Читать книгу "Башня континуума - Александра Седых"

В потоках этого жуткого белого света город превратился в подобие театральных декораций, среди которых разворачивалась величайшая в истории трагедия. Ни здания, ни голые черные деревья без листвы не отбрасывали теней. Купола разоренных, разграбленных церквей со сброшенными крестами казались облитыми червонной кровью. Жилые здания и деловые небоскребы выглядели обезлюдевшими и безжизненными. Студеный воздух был отравлен спорами красной чумы и радиацией. Земля содрогалась и трескалась от взрывов и глухих раскатов артиллерийских канонад.

Он увидел шныряющие по городу орды гигантских, гротескно омерзительных монстров, уродливых, диковинно деформированных, с множеством мохнатых конечностей, жадными, голодными ртами и глазами, полыхающими оранжевым огнем.

Он не представлял, чем это может быть. Инопланетным вторжением? Глобальным катаклизмом? Судным Днем? Но он увидел не только легионы монстров, он увидел и другое.

Он увидел слепых плакальщиц, стенающих, заламывающих руки в безутешных мольбах карающему Всевышнему.

Обезумевшую мать, прижимающую к истекающей молоком груди мертвое дитя.

Безлюдные проспекты, по которым ветер шаловливо, будто котенок слюдяными коготками, гонял обрывки газет, пустые пакеты из-под молока и разноцветные конфетти — осколки неведомого празднества.

Солдат, превратившихся в грабителей, насильников и мародеров.

Мародеров, потрошащих трупы, сдирающих с распухших пальцев венчальные кольца, выдирающие из мертвых ртов золотые зубы — стервятников в человеческом обличье.

Костры, в пламени которых страшные бродяги-людоеды запекали в углях человечину и лакомились мясом, набивая жадные желудки, запивая греховную трапезу дорогими винами из разоренных погребов величественных особняков.

Тюремные камеры, переполненные мертвецами, которых сторожили мертвые тюремщики, а и тех, и других пожирали орды жирных серых крыс.

Разоренный, разграбленный, сожженный имперский Дворец, и золотые, рубиновые и изумрудные залы, ставшие пристанищем бродячим псам.

Он увидел все это, и много больше, словно пеструю мозаику, сложенную из тысяч кусков, но одного куска недоставало.

Копилка.

Величайшее здание Империи.

Он вдруг понял, отчего небо выглядело столь непристойно голым, таким сиротливым. Ее больше не было. Ее серебристый шпиль исчез.

Она — упала.

2

Дэниэл расстался с братом далеко не на дружеской ноге. Перед самым отъездом на Дезерет их милость подкараулил Дэниэла в коридоре, впечатал сиятельной дланью в стену и принялся избивать свернутой в трубочку газетой. Именно, свежим выпуском «Вестника Республики». И первым, который вышел при участии Дэниэла. Его статья красовалась прямо на первой полосе под скромной подписью от редакции.

— Что это такое? Эта газета… Терри сказала мне, ты устроился туда работать!

— Да, устроился, и в чем дело.

— Ты еще спрашиваешь? Ты сам-то читал свою дрянную газетенку? Что там такое пишут. Смерть диктатуре! Смерть диктатуре! Это прямые призывы к свержению действующего государственного строя!

Дэниэл решил промолчать, надеясь, что брат уймется, но не тут-то было. Кит с головы до пят был объят священным негодованием. Его благородная преданность Престолу, государю и диктатуре была абсолютна и незыблема. Он был задет в самых лучших чувствах, унижен и оскорблен.

— Ты вытворяешь это специально, чтобы позлить меня, да? — спросил свирепо их сиятельная милость, взяв младшего брата за грудки и хорошенько тряханув.

— Отчасти… но, главным образом, потому, что я считаю: диктатура заслуживает мучительной, медленной смерти.

Кит сразу понял, что Дэниэл не шутит. Конечно, нет. Их сиятельная милость поперхнулся, оторопел и от оторопи сбавил обороты.

— Прелестно. Значит, теперь ты решил заделаться революционером и взбираться на баррикады. Самая подходящая карьера для записного неудачника.

— Ну, пока я еще никуда не взбирался. Всего лишь черкнул пару строк для «Вестника». И ты не можешь отчитывать меня и бить по лицу газетой. Я уже не маленький.

— А ведешь себя, как маленький. Пойми, наивный дурачок. Что бы ты там себе не мнил, свергнуть диктатуру невозможно, — отчеканил Кит, пытаясь испепелить брата взглядом.

— Да ну? Правда? Почему это? — откликнулся Дэниэл безмятежно.

— Да потому, дружочек. Диктатура вечна, бессмертна и незыблема! — провозгласил Кит невероятно торжественно и простер вдаль руку.

— Полегче. Не заводись. Раз она незыблема, чего ты о ней беспокоишься.

— Я беспокоюсь не за нее, а за тебя! Кретин! — сказал Кит и закатил брату крепкую оплеуху.

— Как мило, но не мог ты бы беспокоиться за меня потише. И не прижимая к стене. Мне чертовски больно и нечем дышать.

Кит помедлил, но отпустил, заметив, что у брата от его стальной хватки и впрямь малость посинели губы. Вдобавок, из спальни выглянула Терри и воззрилась на солнцеподобного супруга карими глазами, полными нежного укора.

— Что ты делаешь, дорогой.

— Ничего. Мы просто разговариваем. Ты ведь сама твердила, что нам с братом надо больше общаться.

Кутаясь в халат, Терри поглядела на Дэниэла и тоже заметила его слегка посиневшие губы.

— Дорогой, когда я говорила, что вам надо общаться, я имела в виду настоящее общение, а не то, когда ты прижимаешь брата к стене и пытаешься придушить. Я думала, вы, ребята, могли бы сходить куда-нибудь вдвоем.

— И? — крайне язвительно отозвался Кит, скрестив руки на груди.

— Поговорить, узнать друг друга поближе, — продолжила Терри.

— И?

— Подружиться…

— И?

Терри ужасно рассердилась и притопнула ногой. Дэниэл никак не ожидал от нее подобного задора. Верно говорят, будто в тихих омутах водятся черти. Хотя в случае Терезы то были никакие не черти, а сладкоголосые ангелы с нимбами и лирами.

— Дорогой, я устала повторять, твой сарказм — не панацея от всех несчастий! Просто своди куда-нибудь брата, когда вернешься из своей командировки. Если ты не можешь сделать это ради него или себя, сделай это для меня. Пожалуйста?

Кит попятился. Всякий раз, когда славная женушка топала крохотной, как у знатной китаянки, ножкой, он пугался до судорог. По счастью для супруга, Терри прибегала к этому крайнему средству воздействия лишь в исключительных случаях.

— Хорошо, вернусь и свожу. Только не притоптывай. Это пугает меня до смерти.

— Ах? Не притоптывать? А я хочу! И буду!

И опять притопнула. Кит сдался и замахал руками.

— Ладно, ладно. Только прекрати, умоляю. Не сердись.

— Я вовсе не сержусь.

— Но ты сердишься, я вижу.