Читать книгу "Блокадные будни одного района Ленинграда - Владимир Ходанович"

Приехала в Дзержинск (не доезжая до Горького) около полуночи. Увидела, что камера хранения закрыта, и попросила трех проходивших девочек помочь мне донести вещи до центра города. Они взяли часть вещей, и мы пошли через парк. Дойдя до площади Дзержинского, они сказали, что дальше им не по пути, сложили вещи на тротуар и распрощались. Я начала переносить узлы дальше по очереди: один несу, другой ждет очереди… Дошла до сквера, вдоль которого шла полукилометровая дорожка, ведущая к моему дому, и идти дальше не смогла. Вещи положила на снег и села рядом. Сидела так довольно долго, как вдруг подошла какая-то женщина:

– Хозяин, ты что тут сидишь?

Я объяснила. Она спросила, где я живу. Показала ей рукой – дом был виден. Она подхватила вещи и сказала:

– Идем.

Оказалось, она живет в этом доме и даже в нашем подъезде!

До квартиры родителей добралась далеко за полночь, позвонила. Дверь открыл не отец, а незнакомый мужчина в накинутой на плечи офицерской шинели. Трудно описать, что я пережила тогда.

Оказалось, что родителей уплотнили, подселив военного. Мать меня раздела, выбросив одежду на мороз, и стала мыть. Увидев вшей, намазала мою голову керосином и покрыла платком.

Я приходила в себя три месяца. В июне отец сказал, что мне надо устраиваться на работу – карточки на меня больше не положены.

Увидев „блокадницу“, на работу по химической специальности меня в этом „химическом“ городе не брали, говорили – не выдержишь! Мать узнала, что муж знакомой учительницы назначен начальником создающегося отдела рабочего снабжения (ОРСа) Игумновской ТЭЦ. Он предложил мне любую должность из штатного расписания. Я выбрала работу экономиста по планированию и труду, стала осваивать новую специальность. Проработала в ОРСе до 1946 г.

Узнав, что с 1 июня 1946 г. можно возвращаться в Ленинград, я поехала первым же поездом. Пассажиров было так много, что двое суток провела на полу вагона. В городе сначала ночевала у знакомых (тоже на полу). На заводе узнала, что мест в общежитии нет. Устроилась по объявлению экономистом ОРСа в Технологический институт, работала до его ликвидации в 1947 г. Затем вернулась в тот же цех на заводе РТИ, где работала сменным мастером.

24 марта 2015 г…»

Давыдова Татьяна Ивановна

«Окна нашего дома № 15 на проспекте Газа, ныне Старо-Петергофском, выходили на кинотеатр „Москва“. Когда они были открыты, бабушка клала на подоконник две подушки, я устраивалась на них, и она говорила: „Этот кинотеатр начали строить, когда ты родилась, – в 1932 году“.

Так и я росла, „вместе“ с кинотеатром.

Папа, Иван Антонович Тарасюк, работал на Шинном заводе[1088], на проспекте Газа. Мама, Антонина Николаевна, – рядом, на „Красном Треугольнике“. Папа жил в доме на проспекте Газа с 1928 г.

Т.И. Давыдова. Фото 2005 г.

До войны училась в первом классе средней школы № 30 на Курляндской улице, дом 41[1089].

В мае 1941 г. закончила с „Похвальной грамотой“ первый класс. Ничто не предвещало крутых изменений в наших жизнях. Было радостно, тепло, отдыхала у бабушки на Средней Рогатке. Она работала кастеляншей в НИИ на Международном (ныне – Московском) проспекте.

Помню полдень 22 июня, сообщение по радио: „Немецкие захватчики развязали войну с Советским Союзом“.

Через несколько дней, там же, на Рогатке, я увидела чужие самолеты со свастикой, которые летели так низко, что были видны улыбающиеся лица немецких летчиков. Самолеты сбрасывали… конфеты. Было не до „подарков“! Бежали прочь по почти безлюдному Международному проспекту, по левой его стороне.

Папа ушел на фронт добровольцем в формировавшееся ополчение[1090], в начале войны ему было 55 лет. По найденным мной и моим братом документам, И.А. Тарасюк был призван Ленинским райвоенкоматом 4 июля 1941 г. Рядовым саперной роты 3-го полка 2-й дивизии народного ополчения участвовал в боях. При выполнении боевого задания 8 ноября 1941 г. получил тяжелое осколочное ранение в бедро и позвоночник.

С бабушкой на Средней Рогатке. 21 июня 1941 г. Публикуется впервые

Тяжелораненого папу привезли в госпиталь, который тогда находился в Александро-Невской лавре. Мы с братом туда добрались. Отчетливо помню, как с гордостью принесли ему в качестве гостинца луковичку. Мы читали раненым стихи: „Шел бой за улицу, огонь врага был страшен“, „Жди меня“ и другие. Бойцы дали нам с собой печенья, куски хлеба, что-то еще.

У папы был перебит седалищный нерв. Отец был обречен, бездвижен. Военные хирурги проявили свое искусство и мастерство – в госпитале Нижнего Тагила ему сшили нервные волокна, и он стал ходить. Об этой операции я даже прочитала в Военно-медицинском музее, в книге.

Красноармейская книжка И.А. Тарасюка. Сентябрь 1943 г. Публикуется впервые

Потом папа воевал в районе Синявинских болот, под Мгой. Ему вручили медаль „За оборону Ленинграда“.

Не так давно мой брат нашел текст приказа войскам 23-й армии от 26 апреля 1944 г., согласно которому телефонист 113-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона 17-го укрепрайона Тарасюк Иван Антонович „за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество“ награжден медалью „За отвагу“.

В сентябре 41-го начались обстрелы. Вой бомбардировщиков. На стенах домов висели плакаты, постоянно по радио повторяли: „Враг у ворот! Враг у ворот!“. Мама взяла мою школьную „Похвальную грамоту“ и разорвала: на ней были портреты Ленина и Сталина. Тогда думали: немцы войдут в город и отомстят нам за хранение подобных документов. И так думали многие. Все это страх – страх от „воронков“ довоенных (да и послевоенных). Я хоть и маленькая до войны была, боялась, вдруг заберут маму и папу?..

Как-то мы, дети, от шести и старше, сидели в синем зале кинотеатра „Москва“ и смотрели, кажется, „Чапаев“. Дверки на улицу были открыты, на случай попадания снаряда или бомбы, – так мы успели бы выскочить на улицу.