Читать книгу "Группа специального назначения - Александр Тамоников"

— Желаю удачи, товарищи офицеры. — Берия забрал со стола фуражку и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, все дружно выдохнули. Со лба Сосновского покатились крупные капли пота.

— Перенапряглись вы что-то, товарищи, — сдержанно усмехнулся Платов. — Я боялся, что вы лопнете…

Глава четвертая

На свободе было непривычно: кружилась голова, и творилось в ней что-то неправильное — то, как змеи в клубке, ворошились мысли, то воцарялась пустота без признаков всякой активности.

Поезд, замедляясь, подходил к станции. Пассажиры выносили вещи из купе, шумно разговаривали. Хныкала маленькая девочка с забавными косичками, терла кулачками заспанные глаза.

Максим стоял в проходе с вещмешком на плече. Пришлось посторониться — крепкий дядя, страдающий одышкой, волок по проходу тяжелый чемодан.

Город Берестов, по меркам Белоруссии, был крупным, но очень компактным. Добротные каменные дома, интересная архитектура. Испокон веков он принадлежал Российской империи, недолгое время был столицей Полесского воеводства Польши, а осенью 1939-го снова вернулся на «родные хлеба», став приграничным советским городом. Здесь жили русские, евреи, белорусы, немцы, поляки — смешалось множество культур и обычаев.

За пределами железнодорожного полотна кипела городская жизнь — десять утра, все давно проснулись. Дымили трубы. До присоединения к СССР здесь работали мелкие частные предприятия, теперь открывались крупные фабрики, строились мосты, дороги. Поезд прибыл на станцию, в окнах замелькали составы, стоящие на запасных путях. Пассажирский подавали на третий путь — дольше плутать, но меньше патрулей. Документы имелись временные, только добраться до места, тщательную проверку они бы не прошли. Некое гражданское лицо, инженер, направляется в командировку из столицы на местный завод тракторных агрегатов. Лицо по определению подозрительное — особенно в сложное время и в приграничной зоне.

Кто-то снова тащил чемоданы, Максима задели, заныло незаживающее плечо — истязатели в застенках перестарались, выворачивая руки.

Над головой состава показался шпиль вокзала. Шелестов оторвался от поручней, побрел к выходу из вагона. В спину пристроилась шумная ватага с чемоданами и баулами. За товарищей он не беспокоился — у каждого свои мозги. Двое ехали в этом же составе, но в других вагонах. Буторин должен был прибыть ночью, наверняка уже прибыл. Всех снабдили документами, деньгами, инструкциями.

Двое с половиной суток после незабываемой беседы с наркомом они провели в лесу на охраняемой даче. Это действительно была дача — пусть и ведомственная. Разум отказывался воспринимать происходящее. Но что было, то было. У каждого отдельная комната с кроватью, свой гардероб, средства личной гигиены. Небольшой холл, куда подавали еду на всю компанию. В сад выходила терраса, на ней разрешалось появляться, а также совершать прогулки в окрестностях. Стопка свежих газет, папка с грифом «Секретно» о последних событиях в стране и мире, особенно в пограничных областях — только факты, никакого пропагандистского налета. Это было важно — в одиночных камерах ликбез не проводили.

Охрана глаза не мозолила, курсировала за оградой. Убирала дачу и подавала еду статная женщина по имени Валентина — ей тоже прекрасно удавалось создавать иллюзию своей непричастности к органам. Дважды приходил врач, осматривал их, что-то записывал, выдавал пилюли и микстуры.

Кормили на убой, была даже выпивка — русская водка, сладкое грузинское вино. Сначала держались сдержанно, с подозрением посматривали друг на друга, лишних слов не говорили. После выпивки и сытного ужина наступало расслабление, они выходили в сад, рассказывали о себе.

Шелестов присматривался к людям, мысленно делал заключения. Буторин — степенный, мрачноватый. Коган — сдержанный, но любит язвить. Сосновский — побитый жизнью, но сохранил способность удивляться, какую-то непосредственность, свойственную молодым людям. Все — профессионалы до мозга костей, обладали нужными качествами, никогда не сдавали коллег и товарищей — и в этом плане Платов с Берией не прогадали.

Подпивший Сосновский расслабился, помянул о стоячем карцере, в котором провел без малого сутки, а потом об аналогичном — но в полной темноте. Коган вспомнил, как его без одежды посадили на раскаленный котел кочегарки — все зажило, но воспоминания остались. Буторин рассказал, как отплясывал в специально оборудованной комнате — пол железный, этажом ниже — котел, который жарит на полную катушку. Пол раскаляется, стоять невозможно, а ты босой, вот и приходится выкидывать коленца, танцевать до полного изнеможения. А за дверью хихикают помощники следователя, иногда спрашивают, не хочет ли враг народа что-нибудь подписать.

В следственной тюрьме в Варсонофьевском переулке Шелестов по утрам выносил свою парашу. Дорога проходила мимо помещения для исполнителей приговоров. Там всегда находились люди в форме, курили, что-то жевали, почти не разговаривали. У всех — серые лица, будто сами уже мертвецы, из помещения постоянно тянуло сивухой — невозможно без спиртного людям столь трудной профессии… Лучше не задумываться, что происходит в стране, зачем нужны все эти «посадки», пытки, повальные расстрелы. Много врагов у Советской власти, зачастую органы не могут остановиться: страдают невиновные, а главное, преданные до мозга костей делу Ленина — Сталина.

«Что нами движет? — задумывался Максим. — Служили верой-правдой, пострадали безвинно, а теперь опять в строй — да не просто так, а в особую группу, курируемую лично Берией».

Шелестов видел, что люди готовы работать с полной отдачей. Страх расплаты — за себя, за близких? Но пока сидели, давно простились с жизнью, смирились с участью. Любовь к Родине? Да, не без этого (Родина — это ведь не только тюрьмы и лагеря), но основной мотив, пожалуй, в другом. Офицерская честь, чувство долга, ответственность, верность присяге — это, пожалуй, главное, что мотивировало людей…

Когда он спрыгнул на перрон, закружилась голова. В теле еще сохранялась слабость. Вдалеке маячил патруль, встречаться с которым не хотелось. Он слился с шумным семейством, а еще удачно подвернулась бабушка, у которой он отобрал тяжелую сумку и поволок по перрону. Она, довольная, семенила следом, наступала на пятки и бормотала слова благодарности.

К зданию станции Максим не пошел, пролез под составом и отправился назад, к депо. Там слился с мастеровым народом. Вышел на улицу Октябрьскую, постоял в короткой очереди у киоска, купил кулек карамели, двинулся по тротуару в южном направлении.

План города он держал в памяти. Шел и удивлялся. Если бы не редкие патрули, то перед глазами текла привычная мирная жизнь, не чувствовалось никакой напряженности. Войска дислоцированы в глубине территории, только на Буге небольшие заслоны, плюс гарнизон крепости… В городе работали предприятия, включенные в плановую социалистическую экономику. Работали магазины — продуктовые, промтоварные. У здания бывшего католического костела разгружали грузовик со стройматериалами — двухтонный «ГАЗ ААА» повышенной проходимости. У стационарного милицейского поста курили опрятно одетые блюстители социалистической законности. По проезжей части шли полуторки, «эмки». Протащился «ГАЗ-4» — укороченная версия «ГАЗ АА». Горделиво пропылил новый «ГАЗ-61» — похожий на «эмку», но уже вездеход, способный брать водные преграды.