Читать книгу "История Англии для юных - Чарльз Диккенс"

Монмут пополз к королю на коленях и пресмыкался перед ним, как только мог

Террор, которым правительство ответило на мятеж Монмута, — чернейшая и прискорбнейшая страница английской истории. Казалось бы, неумолимый король мог бы удовлетвориться тем, что бедные крестьяне сильно побиты и разогнаны, а их вожди схвачены. Так нет же. Он напустил на них, в числе прочих невыносимых чудовищ, полковника Керка, который воевал против мавров и чьи солдаты (прозванные в народе Керковыми агнцами, потому что у них на флаге красовался агнец — эмблема христианства) были достойны своего предводителя. Зверства, совершавшиеся этими дьяволами в человечьем обличье, слишком пугающи, чтобы о них здесь рассказывать. Достаточно заметить, что они безжалостно убивали, грабили и разоряли селян, заставляя их покупать прощение ценой всего, чем они жили, а одно из любимейших развлечений Керка состояло в том, чтобы, сидя со своими офицерами за обеденным столом и поднимая бокал за здоровье короля, любоваться, как за окном вешают пленников. Когда же ноги несчастных дергались в предсмертных конвульсиях, он обычно божился, что у них будет музыка для танцев, и приказывал бить в барабаны и дудеть в трубы. Презренный король, оценив эти услуги, передал Керку, что «весьма доволен его деятельностью». Но более всего радовала короля деятельность Джефриса, новоиспеченного пэра, который отправился на запад еще с четырьмя судьями, чтобы судить тех, кто предположительно принимал хоть какое-то участие в мятеже. Король в шутку называл ее «Джефрисовой кампанией». Местным же жителям она по сей день памятна как Кровавое судилище.

Судилище началось в Винчестере, где бедную глухую старую леди, миссис Лисию Лайл, вдову одного из судей Карла Первого (убитого за границей какими-то роялистами), обвинили в том, что она укрывала у себя двух беглецов из-под Седмура. Три раза судьи отказывались признать ее виновной, пока Джефрис угрозами не вырвал у них несправедливый приговор. Когда они его вынесли, пэр сказал: «Джентльмены, если бы я был одним из вас, а она была моей матерью, я бы ее осудил» — в чем у меня не возникает ни малейшего сомнения. Джефрис постановил сжечь старушку заживо в тот же день. По ходатайству соборного причта и кого-то еще она была обезглавлена через неделю. В знак высочайшего одобрения король назначил Джефриса лордом-канцлером, после чего тот посетил города Дорчестер, Эксетер, Тонтон и Уэлс. Когда читаешь о вопиющей предвзятости и бесчеловечности этого зверя, удивляешься, как это никто не пристукнул его на судейском месте. Ему было достаточно доноса какого-нибудь недоброжелателя, чтобы обвинить любого мужчину или женщину в государственной измене. Одного бедолагу, попытавшегося оправдаться, он велел немедленно вывести из зала суда и повесить, и это до того напугало всех узников, что они в большинстве своем тут же признавали себя виновными. Только в Дорчестере в течение нескольких дней Джефрис повесил восемьдесят человек, а сколько народу было высечено плетьми, выслано, заключено в тюрьму и продано в рабство — счесть невозможно. Всего он казнил там двести пятьдесят или триста человек.

Волна казней прокатилась по тридцати шести городам и селам, сметая друзей и соседей осужденных. их тела рубились на куски, вываривались в котлах с кипящей смолой и дегтем и развешивались по обочинам дорог, на улицах и даже у церквей. Вид и запах человеческих голов и конечностей, шипение и бульканье адских котлов и слезы и ужас людей не поддаются описанию. К одному крестьянину, которого заставили мешать черное варево, навеки прилипло прозвище «Том Кашевар». А палача с тех пор всегда называли Джеком Кетчем, потому что человек с таким именем вешал и вешал с утра до ночи, привода в исполнение приговоры Джефриса. Вы много услышите об ужасах Великой французской революции. Они были, что и говорить! Но насколько мне известно, обезумевший французский народ в то кошмарное время творил дела не более страшные, чем те, что творил верховный судья Англии с явного одобрения английского короля во время Кровавого судилища.

