Читать книгу "Предатель - Андрей Волос"

— В этой куртке, что ли? — Бронников кивнул в сторону вешалки. — Нет, брат, так не делается. В армию все всегда в самом разнаипоследнейшем рванье идут. Хочешь, я тебе старое пальтишко на этот случай презентую… оно уж никуда не годное.

— Почему в рванье?

— Здрасти, почему. Потому что там тебе военное обмундирование выдадут. А твое на склад. А через два года с этого склада черта с два что получишь. Оденут в Красногорске, служить поедешь в Краснодар, а окажешься в Красноярске. Неужели с дембеля за курткой своей попрешься?

Артем подумал.

— Ну и хрен с ней. Я из нее уже небось вырасту.

— Вырастет он, — отмахнулся Бронников. — Человек до двадцати пяти растет. И точка. А с сорока уже к земле гнуть начинает.

Чайник оглушительно свистнул, Портос взлаял, Бронников шикнул и занялся заваркой чая.

— Такова жизнь, — сказал Артем.

— Такова, — согласился Бронников.

Налил кипяток, накрыл крышкой, сверху положил сложенное вчетверо кухонное полотенце. Несколько секунд смотрел в окно: там солнце, садясь, кривилось и брызгало в окнах соседнего дома.

И хмыкнул, как будто что-то вспомнив.

— Слушай, а ведь и правда такова. Уж так такова, что мы ее таковости и принять не можем, и думать о ней не хотим…

Артем покивал.

— Недавно в метро еду. Сидит женщина. На коленях сумка, в руках блокнот. Такой, знаешь, большого формата. И она беспрестанно пишет… Почерк быстрый, размашистый. Совершенно обычно… мало ли кто что в метро пишет. Письма люди пишут, конспекты переписывают… Вот и она: доведет строку до края — переходит на следующую. Отступает вниз, начинает новую…

— И что?

— А то, что отступает не на сантиметр или хотя бы половину, а буквально на полмиллиметра. И чешет новую строку, а потом опять на столько же — и опять строчит! Поэтому весь верх страницы, уже исписанный, это просто дочерна замалеванное поле. Ничего нельзя прочесть…

— Ненормальная, должно быть.

— Вот: ненормальная! — Бронников отметил слово уколом указательного пальца. — И жизнь так же устроена. Тоже ненормальная: пишет и пишет, строчит и строчит. Год за годом, век за веком! Каждый из нас — что-то вроде буквы или слова, все мы что-нибудь значим. Да вот только значим недолго: строка дойдет до конца и начнется новый ряд, а еще через пару рядов никто уже и знать не будет, какие буквы там были написаны.

Снял с чайника крышку, долил кипятком, снова закрыл.

— Тебе в синюю?

— В синюю.

— Варенье бери.

— Ага…

Артем зачерпнул варенье из вазочки, сунул ложку в чай. Некоторое время сосредоточенно мешал. Потом вымолвил:

— Что тут скажешь, Гера… Жуткая история.

— Издеваешься.

— Почему же! — запротестовал Артем. — Нет, я не…

Вообще, после перипетий призыва, то есть после того как он сделал несколько безуспешных своих попыток склонить его к… — как это назвать-то?.. к нечестности, к двойной игре, к уклонению от общего порядка?.. — Артем, как казалось Бронникову, стал относиться к нему несколько иронически. Должно быть, догадывался Бронников, в его сознании выстроилась следующая система ценностей: Бронников перестраховщик и трус; ради того, чтобы в его тихом обывательском мирке все оставалось по-прежнему, готов родственника отмазать, а в опасное место сунуть кого-нибудь другого (ведь все равно в опасное место кому-то пойти придется); между тем понятно, что тот другой от Артема отличается только тем, что Артема Бронников знает, а другого в глаза не видел; или еще у этого другого на отмазку денег не оказалось или он не догадался, кому сунуть. Как ни крути — измена: измена тому, что живет в душе и просит отклика, о чем Бронников и сам не дурак на бумаге порассуждать, — чести, храбрости, долгу… Артем не поддался на подлые уговоры, а потому на Бронникова будет теперь смотреть с некоторой иронией. И даже, возможно, свысока…

А то, что есть вопросы неразрешимые (вот как те игумновские мозаики, про которые Шегаев рассказывал), на которые верного ответа нет и быть не может, ему еще невдомек. Кто лучше — Сталин или Гитлер?.. что правильней: честно сдохнуть на чужой земле невесть за что по воле обезумевшего старичья — или подличать, отмазывая жизнь?.. И понятно, что оправдаться перед ним он уж теперь никогда не сможет, дело сделано; без толку рассказывать, что кабы сам на таком пороге оказался, то перешагнул бы молча, без возражений и судорог: самого себя ведь не пойдешь спасать, не станешь выкручиваться (это и на собственном Артемовом примере хорошо видно), а никто другой ничем таким бы не озаботился — не то время было.

Ну и ладно, черт с ним, с оправданием… главное — цел будет. Вот что главное!..

Бронников раскрыл рот, чтобы, сменив тему, сказать кое-что насчет… но тут заколоколил звонок, и оказалось, Кира не одна, а с коллегой — той самой Верой Сергеевной, с которой, как помнилось, она хотела познакомить Юрца. Не успели как следует друг другу представиться — снова тилибомканье: Лизка! А еще минуты через три — Игорь Иванович с Натальей Владимировной.

Дело пошло, и стало не до философий.

Первая фаза всеобщей сумятицы, бестолковщины и галдежа была посвящена (если не считать переодевания, завершения мелких хозяйственных дел и беготни с кухни в комнату и обратно) решению вопроса об очередности отмечания: следует ли первыми поднимать свадебные тосты, поскольку женитьба и замужество — это на всю жизнь, то есть гораздо серьезнее, чем на пару лет в армию сгонять; то ли, наоборот, начать с проводов забритого новобранца, а с молодоженами погодить: они самым бессовестным образом зажали свадьбу свою от родных и близких, за что и должны быть наказаны всеобщим презрением и холодностью, а прощения им никакого быть не может.

— Нет уж, Артем! — кричал Бронников, не на шутку распалясь. — А месяцем раньше ты не мог это дело сделать?! А мы с Кирой сколько времени долбим одно и то же — ты почему нас не слушал?!

Но все-таки, получив от молодого клятвенные уверения, что первое, что он сделает вернувшись, это сыграет настоящую большую свадьбу — с фатой, букетами, кольцами и разливанным морем шампанского, — первым делом крикнули «горько» (шампанское, кстати говоря, и сейчас было: Артем принес две бутылки, и они, друг за другом бабахая, славно полнили бокалы пузырчатым вином).

Юрец, вопреки обыкновению, запаздывал; разговор тек мелкими ручейками; Кира требовала, чтобы, если Юрец такой разгильдяй, должное внимание Вере уделял Бронников, а то бедной девушке первый раз в доме неловко, и если так пойдет, то она здесь больше вовсе не появится. Вера Сергеевна мило смеялась, отнекиваясь, а Бронников уделял внимание, тем более что, отвечая на его мимолетный вопрос насчет того, где трудилась, прежде чем пришла в 1-ю Градскую, она обмолвилась, что работала в Советском посольстве в Кабуле и вернулась, когда там все полетело кувырком.

— А зимой восьмидесятого вы там же были? — заинтересованно уточнил Бронников.