Читать книгу "Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан"

Трехлетняя осада, приближавшаяся в рассматриваемое время к концу, изобилует блестящими подвигами точно так же, как менее видными, но более трудными доказательствами стойкости и выносливости гарнизона. Как долго мог бы последний еще держаться, сказать трудно, ввиду успешного противодействия английских морских сил попыткам союзников перерезать морские коммуникации крепости; но кажется вероятным, что последняя должна была либо пасть под ударами главных сил врага, либо не пасть совсем, так как возраставшее истощение воюющих сторон предсказывало близкое окончание войны. В связи с этим Испания умножала свои усилия и военную изобретательность, между тем как известия об этом и о приближавшемся решительном столкновении привлекали на арену его волонтеров и именитых людей со всех сторон Европы. Два принца французской ветви дома Бурбонов своим прибытием придали приближавшейся драме еще больший театральный интерес. Присутствие принцев королевской крови требовалось для украшения блестящей катастрофы, ибо осаждавшие горячо ожидали удовлетворительной dénouement (развязки) со всей уверенностью драматурга.

Кроме укреплений на перешейке, который соединяет Скалу с материком и где теперь были поставлены триста орудий, главная надежда нападавших возлагалась на десять плавучих батарей, неуязвимых для картечи и зажигательных снарядов; на них было сто пятьдесят четыре тяжелых орудия. Батареи эти должны были встать на якорь, в тесной линии, вытянутой с севера на юг, вдоль западного фаса укреплений, примерно в девятистах ярдах от него. Их должны были поддерживать сорок канонерок и столько же бомбардирских судов, кроме усилий линейных кораблей прикрыть атаку и отвлечь гарнизон. Было доставлено двенадцать тысяч французских солдат для подкрепления испанцев в большом штурме, к которому должны были приступить, после того как бомбардировка достаточно разрушит крепость и деморализует ее защитников. В это время последние насчитывали в своих рядах семь тысяч человек, а у их сухопутных противников было тридцать три тысячи человек.

Последний акт был открыт англичанами. В семь часов утра 8 сентября 1782 г. командующий генерал Эллиот открыл жестокий и в высшей степени эффективный огонь по веркам на перешейке. Достигнув своей цели, он остановился, но на следующее утро неприятель поднял перчатку и в течение четырех дней непрерывно обстреливал укрепления, выпуская только из орудий, установленных на перешейке, шесть тысяч пятьсот сплошных ядер и тысячу сто бомб каждые двадцать четыре часа. Так приблизилась великая заключительная сцена 13 сентября. В семь часов утра этого дня десять батарейных кораблей отдали швартовы, на которых они стояли у входа в бухту, и спустились к назначенным им местам. Между девятью и десятью часами они стали на якорь и тотчас же открыли ураганный огонь. Осажденные отвечали с одинаковым ожесточением. Батарейные корабли вначале брали перевес и в течение нескольких часов оправдывали возлагавшиеся на них надежды: снаряды не пробивали их бортов или даже скользили по ним, «а автоматические аппараты для тушения огня сводили на нет действие каленых ядер.

Однако около двух часов показался дым на корабле главнокомандующего и, несмотря на все попытки сбить огонь, распространение его продолжалось. Такое же несчастье постигло и другие корабли; к вечеру огонь осажденных достиг уже заметного превосходства, и к часу пополуночи большая часть батарейных кораблей была охвачена пламенем. Их затруднительное положение ухудшалось еще действиями морского офицера, командовавшего английскими канонерками и занявшего теперь пост на фланге линии: он громил ее с весьма действительными результатами, чего испанские канонерки не должны бы были допустить. В конце концов, девять или десять батарейных кораблей взорвались, причем погибло около тысячи пятисот человек и около четырехсот едва были спасены из огня английскими моряками. Десятый корабль был абордирован и зажжен английскими шлюпками. Надежды атакующих погибли с этой неудачей батарейных кораблей.

