Читать книгу "2017 - Ольга Славникова"

Из улиц и переулков, прямо и криво вливавшихся в Вознесенский, осторожно высовывались, пробуя воздух отсырелыми флагами, рябые от снега гражданские шествия. Только одна демонстрация, тащившая небольшое количество скудного красного ситца, двигалась за спецназовцами и, казалось, даже преследовала на расстоянии километра элитную часть. То были старики – бабки в мокрых клочковатых шубах, деды в подбитом ватой камуфляже, в потертых, словно фанерных пальтецах; они ковыляли, будто нескладные птицы, почему-то решившие пойти пешком. То были жители прошлого века, еще не забывшие подлинный, соленый и горелый вкус Истории. Пенсионеры, торговцы газетами и поддельными телефонными картами, мелкие мошенники, артисты пригородных электричек, дряхлые кляузники, фальшивомонетчики-надомники, преступники уже потому, что продолжали существовать и помнить какой-то другой, иначе устроенный мир, они упрямо волокли негнущиеся ноги, их лица напоминали вывернутые наизнанку мятые карманы. Демонстрацию возглавляла знаменная группа, состоявшая из двух человек. Под настоящим бархатным знаменем, протертым на складках до розовой ткани, маршировали, будто ища ногами домашние шлепанцы, два старикана в форме Великой Отечественной: рядовой пехотинец в изоржавленной пористой каске, в порыжелой плащ-палатке, и лейтенант-танкист, похожий в шлеме и комбинезоне на муху с оборванными крыльями, с нестареющей глянцевой кожей на левой сожженной щеке. Оттого, что их было только двое – может быть, на всю четырехмиллионную рифейскую столицу, – и еще по каким-то неявным, но безошибочным признакам с первого взгляда становилось понятно, что эти – не ряженые, а настоящие. Два старика были именно теми, кем оделись и кем представали перед своей инвалидной демонстрацией, – и это ощущалось как прямой удар подлинности, направленный в грудь. Стариковская демонстрация шуршала и шелестела, как шелестит в допотопном магнитофоне пустая пленка; отсутствие оркестра придавало этому шествию нечто мистическое. Вдруг Крылов, наполовину ослепленный снегом, узнал в рядовом пехотинце того по-дамски остриженного деда, у которого он бездну времени назад пытался сторговать фальшивый паспорт. Крылову даже показалось, будто дед, чуть откинув каску на затылок, незаметно ему подмигнул.

В то утро мокрый снег, тянувший по улицам белые сети, мылом стекавший с бурой слипшейся листвы, так и не перестал. Многие пытались выехать из города, многие волокли громоздкую, кое-как набитую поклажу, тянули за руки слишком туго закутанных детей, ловили попутки, осаждали билетные кассы. В густой толпе никто не обращал внимания на двух мужчин – сухого старого татарина и другого, помоложе, с каменным ртом, в остром капюшоне, надвинутом на самые глаза, – что мерно шагали под огромными, ладно уложенными рюкзаками. Судьба сопровождала их, ступая по снегу босиком. Она уберегла их от встречи с пьяным казацким разъездом, палившим по воронам и гражданам из длинноносых маузеров, быстро протащила через перекресток, где через пять минут взорвался от гранаты комсомольца армейский грузовик. Билеты у них были куплены заранее, и до места они добрались благополучно.

На вокзале их никто не провожал.