Читать книгу "КОГИз. Записки на полях эпохи - Олег Рябов"

Вот ты учился в институте и даже не задумывался: закончишь ты его или нет – это само собой разумелось. А рядом с тобой учились другие ребята, которым надо было каждый день доказывать, что они лучше. Они аспирантуры закончили, лекции читают, экзамены принимают. И знаешь, что интересно: они принципиально какому-то способному мальчишке, плохо готовому к экзамену, поставят заслуженный «неуд» из чувства справедливости. А твой брат, профессор московский, из-за осознанной рациональности поставит, при прочих равных обстоятельствах, этому в общем-то, способному мальчишке «уд», думая о том, как сохранить его для нужд Родины. Единственная врожденная привилегия аристократа – думать о Родине.

Многие смешивают понятия аристократ и дворянин. Дворянину заранее заплачено – даны деньги, земли, поместья, права – на годы, на столетия, навсегда, чтобы он и его потомки служили государству. И дворянин не имеет права манкировать этой своей единственной обязанностью. Аристократом же может быть и чиновник, и генерал, и купец, и ученый, который наследственно по рождению и воспитанию служит бескорыстно Родине. Не путай с интеллигентом! Интеллигент всегда – в оппозиции к государству, пусть в лояльной, пусть в конструктивной, но в оппозиции. Как бы государство ни улучшало законы и порядки, интеллигент будет всегда недоволен, ему будет снова чего-то не хватать, ему что-то захочется снова улучшить. И он перестает быть интеллигентом, когда попадает на службу в государственный аппарат или начинает выполнять социальные и идеологические заказы государства, а не общества.

Вот я уже и забыл: к чему я тебе все это рассказываю. Да, еще про дворян. Дворянин должен служить! Екатерина отменила обязательную службу дворян, и в военных действиях 12-го года участвовало лишь двадцать процентов столбового дворянства. В русско-японской – пять! А в войне с немцами среди фронтовых офицеров вообще «рюриковичей» не было: ни Раевских, ни Оболенских, ни Трубецких. Из двадцати Романовых призывного возраста лишь двое надевали военную форму для парадов. Служить России никто не хотел. Константин Романов стишки пописывал. Трубецкие, два брата, оба, философствованиями занимались да еще один скульптором был. Зачем нужно такое дворянство?

У нас в стране есть новый институт дворянства – это партия! Процент партийных в стране примерно тот же, что и дворян до революции.

Ну, вот, наверное, и все, о чем я хотел с тобой поболтать. В общем-то – ни о чем. Просто попрощаться. А то ведь с такой скоростью да на встречных курсах, тут не только что попрощаться, а и поздороваться-то иной раз не успеваем.

XXXI. Колодец

Девчонок надо поздравлять. Они любят, когда их поздравляют; сразу загораются, радуются, что наступил праздник, веселятся, суетятся, и сам начинаешь верить, что на свете есть место празднику.

Год прошел удачно и в творческом плане, и продал больше тридцати картин, тысяч на двадцать долларов. Вчера вообще повезло: три продажи, три новых клиента, непонятно откуда взявшихся. Значит, не напрасно он, Димка Горшенин, слонялся по всяким тусовкам и презентациям, светился на телевидении, заводил новые знакомства. Живописец в своей жизни тоже должен правильно выбрать время, когда надо пахать и сеять, если хочешь собрать урожай.

Шампанское, конфеты и виноград для девчонок, а для себя, любимого, коньячку Димка купил на площади Горького в «Европе» и пешочком, не торопясь, направился мимо родного когиза, поверженного американским общепитом, к Покровке в багетную мастерскую; именно они, Рита и Мила, одевали картины в рамы, превращая его холсты в приличный ликвидный товар. Да и похмеляться с ними приятнее, чем с бородачами-художниками.

* * *

– Ой, Дмитрий Иванович, мы что, Новый год будем отмечать?

– Нет, мы будем отмечать праздник под названием «предвкушение Нового года». Давайте втихаря по стаканчику шампанского, а потом вы за работу, а я посижу, побалдею.

Димка расположился в глубоком кресле, ощущая, как по всему телу разливаются послеконьячные волны тепла: дышать стало легче, во рту возникло ощущение свежести, голова начала понемножечку работать, и тут он обратил внимание, что сидит перед большим выставочным мольбертом, на котором стоит его «Колодец».

«Колодец» этот он продал вчера новому клиенту. Димка так и не сообразил, кто такой этот покупатель, откуда взялся и где они познакомились. Появился бесцеремонно в мастерской: без предварительного звонка, небрежно, даже неряшливо одетый, по-хозяйски стал перебирать составленные у стен холсты и почти сразу выбрал этот «Колодец».

Полусгнившие и серые от времени штакетины забора покосились и, падая в одну сторону, замерли, поддерживая друг друга. На фоне этого забора такая же серая полуразрушенная бочка со свалившимися ржавыми обручами. Серые клепки, вросшие в землю, похожи на зубы старухи, разошедшиеся в разные стороны. Три венца, всего три венца, чуть завалившиеся на один угол, мощных, серых, иссиня-серых, но еще мощных, – это сам колодец. И две ступеньки из плах – половинок бревен, укрепленных дикарем-булыжником с наших заволжских полей. Вот и все. Ну, может, еще за штакетником проглядывали серые пустые грядки. Но очень пустые.

Димка одобрил выбор нового клиента. Правда, тот сначала отобрал три работы и минут десять молча курил, сидя перед ними, после чего остановился все-таки на «Колодце».

– Я сам люблю этот натюрморт, – заметил художник, – пишу заброшенный колодец каждый год, когда приезжаю в родную деревню на Ветлугу. Мой учитель, академик Мыльников, говорит, что мастер должен проверять себя на стандартных вещах. Это как школа! Старый колодец в нашем огороде, на задах, для меня каждый год – новый.

– А потому что это не натюрморт, – безапелляционно заметил покупатель, – это ты сам себе придумал. Колодец не может быть nature morte! Колодец – источник жизни!

И дальше мужик развел такую философию, прочитал целую лекцию.

Начал с притчи о встрече Христа с самарянкой у колодца. Потом долго описывал скульптурную композицию «Колодец Моисея» из Дижона, объясняя, почему в средневековых сюжетах у распятья изображен бассейн с колодцем. Пересказал сказку братьев Гримм «Бабушка-метелица», сравнивая ее с такой же русской народной – «Девушка в колодце», делая при этом вывод, что в людском сознании колодец – символ богатства. Что-то фантазировал о живой и мертвой воде, о родниках Северной Руси и бедуинах Аравии. С большой натяжкой пытался отождествить «Святой колодец» Валентина Катаева с колодцем, в который упала Алиса Льюиса Кэрролла, хотя герой первого черпал оттуда свою память, а вторая теряла ее.

Ох, непрост оказался этот дядечка, непрост. Димка вспоминал вчерашний день, вспоминал, как они сидели на кухонке мастерской, пили крепкий чай, болтали, и чувствовал Димка, что что-то меняется в нем самом. Что-то сдвинулось в его сознании от общения с этим удивительным человеком. Вчерашнее вспоминалось с теплом.