Читать книгу "Сестры из Сен-Круа - Дайни Костелоу"

Роуз. — Я помню, как стояла здесь, в темноте, и как мне было страшно, но совершенно не представляю, какое дерево посадила мама.

Рэйчел обошла все деревья, гладя ладонью стволы, чувствуя шероховатость коры и жалея, что не может угадать. Затем она повернулась к бабушке и улыбнулась ей:

— Идем, бабушка, а то замерзнешь.

Они вернулись к машине. Ник проехал по переулку мимо церкви, а затем сбросил скорость и свернул к воротам поместья.

— И как я сразу не догадалась, — проговорила Рэйчел почти про себя.

Ник рассмеялся.

— Да, могла бы и догадаться, — сказал он. — Я же говорил — новая крыша и проводка!

Они проехали по заросшей сорняками тропинке и свернули на круговую дорожку перед входом.

— Я здесь была в последний раз еще в детстве, — задумчиво проговорила Роуз. — Приезжали как-то с мамой, не знаю зачем. Она оставила меня в саду, а сама вошла в дом. Вот этого льва я помню.

Перед входной дверью был портик, а у крыльца стоял старый каменный лев — морда почти стерлась, но курчавая грива на голове сохранилась.

— Я, пожалуй, посижу в машине, если не возражаете, — сказала Роуз. — Идите в дом вдвоем.

Когда Ник открыл дверь, Рэйчел подошла ко льву и провела ладонью по его голове. Она понимала, что повторяет жест, который, должно быть, уже проделывало множество других рук: камень был удивительно гладкий.

Дверь открывалась в квадратный холл, а там были другие двери и лестница на второй этаж. Ник стоял в холле, оглядываясь вокруг, и Рэйчел негромко спросила:

— Ты правда его купил?

Ник улыбнулся ей.

— Мы с банком, — сказал он. — Я увидел его летом и просто влюбился, хотя денег тут уйдет целый воз.

Рэйчел засмеялась:

— А у тебя есть воз денег?

— У меня и садовой тачки не наберется, — весело сказал Ник. — Но не обязательно же делать все сразу. Идем, я тебе покажу.

Он взял ее за руку, и они вместе стали бродить по дому, где росли когда-то Сара и Фредди Херст, где работала Молли Дэй — скребла полы и натирала мебель. Дом, откуда все трое ушли на войну и куда никто из них не вернулся. Рэйчел поймала себя на том, что пытается увидеть особняк таким, каким он был тогда, а не обшарпанным и замызганным, как сейчас, когда от некогда прекрасного дома остались лишь пустые комнаты. Из окон в гостиной с высоким потолком и камином в адамовом стиле — грязным, но целехоньким, — было видно то, что когда-то было лужайкой, а в другой комнате, должно быть, бывшей библиотеке, окна глядели на запад, и в них отражались последние лучи солнца. Рэйчел с Ником вышли в кухню, где сохранилась только старая каменная раковина, полки вдоль стены и несколько крючков в потолке. Отапливать дом было нечем, готовить негде. Здесь окна выходили на задний двор и старую конюшню, когда-то переоборудованную под гараж.

В комнатах на первом этаже остались лишь голые стены, в большие, от пола до потолка, окна был виден запущенный сад.

— Когда же здесь кто-то жил? — спросила Рэйчел, поежившись.

— Несколько лет назад, — ответил Ник. — Последний владелец оставил его кому-то в Канаде, так что пришлось все это улаживать, чтобы я смог его купить.

Спальни на втором этаже были большие, просторные, единственная ванная — темная и холодная, с выкрашенными коричневой краской стенами и древней сантехникой. В одной из спален у окна стояла банкетка со старой мягкой подушкой, и Рэйчел представила, как Сара сидит там, смотрит на сад и любуется восходящей луной.

— Как видишь, дел хватит, — весело сказал Ник, когда они осматривали дом, — но у него большой потенциал, согласись?

Рэйчел засмеялась.

— Сразу видно архитектора, — поддразнила она его. Они поднялись на третий этаж и заглянули в маленькие комнатки, разгороженные под каморки для слуг. Рэйчел подумала — интересно, в какой из них жила Молли.

Ник снова взял ее за руку, и они вернулись к машине, но в холле, перед тем как выйти, Ник нежно обнял Рэйчел.

— Что бы там ни было, я покупаю этот дом, — сказал он, — а тот, другой, продаю.

Рэйчел взглянула на него и сказала:

— Я знаю. Я не должна была говорить то, что сказала. Извини.

— Не извиняйся, — сказал он, — тогда говорила Рэйчел-журналистка, и говорила с полным правом.

Он поцеловал ее, стоя в пыльном холле дома, где ее прабабушка когда-то служила горничной, и сказал:

— Идем, а то Роуз замерзнет.

Эпилог

Черные, усыпанные твердыми почками ветви ясеней так и мотались на ветру, но люди, собравшиеся вокруг них, оделись тепло, предвидя изменчивость мартовской погоды. Даже те, кто сидел в инвалидных креслах, укрыв колени одеялами, закутавшись в шарфы и натянув перчатки, ждали, словно не замечая холода.

Мэри Брайсон тоже сидела в таком кресле в окружении детей, внуков и правнуков. По одну руку от Роуз Карсон стояла Рэйчел, а по другую — Ник Поттер. Питер Дэвис с женой стояли меж двух деревьев, крайних слева, а Сесили Стронг с племянницей Харриет — у крайнего справа. Ожидавшие сбивались в маленькие группки, слышались разговоры вполголоса, и все новые и новые люди шли через площадь, чтобы присоединиться к растущей толпе.

Рэйчел долго и упорно разыскивала семьи солдат, чьи имена были перечислены на мемориальной доске в церкви, и добилась немалых успехов. Только из родных капрала Джеральда Уинтерса здесь не было никого: Рэйчел, как ни старалась, так и не смогла отыскать их след. Родственники сержанта Хэпгуда до сих пор жили в Белкастере, и его внучатый племянник Пол Хэпгуд пришел в восторг, узнав, что одно из деревьев в мемориальной роще, вызвавшей недавно такой резонанс в газетах, посвящено памяти брата его деда.

«Я обязательно приеду на церемонию освящения памятников», — написал он Рэйчел в ответ на ее приглашение.

Семью Альфреда Чапмена она разыскала с помощью приходских записей и выяснила, что его дочь Джейн действительно вышла замуж за мужчину из Белмута, как и думала Сесили, и, хотя сама она год назад умерла, ее трое сыновей и дочь живы и здоровы и живут в Белмуте. Все они выразили желание прийти на церемонию. А главным триумфом Рэйчел было то, что ей удалось найти потомков Фредди Херста. Его дочь, Аделаиду, удочерил отчим, и она взяла его фамилию, но эта фамилия — Энсон-Грейветти — была довольно редкой, что позволило выйти на след, и теперь внук Аделаиды, Джеймс Окленд, стоял вместе с женой среди собравшихся.

Под каждым деревом была вкопана небольшая клиновидная гранитная