Читать книгу "2017 - Ольга Славникова"

Это молчание лишало Екатерину Сергеевну каких бы то ни было свойств. Она становилась тем, о чем неприлично говорить.

– Значит, вдова отступное взяла, – сам себе подтвердил недобро улыбнувшийся Крылов.

Итак, Татьяна подала первые признаки своей настоящей жизни. Крылова душил волнами поднимавшийся стыд, точно его нагревали и посыпали сахаром. Точно это он нажился на смерти профессора, взяв у Тамары позорную мзду. И вместе со стыдом поднималась в душе тошнота: душа ощущалась в теле, словно отравленный желудок, из которого рвутся наружу жгучие массы. Это было, возможно, чем-то вроде острого предчувствия, отравления каким-то будущим.

Тамара между тем не помогала Крылову, просто выдерживала правильную паузу.

– Отношения клиентов с «Гранитом» регулируются типовым договором, – наконец произнесла она почти официально. – Когда я узнала, кто такая супруга профессора, я попросила переслать мне договор по факсу в Нью-Йорк. Сомнений в личности госпожи Анфилоговой нет: профессором и его напарником занимались те же самые люди, которые наблюдали за вами в целях твоей безопасности. Я привезла договор тебе, думаю, он пригодится.

С этими словами Тамара протянула Крылову косо скрепленные листочки. Испарения стыда немного мешали смотреть. Узкий заостренный почерк, странно размеренный, будто слова писали не ручкой, а зубьями вилки, сразу четырьмя, был Крылову совершенно незнаком. Впрочем, он не знал Татьяниной руки, никогда не получал от нее ни письма, ни записки. «Екатерина Сергеевна» к ней никак не лепилось, а «Таня» было теперь упразднено. Безымянная женщина, именуемая в договоре «Заказчик», письменно подтверждала, что в таких-то и таких-то случаях не будет иметь к «Исполнителю» ровно никаких претензий.

– На второй странице адрес и телефон, – подсказала Тамара, вдруг осветившаяся слабой, но все-таки настоящей улыбкой.

Крылов, стараясь не спешить, перевернул. Подпись Тани будто щеточка с застрявшим волоском. Действительно, адрес: улица Еременко, дом двадцать восемь, квартира семнадцать. Крылов нагнулся ниже, делая вид, что не может разобрать. Видимо, Тамаре не судьба. Что бы она ни делала, какие бы ни дарила подарки, как бы ни пыталась от души помочь – все было Крылову не впрок. Он даже не помнил сейчас, куда запрятал коллекционную Памелу Андерсон: может быть, в один из полурассыпанных, с корками на нитках, томов Александра Дюма, может быть, в коробку под тахту. Все-таки выходило многовато: третий ложный адрес за этот длинный день. На улицу Еременко, в квартиру профессора, они поехали с Таней на сумасшедшем разбитом такси. Тогда она ничем не показала, что ей знакомо это место. Тогда у нее был такой смешной бюстгальтер, две кочки потрепанных кружев на тугих бретельках, которые после разъема крючка забавно прыгнули, точно ими выстрелили из рогатки. Тогда она не могла найти выключатель в ванной и долго водила рукой по стене, похожая в полумраке на белого комара, пока наконец не щелкнуло. Видимо, все это надо отнести на счет причуд покойного профессора. Возможно, она понятия не имела, в чьей оказалась квартире, разве что узнала старую рубашку, висевшую на спинке стула, да кое-что из книг.

Тамара ждала, сияя тихим влажным светом, собрав на лбу немного бархатных морщин.

– Спасибо тебе большое, – прочувствованно произнес Крылов, радуясь, что спазмы смеха в его пережатом голосе похожи на подавленные слезы. – Я очень тронут, правда. Очень ценю. Это с твоей стороны настоящий благородный шаг.

– Вот и хорошо. Видишь, я выполнила твою просьбу, хотя и с опозданием. – Тамара сдержанно улыбнулась, глазищи ее маячили и зыбились, будто ночные огни на темной осенней реке. – Ну, а теперь действительно иди. Я устала, у меня завтра, а верней, уже сегодня, очень трудный день.

