Читать книгу "Тишина - Питер Хег"

Где-то за этими звуками он услышал то, что искал.

Он поднялся на лифте в гостевой флигель. Их поместили в ту келью, которая когда-то была отведена ему. Когда он был монахиней.

Он постучал и вошел. Стине и Клара-Мария сидели на кровати и пили чай. Между ними высилась гора кукол. Он взял стул — тот стул, на котором когда-то сидела Синяя Дама.

Окружающее их звучание было больше помещения, оно было сводчатым, словно собор. Ему и прежде доводилось быть свидетелем того, как интерференция между родителями и детьми принимала такую форму — когда между ними действительно присутствовала любовь. И когда и женщина, и ребенок обретали сходство с персонажами греческой мифологии.

Он был чужим в этой звуковой картине. Ему в ней не было места. Он не имел на нее права. Его никогда не пустят внутрь. Слишком поздно.

— Хорошо, что ты пришел, — сказала девочка. — Будешь читать мне перед сном. И еще играть. И на скрипке, и на пианино. Что-нибудь этого, Баха. Каждый вечер.

Он подошел поближе.

— Я буду сидеть у тебя на коленях. А ты будешь гладить меня. Каждый вечер. Я это очень люблю.

Она стала напевать. Это была «Bona Nox». Он почувствовал, что его прошиб пот.

— Пройдет много времени, — продолжала она. — Много, много времени. Пока ты не расплатишься. За то, что тебя не было в моем детстве.

Она хлопнула по куклам.

— Двести кукол «Братц». А они обещали мне пятьсот. Обещали!

Она встала.

— Пока. — сказала она. — Я пойду поиграю.

Проходя мимо, она остановилась. Погладила кончиками пальцев его подбородок. Как взрослая женщина.

— Она моя, — сказала девочка. — Моя мама. Только моя.

Он кивнул.

— Я думаю, что ты не должен ей говорить ничего такого, — продолжала она, — чего нельзя было бы сказать при мне.

Он снова кивнул. Обаяние девочки было несокрушимо. Словно обаяние Караяна. Никто не может перечить Караяну. Или Рихтеру. Даже Бергману не может.

И она вышла из комнаты.

Он подождал, пока не установилось собственное звучание Стине. Оно тоже представляло собой пространство. Несколько иной формы, чем общее с ребенком. Он слышал это пространство с самого первого раза. На берегу. Тогда ему захотелось проникнуть внутрь. «Захотелось» — неверное слово. Его туда затянуло. И потом он так никогда и не смог выбраться обратно. Никогда не хотел.

Там было просторно. Никакой мебели. Никаких ловушек. Никаких оговорок. И тем не менее. Какое-то одно место всегда оставалось недоступным. Но теперь ему уже нечего было терять.

— Ты сидела два года в Хорсенсе, — сказал он. — До нашей встречи. За убийство.

Ему случалось общаться с разными преступниками. Цирк — многогранный мир. Убийство всегда порождает некое особое звучание. Звучание чего-то окончательного. Сейчас оно тоже возникло вокруг них. Так бывает со словами: стоит их произнести — и мгновенно возникает фрагмент обозначаемой ими действительности.

— Это был любовник, — сказала она. — Он изнасиловал меня. Это случилось, когда он собирался сделать это во второй раз.

Он прислушался к ее системе.

— Насилие всегда оставляет след. Я никогда не буду ступать на него.

Она встала, подошла к нему сзади.

— Я рада, — сказала она. — Черт возьми, как я рада этому.

Она провела рукой по его затылку. Его реле отключились. Мозг отключился. Синапсы перестали действовать. Он пропадал не за грош. Он был беззащитен перед ней. С улицы донесся детский смех.

— Сколько времени они здесь пробудут? — спросил он. — Дети?

— Они улетают домой завтра. Все, кроме Клары-Марии.

— А что насчет предсказаний землетрясения?

— Мне надо было что-то придумать. Чтобы объяснить тебе наше с ней знакомство.

Где-то далеко, далеко в глубине его, зазвенел предупредительный сигнал. Но он был так далеко. Он почувствовал тепло ее ладоней. Почти как горячие угли. И перестал что-либо слышать.

4

Он проснулся с осознанием, что женщина и ребенок покинули его.

Сон был тяжелым. Во сне к нему являлись видения, словно в опиумном угаре. Тело было истерзано, глаза склеились от вязкого макового сна. Он сканировал здание — они исчезли. Пошатываясь, он вышел в коридор и открыл дверь в их келью. Кровать была несмята. Куклы исчезли. Одежда тоже.

Он плеснул в лицо холодной водой. Отражение в зеркале более не обращалось к читательницам дамских журналов. Оно взывало к пластическим хирургам. К хоспису Государственной больницы.

Звучала одна из утренних молитв. Из церкви. Она проникала сквозь каменные стены. Шестьдесят женщин в экстазе. А он с трудом держится на ногах.

В его детстве, когда все владельцы цирковых шатров были мужчины, а все матери — женщины, он мечтал, чтобы миром управляло женское начало. Теперь, когда это начало сбываться, в душу его стали закрадываться сомнения.

Он с трудом двинулся по белому коридору. Ему казалось, что он ползет на четвереньках. Перед комнатой во фронтоне он остановился и прислушался.

Оттуда звучал голос африканки.

— Коробка, — объясняла она. — С тремя сотнями кукол. Из игрушечного магазина «Фэттер БР». Она не могла пропасть. Она должна где-то у вас стоять.

Для мистиков и клоунов любая спонтанно возникшая ситуация начинает искриться в лучах солнечного света. Словно видимый и слышимый драгоценный камень. Он открыл дверь.

Она сидела за столом Синей Дамы. Нога ее была в гипсе. На темном лице розовели раны. Они уже заживали.

Он слышал, что последний раз она спала, по меньшей мере, сутки назад. И что ей это дается без всякого напряжения.

— Где они? — спросил он.

Он сам слышал, что в его голосе были пыль и смола.

— Они напишут тебе. В течение месяца.

Любого другого человека он бы заставил все рассказать. Но не ее — момент был слишком неподходящим для того, чтобы калечить самого себя.

Началась молитва. Он услышал свое дыхание. Его система готовилась к последнему выходу. Ее взгляд остановился на нем. Он знал, что, если он совершит хотя бы малейшую ошибку, она выведет его из игры.

Он положил перед ней ключи от машины.

— Вчера мне пришлось украсть машину — чтобы добраться сюда. Она стоит у Нюброгорд. Ярко-синяя «БМВ». Я боюсь, что, когда ее найдут, это обернется против вас. Ведь меня отпустили только на основании вашего медицинского заключения. Машину надо вернуть на цирковую площадку в Беллахое. Как ты думаешь, можно попросить какую-нибудь младшую послушницу отогнать ее туда?

Ее глаза изучали его. Все звучание и внимание он сконцентрировал где-то у своих ног. Именно так он опустошал покерные салоны Европы. Никак не задействовать сердце. Не притворяться. Вместо этого сконцентрировать все внимание у ног.