Читать книгу "Цветок цикория. Книга 1. Облачный бык - Оксана Демченко"

– Ваше имя на время работы – Юна, полное – Юлиана. Обращайтесь к собеседникам на «вы» и ведите себя, как пансионная барышня. Переодеться сможете в купе, нам ехать до ближней станции, поезд через десять минут. Вас будут отслеживать от имения, если не от вокзала. Ваше дело – не замечать слежку, вы ведь неопытны. А после, когда они проявят себя, бежать и паниковать. Мне важно понять, кто станет вас преследовать, чтобы позже выведать цели и заказчиков слежки. Дело может занять и час, и день. Что важно? Придерживайтесь плана. Большинству заинтересованных Юна нужна живой, но есть одна сила, которая способна пойти на убийство. Уверен, если и попробуют, строго после проверки личности, с близкого расстояния, а не из засады. На этот крайний случай допускаю применение оружия, оно…

– При мне. Сколько ей лет?

– Двадцать один… или два? Странно, я как будто позабыл о ее возрасте. Парик и шляпка, платье и сумочка – сходства будет достаточно. Еще вопросы?

– Оговорен найм на один день. Если дело затянется, вина ваша. Оплату придется повторить. Скидок не делаю, торг – не мое.

На край стола легла телеграмма: «500 чисто тчк». Значит, деньги по найму получены доверенным лицом Лёли. Официант поклонился Якову, подал куртку: уже понял, что гость уходит. Лёля убрала телеграмму в карман, встала. На миг задержалась, изучая передовицу «Ведомостей», и официант немедленно подал ей газету. Проводил до прихожей, помог надеть пальто. Тонкое, поношенное… Яков вышел на улицу первым и двинулся к вокзалу, прикидывая, как Лёля тратит деньги, ведь при ее репутации и опыте доход должен быть велик. Вероятно, есть семья, и там не все просто – деньги уходят без остатка. Спросить было бы интересно… У Лёли холодный и острый взгляд человека, которого жизнь никогда не пробовала гладить по шерсти – только против. Очень похожий взгляд был у юноши-Локки. И возраст. И отношение к деньгам.

– Не думай так много. У тебя аж мозги в затылке шевелятся, – Лёля догнала, зашагала рядом. – Но… согласна баш на баш. У меня, знаешь ли, вдруг появилось много вопросов. Вот первый. Чье кафе? Сыскари б удавились так ублажать. У них рожи в улыбку не складываются.

– Хозяева не потерпят огласки. Но если баш на баш? Хм… заманчиво.

– Тайнами не торгую. Для себя спросила.

– Верю. Кафе имеет отношение к ним, – Яков взглядом указал на «Ведомости», сложенные первой страницей вверх.

– Примерно так и думала, – кивнула Лёля.

– Я не слуга их дома. Но прямо теперь нашлось общее дело. Так, вот и наш вагон, – Яков показал билеты и подал руку, помогая Лёле подняться по ступенькам. Она, конечно, помощью не воспользовалась. – Первое купе. Одевайтесь, примеряйте имя и манеры.

Лёля с порога оглядела купе, вошла. Сразу проверила размер приготовленных для переодевания вещей. Кивнула – годятся. Прищурилась, изучая Якова с головы до пят.

– Ведь хотела удвоить, попахивало от дельца…

– Разве не удвоила?

– Один раз, – хмыкнула Лёля. Толкнула нанимателя вон из купе. – А надо было – дважды. Или трижды. Стой там и жуй свой вопрос. Я быстро.

Она переоделась действительно быстро, и вещи сели удачно. Кроме парика. Яков вошел в купе, закрыл дверь и помог поправить, а затем приколол булавками шляпку. Кажется, Лёля ничего не понимала в шляпках и булавках. Потому безропотно принимала помощь, наблюдая в зеркало за движениями рук.

– Я внимательно слушаю вас, господин Яков, – сказала Лёля тоном пансионной барышни, едва шляпка кокетливо и надёжно устроилась на парике. Голос прозвучал мягко, без издевки и нарочитости тона.

