Читать книгу "Первая мировая война. Неизвестные страницы - Владимир Золотарев"

Вступление генерал-лейтенанта Курлова в должность Особо-уполномоченного и характеристика высших губернских властей Прибалтийского края

24 ноября 1914 г. ген.-л. Курлов приступил к выполнению возложенных на него обязанностей Особоуполномоченного. Что касается представителей высшей русской власти в Прибалтийском крае, вошедших в подчинение ген.-л. Курлову, то нельзя не отметить, что не все они были на должной высоте в смысле полного понимания окружающей их обстановки и не все пользовались необходимой независимостью от немецких властей. Так, например, бывший в первые месяцы войны Лифляндским губернатором гофмейстер Звегинцов не только в мирное время отличался большим пристрастием к местным помещикам-немцам, но и после объявления войны не изменил своего поведения, чем, по удостоверению ген.-л. Курлова, «возбудил против себя резкую ненависть не только латышского, но и русского населения губернии». Для характеристики означенного образа действий гофмейстера Звегинцова даже во время войны достаточно указать: на оставление им в Риге на жительстве офицера запаса германской армии (Раутенберг-Клинского) и значительного количества военнообязанных германских и австрийских подданных, служивших в помещичьих имениях, несмотря на общее распоряжение военных властей о высылке таковых лиц в отдаленные губернии; на отказ в разрешении латышским и русским организациям устроить в Риге сбор пожертвований на нужды войны; на допущение употребления немецкого языка в канцелярии губернатора, губернском правлении и других правительственных учреждениях Риги; на арестование участников патриотических манифестаций и т. п. Все эти факты указаны и в докладе бывшего Товарища Министра Внутренних дел Свиты Вашего Императорского Величества ген.-м. Джунковского Министру Внутренних дел от 20 сентября 1914 г. Ближайший помощник гофмейстера Звегинцова, Лифляндский вице-губернатор кн. Кропоткин точно так же отличался приверженностью к немецкой культуре и был известен как лицо, весьма близкое к немецким кругам, как местный помещик. Были нарекания в германофильстве среди местных латышей и на Курляндского губернатора егермейстера Набокова, нашедшие себе потом (летом 1915 г.) отражение в речах членов Государственной Думы от Курляндской губернии Яна Гольдмана (латыш) и от Лифляндской – кн. Мансырева; однако если и были у егермейстера Набокова, как удостоверяет доклад ген.-м. Джунковского, «несомненные симпатии к местному немецкому обществу и близкие личные связи с дворянством», то все же фактов особого значения, свидетельствовавших о нарушении им интересов России, указать нельзя. И только деятельность Эстляндского губернатора ген.-м. Коростовцева не вызывала сомнений или подозрений в каком-либо покровительстве тем или иным местным национальным элементам или в тесных связях с ними.

Взаимоотношения местных национальных групп Прибалтийского края

Приступая к управлению Прибалтийским краем, ген.-л. Курлов встретил там чрезвычайно сложную обстановку, обусловленную издавна существовавшим разладом местных национальных групп – немцев, с одной стороны, и латышей и эстов – с другой, – резко обострившимся с началом войны. Отношения между этими народностями объясняются всем историческим укладом жизни края. В Прибалтике со старых времен укоренилось господство наиболее малочисленной, в то же время наиболее культурной и привилегированной, немецкой части населения, что породило в других национальных группах дух недовольства, зависти и озлобления. Эти чувства вызывались отчасти образом жизни и поведения местного дворянства, замкнувшегося в своей среде и относившегося всегда с некоторым отчуждением ко всему, что не носит на себе печати германской культуры. Отсутствие до сих пор у местных крестьян надлежащего обеспечения землей и вытекающее отсюда развитие батрачества крестьянского населения, сплошь состоявшего из латышей и эстов, преобладающее значение земельного дворянства в строе церковно-общественной жизни, исключительные права его в управлении земским хозяйством, а также и различные другие местные условия, поддерживающие господство в крае немецкой группы населения, – все это непрерывно питает чувства национальной розни и острого недоброжелательства. Наряду с этим в последние десятилетия замечается быстрый рост самосознания латышской и эстонской национальных групп, усиливающий эту рознь. Что касается русских элементов Прибалтийского края, то они, испытывая в повседневной жизни проявление немецкого господства, точно так же в большинстве случаев недоброжелательны к немецкому элементу.

Настроения главных местных национальных групп, немцев и латышей

Указанные выше особенные условия строя жизни Прибалтийского края должны были неизбежно вызвать в нем острую вспышку национальной вражды с момента объявления Германией войны России. Полное духовное единение общегерманской и балтийской немецкой культур, широкое использование в крае труда германских подданных в местной сельскохозяйственной и фабрично-заводской промышленности и в местной торговле, а также те связи, которые имела некоторая часть прибалтийского дворянства с Германией, – послужили в глазах прочих народностей поводом заподозрить балтийских немцев в холодном отношении к интересам России.

Две прочие крупные национальные группы местного населения Прибалтийского края – эстонская и латышская, и в особенности последняя, горячо отозвались на проявления русского патриотического одушевления. Всеми способами – путем манифестаций, многочисленных пылких статей и брошюр, предложением личного труда и средств для помощи раненым воинам – эти группы стремились выразить и подчеркнуть свое единение с русским народом и свою готовность жертвовать всем для победы над общим врагом. Даже, по данным жандармских властей, значительно ослабела в первые месяцы войны деятельность сильно развитых в латышско-эстонской среде социалистических партий. Несомненно, что главным двигателем такого воодушевления латышей и эстов является глубоко в них вкоренившиеся вражда и даже ненависть к германизму, и они видят в настоящей войне счастливую для себя возможность отплатить немцам за испытанные притеснения. Относившиеся всегда, а в особенности со времени революционных вспышек 1905 г., недоверчиво к русским властям, в которых видели защитников дворянских немецких привилегий, латыши и эсты получили надежду, что такое отношение русской государственности в будущем изменится, каковое обстоятельство усиливало главную причину их воодушевления и должно было вести все к большему сближению их с русской культурой, чем, казалось бы, русской политике и следовало воспользоваться. Во всяком случае, по справедливому замечанию ген.-м. Джунковского в его вышеупомянутом докладе Министру Внутренних Дел, «какими бы причинами ни объяснялось патриотическое воодушевление в среде эстонцев и латышей, оно должно рассматриваться как отрадное явление, которое может в конечном результате способствовать сближению с русской государственностью национальных групп, доселе ее чуждавшихся». Параллельно с патриотическим поведением эстов и латышей проявлялась и их враждебность к прибалтийским немцам; на этой почве, между прочим, возник ряд необоснованных слухов о сигнализации из помещичьих усадеб об устройстве там подозрительных вышек, годных для беспроволочного телеграфирования, и бетонных площадок для спуска летательных машин и т. п., а эти слухи в свою очередь вызывали обильное число заявлений властям и анонимных доносов.