Теперь осталась только надежда принудить гарнизон к сдаче голодом, и к ней-то и обратились союзные флоты. Известно было, что лорд Гоу был на пути в Гибралтар с большим флотом из тридцати четырех линейных кораблей, не считая тендеров. 10 октября сильный западный шторм нанес повреждения некоторым союзным кораблям, пригнав один из них к берегу, под огонь батарей Гибралтара, после чего он сдался. На следующий день показалась эскадра Гоу, и транспорты имели превосходный случай стать безопасно на якорь; но этот случай, по беспечности их, был упущен всеми, кроме четырех. Остальные прошли с военными кораблями к востоку, в Средиземное море. Союзники последовали за ними 13-го, но, хотя оказавшись, таким образом, между портом и силами, шедшими ему на помощь, и не обремененные, подобно последним, тендерами, они все-таки ухитрились позволить почти всем транспортам проскользнуть мимо них и стать благополучно на якорь. Не только провиант и боеприпасы, но и отряды войск, привезенные военными кораблями, были спокойно доставлены на берег. 19-го числа английский флот прошел обратно через пролив с восточным ветром, потратив на исполнение всей своей миссии всего неделю времени и обезопасив Гибралтар еще на целый год. Союзные флоты последовали за ним, и 20-го числа состоялось сражение на дальней дистанции, так как союзники, хотя и бывшие на ветре, не захотели подойти ближе. Число кораблей, участвовавших в этом великолепном спектакле – заключительной сцене великой европейской драмы и эпилоге успешной обороны Гибралтара, – было восемьдесят три: сорок девять союзных и тридцать четыре английских. Из первых только тридцать три вступили в бой, но поскольку и худшие ходоки, вероятно, успели бы принять участие в общей схватке, то лорд Гоу был, надо думать, прав, уклоняясь, насколько от него зависело, от боя, на котором союзники не слишком горячо настаивали.

Таковы были результаты этой великой борьбы в европейских морях, отмеченной со стороны союзников усилиями – гигантскими по размерам, но разрозненными и вялыми по исполнению. Англия, которую противники сильно превосходили численностью флота, выказала большую целеустремленность, высокое мужество и мореходное искусство; но едва ли можно сказать, что военные замыслы ее советов и кабинетное управление ее морскими силами были достойны искусства и преданности отечеству ее моряков. В действительности неравенство шансов против нее не было даже приблизительно так велико, как то показывают грозные списки орудий и кораблей; и если можно простить первоначальные колебания, то последовавшие за объявлением войны годы нерешительности и пассивности союзников должны бы были обнаружить перед ней их слабость. Нежелание французов рисковать своими кораблями, так ясно высказанное д’Эстеном, де Грассом и де Гишеном, а также медлительность и несостоятельность испанцев должны бы были побудить Англию к продолжению ее исконной политики – уничтожению организованной силы неприятеля на воде. В действительности, и вероятно в силу необходимости, открытие каждой кампании заставало неприятелей разделенными – испанцев в Кадиксе, французов в Бресте[160]. Для блокады последних Англии следовало напрячь все свои силы; таким образом, она остановила бы в самом начале главный поток силы союзников и, зная точно, где был сосредоточен их флот, освободилась бы от той неопределенности, которая стесняла ее движения, как только этот флот приобретал свободу действий в открытом море. Стоя перед Брестом, английский флот был бы расположен между союзниками, через свои разведывательные суда он узнал бы о приближении испанцев задолго до того, как это могли бы знать французы; Англия имела бы тогда возможность противопоставить каждому союзнику в отдельности количественно и качественно сильнейший флот. Ветер, попутный для испанцев, запер бы их союзников в порту. Самыми блестящими примерами неумения Англии воспользоваться этим являются, во-первых, тот факт, что в марте месяце 1781 г. де Грассу было позволено беспрепятственно выйти в море, ибо превосходившим его английский флот, отплывший из Портсмута за девять дней до него, был задержан адмиралтейством у ирландских берегов[161], и, во-вторых, тот, что в конце этого года Кемпенфельд был послан задержать де Гишена с меньшими силами, чем у последнего, тогда как дома оставалось еще довольно кораблей для изменения положения в пользу Англии. Несколько кораблей были уже готовы ко времени отплытия Кемпенфельда, и тем не менее они не были призваны к участию в предприятии, имевшем столь непосредственное отношение к кампании Роднея. Упомянутые силы, при их соединении, уничтожили бы семнадцать кораблей де Гишена и конвоировавшиеся ими торговые суда с ценнейшим грузом.