Читать книгу "Алиенист - Калеб Карр"

На миг я испытал к этому верзиле искреннюю симпатию: по его щеке скатилась одинокая слеза.

– Когда Яфету было… не то девять, не то десять лет, – произнес он еле слышно, делая внушительный глоток из фляжки, – мы отправились на пару дней в горы. Поохотиться на мелкую живность – белок, опоссумов, енотов и прочих. Я научил его стрелять, но такую охоту он недолюбливал. Яфет был прирожденным ловцом. Мог целый день разыскивать гнездо или нору, а после часами, в глухой ночи, в одиночестве выжидать. У него к этому был талант. Но однажды мы охотились порознь: я пустился по следу рыси, а возвращаясь в лагерь, вдруг услышал странный, ужасный крик. Вой. Пронзительный и слабый, но пугающий. В лагере я увидел Яфета. Он поймал опоссума и… он заживо отрезал от него кусок за куском. Я бросился к нему, выпустил пулю в голову несчастному зверьку и отвел брата в сторону. У него в глазах блестели недобрые огоньки, но я на него наорал, и он расплакался, вроде бы сожалея о своем поступке. Тогда я решил, что это был единственный раз: мальчишка способен на подобное, если ничего не соображает, а стоит ему объяснить, и это больше не повторится.

У Дьюри погасла трубка и он поворошил угольки. Крайцлер зажег ему спичку и предположил:

– Но вы ошиблись?

– Да, – ответил Дьюри. – После такое случалось несколько раз – по крайней мере, я знал об этих случаях. Он никогда не замахивался на крупных животных – домашний скот, лошадей с соседних ферм. Нет, эту жажду распаляли в нем лишь маленькие создания. Я пытался этому как-то воспрепятствовать и в итоге…

Тут он умолк и сел, уставившись в пол и явно не желая продолжать рассказ. Но Крайцлер снова мягко настоял:

– Ив итоге произошло нечто куда более ужасное? Дьюри пыхнул трубкой и кивнул.

– Но я его не винил, доктор. И, думаю, вы согласитесь, что я был прав. – Рука его сжалась в кулак, которым он хватанул себя по ноге. – Но мать, будь она проклята, мгновенно усмотрела в том очередной пример дьявольских козней. Говорила, что он сам на себя это навлек, как прочие мальчишки.

– Боюсь, вам все же придется объяснить, мистер Дьюри, – сказал я.

Он быстро кивнул, последний раз приложился к фляжке и, вернув ее Крайцлеру, продолжил:

– Да-да, конечно. Прошу меня простить. Дайте подумать – это, кажется, произошло летом… вот черт… в аккурат перед тем, как я уехал, значит – летом 75-го. Вроде бы. Яфету было одиннадцать. На ферме, где я работал, наняли нового батрака, всего на пару лет меня старше. По всей видимости, он был человек приятный. И, похоже, умел находить общий язык с детьми. Мы быстро сдружились, и я как-то раз позвал его с нами на охоту. Его Яфет сразу заинтересовал, да и сам он брату понравился, и потом еще несколько раз отправлялся с нами в горы. Они с Яфетом ставили силки, а я охотился на дичь покрупнее. Я объяснил этому… этой твари, которую принимал за человека, что Яфета следует удерживать от измывательств над дичью, и парень вроде понял меня. Я сам – сам, понимаете – доверил ему брата… – Тут его рассказ прервался чьим-то глухим стуком в наружную стену амбара. – И он предал мое доверие… – Дьюри поднялся. – Люди так не поступают. – Открыв мутное окошко, Дьюри высунул голову и заорал: – А ну там! Кому сказал – пшла вон отсюдова! Живо марш! – снова втянув голову, Дьюри поскреб редкую поросль на голове: – Глупая кляча. Вся в репьях уже, а туда же – за клевером лезет аж за амбар. Не могу же я все время… Извините, джентльмены. В общем, как-то вечером я обнаружил Яфета в лагере – полуголый, он рыдал, а из… в общем, он был весь в крови. Тварь, с которой я его оставил, исчезла, и больше мы его не видели. – От задней стены амбара вновь донесся знакомый глухой стук, заслышав который, Дьюри ухватил с пола длинную жердь и направился к выходу. – Вы позволите на минутку, джентльмены?

– Мистер Дьюри? – окликнул его Крайцлер. Наш хозяин обернулся в проеме. – Этот парень, батрак… вы не помните, как его звали?

– Разумеется, помню, доктор, – отозвался Дьюри. – Это имя выжжено в моей памяти. Бичем. Джордж Бичем его звали. А теперь прошу меня простить.

Имя ударило меня сильнее, чем все, что мне до сей поры открылось, и торжество мое обратилось в смятение.

– Джордж Бичем? – прошептал я. – Но, Крайцлер, если Яфет Дьюри…

Крайцлер упредительно воздел палец, призывая хранить молчание:

– Придержите вопросы, Мур, и помните: по возможности нам не следует раскрывать этому человеку истинных целей нашего визита. Мы уже знаем почти все, что нужно. Пора откланиваться.

– Все, что нам нужно, – допустим, вы уже все знаете, а у меня еще тысяча вопросов! И почему нам следует скрывать все от него, он же вправе…

– Что хорошего принесут ему эти знания? – резко прошипел Крайцлер. – Вы же видите – человек все эти годы страдал и мучился. Какой смысл – и для нас, и для него – сообщать, что брат его, быть может, убил не только родителей, но и полдюжины детей?

Я умолк; ибо если Яфет Дьюри жив до сих пор и все это время даже не пытался связаться с братом, несчастный фермер действительно ничем не мог помочь нашему следствию. А рассказать ему о наших подозрениях, пока ничем не подкрепленных, – это будет верхом психической жестокости. Потому я подчинился инструкциям Крайцлера, и когда Дьюри, укротив дерзкое парнокопытное, вернулся в амбар, состряпал для него убедительную историю о поезде в Нью-Йорк и скорой сдаче материала в номер. С моим журналистским опытом подобный фокус – примитивное упражнение на устную импровизацию в сложных обстоятельствах.

– Но вы должны кое-что честно сказать мне перед тем, как уехать, – попросил Дьюри, провожая нас до рыдвана. – Все эти ваши статьи о висячих делах – насколько это правда? Или вы намерены сами поднять дело и развести в прессе досужие перетолки о моем брате, воспользовавшись тем, что я вам рассказал?

– Могу заверить вас, мистер Дьюри, – знание того, что на сей раз я говорю ему чистую правду, придало моему голосу убедительность, – что о вашем брате не появится ни единой статьи. То, что вы рассказали, позволит нам выяснить, где и когда полицейское расследование свернуло с верного пути, не более того. Все будет расцениваться точно так же, как вы нам поведали, – сугубо конфиденциально.

После этих слов фермер крепко пожал мне руку:

– Благодарю вас, сэр.

– Ваш брат много страдал, – сказал Крайцлер, также пожимая руку Дьюри. – И я подозреваю, что его страдания не прекратились после того, как убили ваших родителей – естественно, если он до сих пор жив. Не нам судить его, и наживаться на его муках мы тоже не станем. – Кожа на лице Дьюри снова натянулась – он едва сдерживал переполнявшие его эмоции. – У меня есть еще один-два вопроса, – продолжал Ласло, – если позволите.

– Если я знаю ответы – считайте, что вы их получили, доктор, – ответил Дьюри.

Крайцлер признательно склонил голову:

– Насчет вашего отца. Многие кальвинистские священники не уделяют должного внимания церковным праздникам, но у меня сложилось ощущение, что он был не из их числа?