Читать книгу "Душа для четверых - Ирина Родионова"

сейчас маму видела, – шепотом сказала Галка.

– Где? – Дана не удивилась, только выдохнула дым из легких.

– Да тут, под балконом. И пуховик такой же, и походка, только волосы короткие, бело-желтые. Думала крикнуть, но поняла, что испугаю человека просто так. Проводила взглядом, и все. Теперь жалею.

– А вдруг бы мама ответила?

– Да. Вдруг это все-таки была она.

Из-за домов высоко в небо тянулся светлый жирный чад от заводских труб. Двор стоял пустой и мертвый, как квартира, как и сами Дана с Галкой всего пару месяцев назад. Шелестели где-то шины, плюхали подмерзшей водой, и снова становилось тихо. Внизу Палыч, пыхтя и отфыркиваясь, таскал вещи на мусорку.

– А я папу не вижу, – вздохнула Дана и, оглянувшись на залитую рыжим светом комнату, достала из кармана две шоколадные конфеты, украдкой предложила Галке. Та отказалась. – Ни во сне не приходит, ни в прохожих не замечаю. Обиделся. Наверное.

– На тебя-то?

– На меня, Галь.

Такое отчаяние скользнуло у нее в голосе, что Галка не стала расспрашивать. Дана жевала конфету и давилась слезой.

– Я уверена была, что он из больницы вернется, так бы попрощалась, сказала что-нибудь.

– Не сказала бы. Я столько месяцев эти слова искала… Их нет. Не найти. До сих пор ищу, на кладбище отвезти, а они прячутся.

– Может быть. – Дана вздохнула, сплюнула сладко-шоколадную слюну. – Но все равно жалко. Хоть и спасла я мелких, но каждый день думаю…

– Так и будет. – Галка кивнула. – Ни на день не забывается.

Дана впервые говорила с ней об отце. Они перебрасывались фразами, колкими, острыми, и фразы эти повисали над пропастью балкона, и приходилось быстро подхватывать их слабой ладонью, и держать у себя, у груди, и вслушиваться, и принимать. У Галки першило в горле: то ли от сигарет, то ли от холода. То ли…

– Все равно не могу пока, – вздохнула Дана и проглотила вторую конфету. – Выслушаешь меня? Потом. Попозже.

– Выслушаю, конечно. Хочешь, про маму порассказываю, хочешь, просто рядом посижу. Обращайся.

– Спасибо. – И Дана крепко ее обняла.

– Это тут еще что такое? – высунулась на балкон Кристина, уже запакованная по горло. – Нежности какие. Я поехала, в общем, Шмель ждет. Завтра подскочу. Договорились?

Галка кивнула. Данино тепло все еще осталось у нее на щеках.

Пришла и Маша со своими разодранными руками, спрятанными под резиновыми перчатками, – моющими и чистящими средствами тонкие царапины разъедало почти до мяса. Сунулся и Виталий Палыч в одной рубашке, тяжело дышащий, краснолицый, заполнил собой весь балкон, и волонтеры закричали на него, зашипели, прижатые боками к ледяным металлическим перекладинам.

– Ничего не хочу знать! – Он захлопнул балконную дверь, выдавил Машу совсем уж куда-то за пределы балкона и взмахнул заварочным чайником своей матери. Из носика тек бледный пар. – За племянницу, за Анюту. Она этот чай очень любила.

Галка не стала говорить ему, что не любила, – это был любимый чай матери, красно-кислый каркаде с ягодками малины, и Анюта покупала его за компанию. Волонтеры закивали согласно, хотели вернуться за чашечками из пары сервизов, один из которых, в розах и черных смородиновых ягодах, вообще выглядел новым, ни разу не использованным, но все коробки уже упаковали, и пришлось по очереди пить из носика. Помянули нехорошим словом коронавирус, который стирался из памяти стремительней, чем пресно-пустая Анюта, хоть и отдавался далеким эхом ушедших родных. От чая горело во рту. Виталий Павлович раскраснелся, будто в чайничке была водка.

– А завтра с новыми силами в бой! – рявкнул он на весь двор так, что пронеслось эхо.

Галка кивнула ему.

Ничего не хотелось говорить. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу на ледяном балконе, Кристина ворчала, что ей придется ловить такси, потому что ни одна газелька уже не ходит, Маша отчего-то смеялась, Дана плечом жалась к Галке. Палыч размахивал чайничком, как рапирой, и в конце концов вовсе выронил его, и чайник, мелькнув смородиновым боком, скрылся в холодной ночи.

Все свесились вниз, надеясь, что никому чайником не прилетело по голове. Нет – красные черепки лежали на сыром газоне с последними подтаявшими островками снега.

– На счастье! – решил Палыч и вернулся в квартиру, заканчивать с мусорными мешками.

Девочки потянулись следом за ним.

Последней ушла Галка – она докурила, глянула на небо, будто надеялась увидеть среди кое-где мелькающего холодного света далеких звезд материнский взгляд, и улыбнулась сама себе.

До завтра.

До новых встреч.