, где играли «Битлз» еще до того, как стали знаменитыми. Они жили в мансарде над клубом и выпустили тогда свой первый сингл с Тони Шериданом[58]. Это было пять лет назад, и с тех пор ничего не изменилось. Музыкантов по-прежнему размещали в мансарде, на Репербан все так же работали публичные дома с девочками в витринах, играть в клубе полагалось пять часов, меняясь с другой группой – час мы, час они; посетители тем временем заходили, уходили, приходили другие. Легко было представить, что «Битлз» вели здесь точно такую же жизнь, там более что простыни в мансарде выглядели так, будто их не меняли со времен Джона и Пола.