Читать книгу "Лунная дорога в никуда - Людмила Мартова"

– Вы что, миллионер? – спросила «Лиза из Газпрома», как про себя назвал ее Макаров.

– Да, – спокойно ответил американец. – Но в этом, надо признаться, нет моей заслуги. Мне просто повезло.

Дождь за окном припустил с новой силой. Косые струи били в стекла террасы с такой силой, что удары гулом отдавались даже в каминном зале. Снаружи не видно ни зги, казалось, небо, плача, упало на землю и теперь и лежало ничком, не в силах подняться. В жарко натопленном зале было уютно и безопасно, но Макарова внезапно бросило в озноб только от одной мысли о бушующей за окном непогоде. Ураган надвигается, что ли?

– А сюда вы зачем приехали? – Анна задала Сэму новый вопрос, и Макаров вдруг почувствовал, что страшно устал от всех этих ненужных ему подробностей чужой жизни. – Из любви к путешествиям?

– Не совсем. – Голдберг откинулся на спинку своего кресла, снова поиграл с часами, которые, казалось, притягивали к себе все взгляды. Хорошо еще, что люди в усадьбе собрались приличные, на золотую цацку с драгоценными камнями вряд ли позарятся. – Видите ли, я приехал в Россию, чтобы найти своего ребенка.

– Как это? – не понял китаист Илья. – Ваша Дженни что, в Россию перебралась? И вы решили восстановить с ней отношения на старости лет?

– Нет, к Дженни это не имеет ни малейшего отношения, – покачал головой американец. – Так получилось, что у меня есть еще один ребенок.

Ему снова удалось привлечь внимание аудитории, которая, казалось, забыла о том, что другие участники тоже ждут своей очереди рассказать о себе. Несмотря на то что Сэм не разыгрывал никаких сцен, а просто говорил, сидя на сцене, аудиторию он держал намертво, словно упиваясь своим неожиданным артистическим успехом.

Он рассказал, как в восьмидесятом году прошлого века, вскоре после рождения дочери, поехал на родину, в Советский Союз, – повидать оставшихся там друзей, которых не видел девять лет. Причиной его отъезда стало рождение Дженни. Плачущий по ночам ребенок, который занимал все мысли Клэр, изрядно утомил никогда не мечтавшего об отцовстве Сэма, а потому мысль о возможном отпуске приходила ему в голову все чаще. Поводом же для поездки оказалась Олимпиада-80, проходившая в Москве. Американский гражданин Сэм Голдберг не вызвал подозрений у советских властей и с уехавшим в Израиль Семеном Голдбергом никак не ассоциировался. Визу ему дали быстро, и летом восьмидесятого он оказался в Москве.

– Там я встретил единственную в моей жизни любовь, – рассказывал Сэм.

Отсветы бушующего в камине пламени ложились на его лицо, которое словно молодело на глазах. Морщины, неизбежные к семидесяти годам, словно разглаживались, съедаемые огнем – тем, что, похоже, бушевал сейчас в груди американца.

– Мы провели вместе всего три дня. Три дня и две ночи, а потом расстались навсегда. За связи с иностранцами тогда если и не наказывали сурово, как за четверть века до этого, но все равно по головке не гладили. Она была студенткой, я не запомнил какого института. Я даже не знал ее настоящего имени. Она представилась как Жаворонок, так я ее и звал. В наше последнее утро я умолял ее не уходить. Тогда она спросила, готов ли я жениться на ней и увезти с собой, в Америку. Что я мог ей ответить кроме правды? В Америке у меня были жена и дочь. Благодаря Клэр я получил гражданство, а ее отец дал мне работу. Дело даже не в том, что я не был готов всего этого лишиться. Я так потерял от Жаворонка голову, что в тот момент согласился бы на любое безумство, но с маленькой оговоркой, – если бы это касалось только меня. Но моя готовность поменять жизнь, отказаться от всего, к чему я так долго шел, взамен на настоящую любовь, касалась еще и Клэр. Я не мог нарушить данное самому себе слово не совершать в отношении ее подлостей, а потому в то злосчастное утро я только отрицательно покачал головой.

– И что было дальше? – с волнением в голосе спросила менеджер Даша.

Как успел заметить Макаров, натурой она была явно романтической, иначе не волновалась бы так из-за пошлого, по своей сути, рассказа о краткосрочной интрижке, которую сейчас богатый американец укутывал романтическим флером. Измена есть измена, как ты ее ни назови.

Он не подозревал Сэма в осознанном желании приукрасить прошлое. Спустя годы многое видится в совершенно ином свете, и человеческая природа такова, что в нашей памяти чувства сохраняются возвышенными, отношения идеализированными, а объяснения самых низменных поступков – достойными и заслуживающими сострадания.

Сейчас пожилой мужчина был совершенно искренним, описывая свою несостоявшуюся любовь, но в то же время никакого сострадания к нему Макаров не испытывал, а в самой истории видел лишь низменные порывы – желание приехавшего в Москву мужчины, вырвавшегося от жены и маленькой дочери, которых он не любил, оторваться на полную катушку и взять от подвернувшегося «случая» по максимуму, чтобы было потом что вспомнить.

– Ничего. – Сэм пожал плечами, в очередной раз повернув в руках свои весьма ценные часы. – Она встала и ушла. Из моего номера в отеле и из моей жизни.

– Тогда с чего вы взяли, что у вас есть в России ребенок? – Этот вопрос задала Настя, и Макаров, в который уже раз, удивился странной горячности в ее голосе. Прежде он считал девушку своего друга особой уравновешенной и немного сонной, а тут надо же, как ее увлекла история совершенно случайного человека. Или и впрямь все женщины одинаковы?

– Года через три после того, как я вернулся домой, в Нью-Йорк, я неожиданно получил письмо, – медленно сказал Сэм. – Судя по штемпелю, оно было отправлено из одного из отелей, потом, когда я начал искать, узнал, что именно там жили ученые, приехавшие на международный симпозиум по психологии. В конверте была короткая записка о том, что, пользуясь оказией, этот человек передает мне письмо от женщины, которую я знаю как Жаворонка. Послание оказалось короткое. Она писала, что живет хорошо, но след, оставленный нашей встречей, оказался гораздо глубже, чем она думала. Она так и не смогла меня забыть и, кроме того, воспитывает нашего общего ребенка, которому уже исполнилось три года. Она смогла закончить институт, но уехала обратно в провинцию, откуда была родом. И еще она написала, что ни о чем не жалеет.

– У нее что, был ваш адрес?

– Да, я давал ей свой адрес, вернее, он был указан на регистрационном листочке, который мы все заполняли в гостинице. Она попросила разрешения переписать.

– Экий вы беспечный, если бы она заявилась к вам домой, что бы вы тогда сказали Клэр? – с усмешкой спросил Илья.

Голдберг снова покачал головой.

– Молодой человек, это сейчас мир стал совершенно стеклянным и вас могут найти на другом конце земного шара даже без всякого адреса. Тогда мне совершенно ничего не угрожало. Ваша страна жила за железным занавесом, и никто даже представить себе не мог, что когда-нибудь это изменится. Нет, уезжая из Москвы, я был убежден, что никогда больше не увижу Жаворонка. Так оно и вышло. В том письме она ни о чем не просила. Просто хотела, чтобы я знал, что стал отцом во второй раз.