Читать книгу "Золотое побережье - Ким Стэнли Робинсон"

И снова к видеокассетам. «Моя жизнь, – поясняет он стенкам комнаты, – чуть не на сто процентов состоит из символических жестов. Так уж получается».

Кассет этих девять, на каждой из них надпись: МЫ В ПОСТЕЛИ. Иногда – почерком Вирджинии, иногда – его собственным. Может, оставить одну? Нет, нет и нет. Джим кидает их в сумку и выходит на улицу.

Ночь очень теплая. Закрывающая небо трасса гудит почти точно в тон возбужденным нервам. Джим видит проносящиеся в быстром ряду машины; отсюда, сбоку, кажется, что у каждой из них всего одна фара. Ближайшая бетонная опора вырастает из тротуара сразу за третьим домом. Железная служебная лесенка начинается на высоте десяти футов, но соседские детишки нарастили ее другой, веревочной. Джим отчетливо ощущает и звон во всем теле, и свою нетрезвость, однако упрямо вскидывает сумку на плечо и карабкается вверх. Теперь его голова точно на уровне дорожного полотна; прерывистое, будто пунктиром, гудение проскакивающих мимо машин, мелькание фар, вж-жик, вж-жик, вж-жик, вж-жик… Странно как-то, что вот эти маленькие штуки, свисающие между передними колесами, почти, но не совсем, касающиеся сверкающего металла дорожки, что именно они не дают машинам впиливаться друг в друга. Или в ограждение, вот тут, рядом с головой Джима, чтобы обрушиться потом на толпящиеся внизу дома. А что он, собственно, такое, этот самый магнетизм? В мыслях Джима порядочная сумятица, он трясет головой. Не отвлекайся от поставленной задачи. Значит, так, левой рукой обовьем верхнюю ступеньку, перекинем сумку вперед, расстегнем на ней молнию. Джим извлекает одну из кассет. Все машины ряда едут примерно по одному и тому же пути, в нескольких футах слева и справа от магнитной дорожки на белом бетоне покрытия ярко выделяются следы от колес – две черных полосы шириной по паре футов каждая. Одна из этих полос совсем рядом.

Джим пускает кассету по бетону, та скользит и останавливается прямо на черной полосе. Первый же проезжающий автомобиль разносит ее в мелкий дребезг.

– Во! Отличный бросок! – поздравляет себя Джим после каждой очередной кассеты, скользящей под колеса машин и мгновенно превращающейся в осколки пластика и обрывки пленки.

Однако последнюю он толкает слишком сильно, она проскакивает колею и останавливается неподалеку от управляющей дорожки. Без секунды раздумья Джим вылезает на трассу, для чего ему приходится зацепить сумку за верхний брус ограждения и подтянуться. Оп! Выждав одну из крайне редких пауз движения, он выбегает на проезжую часть, хватает кассету, спотыкается и чуть не падает, аккуратно возлагает свою жертву на самую середину черной полосы и бросается назад, к лестнице.

Очередная машина разносит кассету в хлам.

Джим спускается, опасливо и неловко. Коснувшись наконец ногами твердой, надежной земли, он с шумом переводит дыхание.

– А может, и стоило оставить хоть одну? – Он смеется. – Не, голуба, теперь уж обратной дороги нет. Ты свободен, нравится тебе это или не нравится.

В небе плывут длинные, перепутанные обрывки пленки.

64

Едва успел Джим вернуться в свою квартиру – столь же кошмарную, как и прежде, до изгнания образа Вирджинии, – как в дверь постучали; он нехотя поплелся открывать.

– Эйб! Чего ты так поздно?

Эйб косовато улыбается.

Идиотский вопрос. Вид у Эйба измотанный, и в то же самое время какой-то вызывающий; ему нужно общество, догадывается Джим. И помощь. Ситуация, прямо скажем, невероятная. Эйб бывал в этой квартире всего раз или два, и только затем, чтобы захватить Джима по пути на какое-либо сборище. Учитывая, какой дом у него, а какой у Джима, есть самый прямой смысл поехать на Седельную и ловить кайф там, на крыше ОкО – если, конечно, Эйб намеревается ловить кайф.

– Я заехал к тебе, – хрипловато говорит Эйб, – чтобы набраться в дупель. – И коротко смеется.

– А что, Сэнди нет дома?

– Вот именно. – Снова короткий смех, однако взгляд Эйба говорит Джиму, что тут совсем не все так просто. Эйб делает шаг через порог, осматривается. И неожиданно Джим видит свой хламник глазами товарища.

– Пошли посидим на улице, – говорит он. – Меня тошнит от этого места.

Они сидят на бордюрном камне, перекинув ноги через канаву, рядом с торчащим из стены пожарным гидрантом, смотрят на повисшую в воздухе трассу, на крыши машин, мчащихся в быстром ряду, на лучи фар. Двое парней, усевшихся на бордюрный камень.

Эйб вытаскивает грандиозный косяк (кроме Сэнди, таких никто не крутит), запаливает. Они с Джимом передают косяк друг другу, выпускают на безлюдную улицу огромные клубы дыма. Появляется какая-то машина, она проезжает точно через один из этих клубов, раздирает его в клочья.

– Не передавай так быстро, – говорит Эйб. – Затягивайся по два раза. Ты что, косяк курить не умеешь?

– Нет.

Они снова молчат. Не о чем говорить? Да нет, не то. Джим догадывается, что именно ценят в нем друзья, особенно – в такие моменты. Охотность, с которой он начинает разговор о самых важных, наболевших вещах.

– Так, значит, – говорит он, прокашлявшись после глубокой затяжки, – это вас вызывали на ту аварию, когда разбилась Лилиан, да?

– Да.

– Тебя и Ксавьера?

– Да. – Долгая пауза.

– А как он там?

– Не знаю, – пожимает плечами Эйб. – Как всегда. Разваливается на куски, но кое-как держится. Перманентное его состояние.

– Трудно, наверное.

– Какое там трудно, невозможно. Я бы так не смог.

Эйб начинает ерзать и в конце концов устраивается в любимой своей «туземной» позе – на корточках, упершись подмышками в колени. Даже посидеть не может спокойно, не растрачивая нервной энергии.

– Как ты думаешь, сильно я изменился за последний год?

– Все меняются.

Эйб окидывает Джима взглядом, смеется:

– Что, даже ты?

– Возможно. – Джим думает о последнем месяце. – Возможно, и меняюсь наконец-то.

– Да, пожалуй, – соглашается Эйб. – Понимаешь, я тут думаю… то есть последний год я становлюсь совсем таким же, как Ксав. И начинаю сомневаться – выдержу ли я так дальше. Ведь знаешь…

Эйб наклонил голову и смотрит прямо вниз, на дно канавы; голос его звучит все напряженнее:

– Раз, когда Ксав был совсем уже на краю срыва, он сказал мне, что самое для него невозможное – те аварии, где среди пострадавших есть дети. А дело в том, что один раз он посмотрел на заднее сиденье и видит там тело, и удивляется про себя – чего это, спрашивается, чернокожий мальчишка катается в компании белых, и тогда он переворачивает мальчика и смотрит ему в лицо и видит, что это его собственный сын. Ну, он на секунду отключился, едва не упал, а когда пришел в себя, оказалось, что это – какой-то совсем незнакомый ему ребенок, да к тому же белый.

– Господи…