Читать книгу "Бен-Гур - Льюис Уоллес"

Весь цирк взорвался ликованием, люди вскакивали на скамьи, крича что-то неразборчивое и размахивая руками. Те, кто смотрел на облако пыли, временами могли различить тело Мессалы, то под копытами сбившихся в один клубок лошадей, то под обломками колесниц. Он не шевелился; зрители решили, что он мертв, и обратили все свое внимание на победный финиш Бен-Гура. Они даже не заметили его искусный маневр, когда, легко натянув поводья слева, он коснулся колеса Мессалы концом окованной железом оси своей колесницы и сокрушил его. Но они увидели преображение этого человека, почувствовали торжество его духа, его героическую решимость, сумасшедшую энергию, когда он, взглядом, словом и жестом столь внезапно вдохновил свою четверку лошадей на этот отчаянный рывок. И какой рывок! Скорее он был похож на длинный прыжок львов, запряженных в неуклюжую повозку; казалось, что они летят, распластавшись над землей. Когда византиец и коринфянин едва достигли середины стены, Бен-Гур уже огибал первую мету.

Гонка была выиграна!

Консул поднялся со своего места; зрители уже охрипли от своих собственных криков; распорядитель игр сошел вниз и увенчал лаврами победителей.

Среди кулачных бойцов удача улыбнулась низколобому и рыжеволосому саксу[116]со столь устрашающим лицом, что он привлек к себе внимание Бен-Гура, признавшего в нем тренера, готовившего его в Риме к кулачным боям. Отведя взгляд от сакса, Бен-Гур посмотрел наверх, на балкон, где сидел Симонидис со своими гостями. Все они приветственно махали ему руками. Есфирь сидела на своем месте; но Айрас поднялась, улыбнулась ему и помахала своим сложенным веером – честь, столь же пьянящая, как и только что одержанная им победа. Ибо мы знаем, о читатель, что в случае победы Мессалы все эти знаки внимания достались бы ему.

Победители состязаний построились в колонну и под приветственные крики тысяч зрителей, прошли сквозь Триумфальные ворота.

Игры завершились.

Глава 15

Приглашение Айрас

Бен-Гур переправлялся через реку с Илдеримом; в полночь, как было условлено, они должны были уйти по той же дороге, по которой за тридцать часов до них уже отправился караван племени.

Шейх был счастлив; его предложения даров были воистину царскими; но Бен-Гур отверг все, говоря, что он доволен посрамлением своего врага. Однако щедрый шейх все не унимался.

– Подумай, – настаивал он, – о том, что ты для меня сделал. В каждом шатре вплоть до Акабы[117]и далее до самого океана, за водами Евфрата и до скифских морей пройдет слава о моей Мире и ее детях; те, кто будет воспевать ее, возвеличат меня. Люди забудут, что жизнь моя уже клонится к закату, все те воины, что сейчас пребывают без дела и без покровителя, придут ко мне, и будет их без счета. Ты не знаешь, что такое быть известным в пустыне, как я теперь известен. Говорю тебе, в торговле это даст неисчислимые выгоды и сделает меня неуязвимым для царей. О, клянусь мечом Соломона! Мои посланцы будут приняты самим цезарем и обретут его благосклонность. Так как – все равно ничего?

Бен-Гур ответил на это:

– О шейх, разве я не принадлежу тебе сердцем и душой? Так пусть же приумножится власть и влияние Царя, Который грядет. Кто может сказать, что эта победа не была послана нам ради Него? На том поприще, на которое я сейчас намерен вступить, мне может понадобиться куда больше. И сейчас отказ от твоих милостей даст мне возможность в будущем просить тебя о гораздо большем.

Они еще продолжали говорить в подобном роде, когда появились два посланца – Маллух и незнакомый Бен-Гуру человек. Первым в шатер был допущен Маллух.

Добрый малый не пытался скрыть свой восторг по поводу всего случившегося сегодня.

– Но перейдем к тому, что было мне поручено, – сказал он наконец. – Симонидис отправил меня передать тебе, что по завершении игр представители римской группировки поспешили заявить протест против выплаты денежного приза.

При этих словах Илдерим вскочил с места, воскликнув:

– Клянусь славой Господней! Весь Восток видел, что гонка была выиграна честно.

– Но, добрый шейх, – сказал Маллух, – деньги должен платить распорядитель игр.

– Это верно.

– Когда они заявили, что Бен-Гур зацепил колесо Мессалы, распорядитель рассмеялся и напомнил им об ударе по лошадям на повороте.

– А что с афинянином?

– Он умер.

– Умер! – воскликнул Бен-Гур.

– Умер! – повторил эхом Илдерим. – Какие же чудовища эти римляне! А Мессала выжил!

– Да, о шейх, он остался в живых, но кара его не миновала. Лекари говорят, что он будет жить, но никогда уже не сможет ходить.

Бен-Гур молча возвел очи горе. Перед его глазами предстало зрелище: Мессала, прикованный к креслу, подобно Симонидису, и, подобно ему же, передвигающийся повсюду только с помощью слуги. Однако купец принял свою судьбу со смирением. А что будет делать Мессала со своими гордостью и амбициями?

– Симонидис еще велел передать, – продолжал Маллух, – что есть проблемы и у Санбаллата. Друз вкупе с теми, кто принял пари вместе с ним, передал вопрос о выплате пяти талантов, которые они проиграли, на усмотрение консула Максентия, а тот переправил дело еще выше, к самому цезарю. Мессала тоже отказывается платить свой проигрыш, и Санбаллат, как и Друз, тоже обратился к консулу, который еще рассматривает вопрос. Лучшие из римлян говорят, что протесты проигравших не могут быть удовлетворены, и все остальные согласны с ними. В городе пахнет изрядным скандалом.

– А что говорит Симонидис? – спросил Бен-Гур.

– Он только смеется и очень всем доволен. Если римлянин заплатит, он разорен; если же он откажется платить, то будет обесчещен. Дело это будет зависеть от имперской политики. Восстановить против себя весь Восток – плохое начало в свете парфянской кампании; задеть Илдерима – значит испортить отношения с пустыней, через которую проходят все коммуникации Максентия. Поэтому Симонидис просил меня сказать, чтобы вы не беспокоились, Мессала обязательно заплатит.

К Илдериму вернулось хорошее расположение духа.

– Ладно, нам пора отправляться в путь, – сказал он, потирая руки. – Все дела предстоит улаживать Симонидису. Нам же принадлежит вся слава. Я прикажу подавать лошадей.

– Погоди, – остановил его Маллух. – Тебя ждет снаружи еще один посланец. Ты примешь его?

– О боже! Я совсем забыл про него.

Маллух откланялся, и на его месте возник юноша с учтивыми манерами и изящной наружности. Посланец преклонил колено и произнес:

– Айрас, дочь Балтазара, хорошо знакомого шейху доброму Илдериму, велела мне передать шейху, что он весьма обяжет ее, приняв ее поздравления по поводу победы его лошадей на гонках.