И даже это еще не все. Джефрис так же любил умножать свои денежки, как несчастия других, и оптом продавал помилования, чтобы набить себе карманы. Как-то раз король приказал отдать тысячу узников своим фаворитам, чтобы они тоже могли поторговать помилованиями. Юные девушки из Тонтона, преподносившие Библию, достались фрейлинам двора, которые сорвали с этих милых созданий немалый куш. В разгар Кровавого судилища король развлекался скачками на том самом месте, где была казнена миссис Лайл. Назлодействовавшись и вернувшись домой, Джефрис удостоился особой похвалы в Королевской газете. Когда же король узнал, что от пьянства и злости судья тяжко занемог, его одиозное величество заметил, что второго такого человека нелегко сыскать в Англии. В довершение всего прежний шериф Лондона по имени Корниш был предан гнусному суду и повешен рядом с собственным домом за то, что, по показаниям Рамси, — которые сам этот негодяй признал противоречащими тем, что он дал на суде лорда Рассела, — якобы присутствовал на сборищах в «Рай-Хаусе». И в тот же самый день достойная вдова Элизабет Гонт была сожжена заживо на Тайберне за то, что приютила несчастного, впоследствии выступившего против нее свидетелем. Она своими руками разложила вокруг себя хворост, чтобы ее скорее охватило пламя, и с последним вздохом выкрикнула, что следовала священному завету Спасителя привечать отверженного и не предавать скитальца.

После всех этих вешаний, обезглавливаний, сжиганий, варений, калечений, выставлений на позорище, ограблений, высылок и продаж в рабство своих несчастных подданных король, натурально, вообразил, что ему позволено выкидывать любые фокусы. Поэтому он начал в срочном порядке менять в стране религию, и вот что он предпринимал.

Перво-наперво Яков попытался похерить так называемый «Тест-акт» (закон, запрещавший католикам занимать государственные должности), пользуясь своей властью освобождать от наказаний. Он попробовал вмешаться в одном случае, и поскольку одиннадцать судей из двенадцати решили дело в его пользу, он вступился сразу за трех наставников Юниверсити-Колледжа в Оксфорде, переметнувшихся к папистам, и оставил их на службе. Он возродил ненавистную Церковную комиссию, чтобы избавиться от Комптона, епископа Лондонского, мужественно ему противостоявшего. Он упрашивал папу осчастливить Англию назначением туда своего нунция, коего папа (тогда им был человек весьма трезвый) с неохотой прислал. Он при всякой возможности выводил к народу отца Петра. Он содействовал основанию в Лондоне нескольких монастырей. Он радовался, что улицы и даже двор кишат монахами в разноцветных сутанах разных орденов. Он постоянно занимался обращением окружавших его протестантов в католиков. Он вел приватные беседы, которые называл «шептушками», с членами парламента, занимавшими государственные посты, стараясь добиться от них одобрения своих замыслов. Упорствовавших смещали, или они уходили сами, и их места отдались католикам. Всеми имевшимися в его распоряжении средствами он вытеснял из армии офицеров-протестантов и также заменял их католиками. Он пытался проделывать то же самое с муниципалитетами и еще (хотя не столь успешно) с лордами-лейтенантами графств. острастки народа он держал пятнадцатитысячную армию на Хаунсло-Хит, где в генеральской палатке открыто служилась месса и среди солдат шныряли попы, убеждая их переходить в католицизм. За распространение письма, призывавшего этих людей хранить верность своей религии, протестантского священника Джонсона, капеллана покойного лорда Рассела, приговорили к трехразовому стоянию у позорного столба и даже прогнали плетьми от Ньюгейта до Тайберна. Яков исключил из своего совета собственного зятя, потому что он был протестантом, и сделал тайным советником вышеупомянутого отца Петра. Он поручил Ирландию Ричарду Тэлботу, графу Тирконнеллу, никчемному, беспутному негодяю, который подыгрывал там своему хозяину и в один прекрасный день сыграл себе на руку, отдав ирландцев под покровительство французского короля. Глядя на эти крайности, каждый разумный и здравомыслящий католик, от папы до мусорщика, понимал, что король — просто фанатичный дурак, способный погубить себя и идею, которую стремился возвысить; но он был глух ко всем доводам рассудка и, к счастью Англии, в своем ослеплении сам скувырнулся с трона.