Они встали с дивана одновременно, будто люди, по обычаю присевшие на дальнюю дорогу, а теперь готовые, с билетами в карманах, отправиться в путь. Вот теперь расставание, о котором так долго думал Крылов, до которого все надеялся дожить, и правда наступило. Сейчас он любил Тамару так же сильно, как в первые дни после свадьбы, но знал, что через какое-то время это пройдет. Знание это давалось с большим усилием и норовило ускользнуть. Держа на отлете злополучный договор, он обнял женщину одной неловкой левой рукой и почувствовал ее дыхание, высокое в груди, легкое на щеке – словно полную воздуха и жизни древесную крону, которую сгреб, выставляя локоть, угрюмый великан.

Потом Крылов выложил перед Тамарой железную кучку ключей, показал, выдернув ящик из пустующей тумбочки, забившиеся в угол запасные комплекты. Себе он не оставил ни одного. Вытащил из шкафа слежавшееся, пахнувшее цветочным мылом постельное белье. Между тем пространство убежища заметно менялось. Видимо, произошла разгерметизация, и в оконные щели тек слоями, будто джем из пирога, наружный воздух. Шевелились остатки кружевного тюля, поскрипывали крепления карниза. Справа наверху крепления заело, бурая штора заломилась похожими на черепицу старыми складками, а Крылов так и не починил.

Он в последний раз обвел сентиментальным взглядом бывшие свои владения – с отчетливым чувством, будто видит это все в последний раз. Мощно зеленел старухин столетник. На люстре тряслись, бросая на потолок размазанные звезды, граненые стекляшки. Тамара, обхватив себя руками за плечи, проводила Крылова до коридора. Там он быстро поцеловал ее ладонь, где горьковатая влага блестела золотым песком вдоль сильных линий жизни, обещавших долгий век, счастливый брак.

Выскочив на смутную Кунгурскую, катившую вниз, под уклон, свое расплывшееся электричество, Крылов оглянулся и увидел, что бывшее его окно, которое он всегда держал наполовину незадернутым, теперь надежно закрыто сомкнутыми шторами. Он подумал о Тамаре там, внутри: если Бога в убежище по-прежнему нет, то, значит, никто за ней не присмотрит. Возле справочных и телефонных автоматов, там, где совсем недавно стояла Татьяна в плоских истертых сандалиях, два больших тополевых листа, похожих на мокрые подошвы, вздрагивали под порывами влажного ветра, словно переминаясь, не решаясь сделать шаг. В телефонной будке, засунув карточку в тугую щель, Крылов набрал Фарида, вкратце изложил ему последние обстоятельства и получил распоряжение немедленно прибыть.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

Доброта была давней тайной Фарида, которую он скрывал, буквально сбегая с места совершения поступка и некоторое время после этого не показываясь на люди. Но теперь, когда Крылов поселился у него, доброту стало некуда прятать, некуда поставить так, чтобы не было видно. Поскольку Крылов пришел без запасной одежды, Фарид немедленно отдал ему новенькие кожаные джинсы и свой парадный свитер из пуховой шерсти, нежной, как туман. Холодильник Фарида, всегда стоявший практически пустым, теперь загрузился продуктами; Фарид, в кухонном полотенце, повязанном на чреслах поверх измятых клетчатых трусов, азартно создавал обеды и ужины, управляясь с плитой, уставленной сковородами и кастрюлями, будто джазовый ударник со своей ударной установкой. В заднюю узкую комнату, где со всеми возможными удобствами был устроен Крылов, переместился древний телевизор, обшитый древесно-стружечной, когда-то полированной доской, который хозяин, по его уверениям, почти не смотрел. Когда зарядили безразмерные дожди, жидкими нитями резины бьющие в окно, появился купленный на распродаже утепленный плащ и крепкие армейские ботинки с куделями шнуровки, на высоченных тракторных подошвах. Подошвы эти, впрочем, некоторое время оставались девственными: Фарид считал, что разгуливать по улицам Крылову опасно.