– Вот план имения, – Яков положил на стол тонкую кальку. – Из поезда выходишь… выходите одна. Берете извозчика, торгуетесь смущенно и неловко. Юна небогата и слегка манерна. Вот деньги. Попасть вам следует в имение «Домик сов». Юна была там всего-то раз, причем в сумерках, до рассвета. У нее не очень хорошее зрение. Может плохо помнить место, никто не удивится. Если у ворот имения вам встретится побирушка, подайте ей, Юна сердобольная. Если побирушка…

– Ясное дело. Метку на меня накинет, – хмыкнула Лёля.

– Скорее подарит предмет с готовой меткой. Цветок. Юна любит цветы, это известно… им. Кто бы они ни были. Далее. Надо пройти в дом и найти экономку, она назвалась Мартой. Вот портрет. С ней вы в безопасности. Дальнейший план сообщит она. Я встречу вас позже. До того момента вас страхуют три группы. Люди надежные, но следуйте плану в точности. И постарайтесь не применять оружие, разрушая всю затею.

– Поняла. Зачем Юна вернулась в имение?

– Якобы забыли сумку. Марта дала телеграмму на вокзал, позвонила в жандармерию и вообще преизрядно посуетилась. Кое-кто оплатил её усердие.

Поезд набрал ход и запыхтел, застучал дробно. Лёля глядела в окно и щурилась. Левой ладонью тихонько повторяла ритм колес…

– Юна важна самим Ин Тарри? Завидую, – Лёля, не отворачиваясь от окна, подмигнула отражению лица Якова. – Так прикрывают девку. Она из знатных?

– Нет. Ин Тарри в деле косвенно. Юна важна мне. Все ее достояние, пожалуй, меньше вашего сегодняшнего наемного договора. Вы рискуете жизнью, так что вот вам еще одна тайна: у нее дар, это и есть причина охоты на Юну.

– Живка? – Лёля презрительно поморщилась.

– Гораздо более редкий и трудный дар. Я говорю больше, чем должен. Это не щедрость, а расчет. Мне намекали, что вы понимаете в делах храмового сыска. Я хотел бы нанять вас повторно для консультации по теме так называемой суровой нитки.

– Намекаете, что я ценна?

– Да.

– Дороговато встанет. Ин Тарри мне противны ровно так, как и храм. Темнил терплю с трудом, а вы темнила из самых злостных. То есть, – Лёля отвернулась от окна и прямо глянула на Якова, – утрою.

– Договорились.

– Трепло. Вот чую, трепло… и сдашь меня, тоже чую.

– Я не сдаю своих людей. Очень старое правило. Лёля, еще раз прошу убегать и паниковать, а не калечить злодеев или ловко сбрасывать хвост. Таковы условия найма.

– Уже поняла.

– У меня осталось право на два вопроса. Верно? – Яков дождался кивка. – Они странные. Первый. Вы цените свою жизнь? Второй. Я так понимаю, у вас есть семья или хотя бы близкие люди, кровно вам не родственные. Вот вопрос: вы цените их больше своей жизни или такое сравнение недопустимо?

Лёля кивнула, принимая вопросы, и надолго замолчала. Яков тоже притих, даже прикрыл глаза. Вопросы были старые и болезненные. Возможность разрешить их выползок ампутировал вместе с жизнью человека-Локки. Именно так – в качестве операции, проведенной неопытным, паникующим хирургом – Яков видел произошедшее. И нынешнюю свою боль полагал фантомной. Давным-давно нет в мире Локки, нет и его названого брата Йена. Ничего нельзя вернуть и исправить… но есть боль, она не унимается. Эта старая боль делает выползка получеловеком, духовным инвалидом.

Три дня назад регент княжества Иньеса согласилась на телефонный разговор с незнакомым ей господином Локкером. Княгиня лично – такова была просьба ее бывшего супруга – зачитала текст из дневника Крысолова Йена. Сообщила, что на полях есть надпись, которую со старотенгойского можно перевести как «Оборотень не мог уйти, не оглянувшись. Я в него верю». Княгиня так и прочла – «оборотень». Хотя, нет сомнений, в исходнике значилось имя: Локки или Локко. В тенгойском все существительные пишутся с большой буквы, это правило мешает отличить прозвище от обозначения, если перед ним нет признака имени. А Йен не стал бы в дневнике придерживаться формальных правил.