Читать книгу "Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт"

Ясно, что в каждом случае местная модель межэтнических отношений формировалась в зависимости от масштабов и природы иноземной иммиграции. Во многом эта модель зависела от того, являлись ли иммигранты завоевателями или мирными колонистами, составляли ли подавляющее большинство населения или малую толику, были ли это землевладельцы или работники, предприниматели или духовенство. Одной из крупных зон этнического смешения стала Восточная Европа, которая в эпоху Высокого Средневековья переживала масштабные преобразования в результате массового переселения немцев на восток, получившего названия Остзидлунг. Общим для большинства районов Восточной Европы было то, что в ходе Остзидлунга расселение немцев происходило, как правило, в тех областях, где они никогда прежде не жили, однако складывавшаяся в результате этническая ситуация могла быть очень различной. В некоторых местах, например, имела место полная германизация. Так, в Бранденбургской миттельмарке совершила вооруженную экспансию и установила свое господство старинная немецкая династия Асканиев, под эгидой которой немецкие крестьяне и бюргеры стали обживать новые поселения и основывать новые города. В конце Средних веков славянский язык в Миттельмарке практически вышел из употребления. С тех пор эта область постоянно входила в состав Бранденбурга или государств, которые стали его преемниками, Пруссии, Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германия. В других регионах германизация принимала иные формы. В Силезии, польском герцогстве под властью одной из ветвей династии древних правителей Польши Пястов, процесс германизации в культурной сфере протекал в XIII веке, и местные герцоги и отцы церкви всячески поощряли немецких переселенцев. Сама правящая династия тоже стала перенимать немецкие имена и переходить на немецкий язык. К XVI веку, когда Силезия оказалась под властью Габсбургов, отдельные районы герцогства были уже не менее «немецкими», как и Бранденбург. Вроцлав (Бреслау), где был созван первый немецкий рейхстаг к востоку от Эльбы (1420 г.), был несомненно городом немецким. Однако в других областях Силезии немецкие переселенцы или, точнее, их потомки, напротив, подверглись славянизации. В основных чертах историю Силезии повторяла Померания, и во всех этих случаях важным моментом было широкомасштабное переселение немецких крестьян.

Дальше на восток, в некоторых областях Польши, Венгрии и Богемии, немецкая иммиграция носила более ограниченный характер и преимущественно концентрировалась в городах. Здесь большинство населения было сельским, а горожане составляли существенно меньшую часть, при этом аристократические и правящие династии были славянскими либо мадьярскими. Немецкие бюргеры образовывали привилегированный, но разрозненный класс, часто опиравшийся на поддержку и патронаж местных королей. Например, немецкие поселенцы в Трансильвании были приглашены туда венгерскими правителями Арпадами и получили от них особые привилегии, которые, в частности, формулировались в так называемом Андреануме (Andreanum) — документе, изданном Андреем II в отношении его «верных гостей, немцев Трансильвании» в 1224 году. Очевидно, что модель этнических отношений в городах Восточной Европы, которые основывались посреди сельской местности, населенной местным крестьянством и знатью, значительно отличались от городов германизированных областей вокруг Бранденбурга и Вроцлава. Еще один сценарий разыгрывался в Восточной Прибалтике, севернее Мемеля (ныне — Клайпеда), где политическая власть была сосредоточена в руках чисто немецкого образования — ордена Тевтонских рыцарей. Все тамошние города были основаны немцами, а туземное прибалтийское население, принадлежавшее к финно-угорской группе, сохраняло значительное численное большинство и оставалось преимущественно сельским. Здесь отношения между немецким городом и не-немецкой сельской местностью складывались подобно тем, что были в Польше, Венгрии и Богемии, при том, что политическая власть безраздельно находилась в руках у немцев, и в этом смысле Восточная Прибалтика напоминала Бранденбург.

Такие переменные, как масштабы немецкой иммиграции, распределение политической власти между коренными и иммигрантскими группами населения, а также сама история обращения в христианскую веру, существенно различались. Особенно важен последний из перечисленных факторов. Герцогства и королевства Польши, Богемии и Венгрии официально приняли христианство и сформировали церковную иерархию уже до того, как началась волна немецкой эмиграции. В то же время венды, то есть западные славяне, жившие по соседству с немцами, чехами, поляками и балтами, сохраняли язычество еще и в XII веке. Уже в XIII веке князья и прелаты немецких колониальных территорий наподобие Бранденбурга были готовы извлечь всю возможную выгоду из своей репутации поборников христианской веры, даже при том, что официальное язычество западных славян завершилось в 1168 году разграблением храма Арконы на острове Рюген. Вскоре после этого, с началом миссии в Ливонию и расселения немцев в Восточной Прибалтике, стал формироваться совершенно особый тип политического образования — государство, управляемое орденом крестоносцев, вся цель существования которого заключалась в вооруженном подавлении язычников и схизматиков. Пруссия и Ливония как раз и приняли форму немецкого теократического государства, увязшего в бесконечной войне с местным языческим населением. Очевидно, что разные формы межэтнических отношений были связаны со степенью их зависимости и тождественности религиозным противоречиям. Разногласия по линии христианин-язычник могли усугублять, превосходить или вовсе не иметь отношения к противоречиям на основе принадлежности к немецкой нации. Колонизация могла быть, а могла и не быть синонимом обращения в христианскую веру.

Прямые исторические последствия миграционных и межэтнических процессов эпохи Высокого Средневековья мы видим и сегодня. В наше время, когда носители немецкого языка из стран Восточной Европы продолжают переселяться в Германию, когда люди гибнут в борьбе за право Британской короны на ирландскую землю или против него, становится понятно, что фундаментальные политические проблемы XX века глубоко уходят корнями в динамичную эпоху завоевания и колонизации шести- или семивековой давности. Экспансия Средневековья оказала на культурное самоопределение и политическое будущее жителей кельтских островов или Восточной Европы бесповоротное влияние.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ ПЕРИФЕРИЙНЫХ ОБЛАСТЕЙ

Утверждение новой аристократии, строительство замков, развитие городов, новые сельские поселения, развитие письменной документации — все эти процессы обусловили фундаментальную трансформацию затронутых ими регионов по периферии католической Европы. Политические последствия были различны. О государствах завоевания в Бранденбурге и Ольстере уже шла речь в Главе 2. Однако помимо них были и другие примеры. По всем окраинам Европы можно было встретить военизированные общественные образования. Особенно ярким примером служит Орденштат — государство Тевтонских рыцарей, которым правила иноземная религиозно-военная аристократия, так и не сумевшая интегрироваться в местное общество (с натяжкой аналогом можно считать Родос). В других регионах тоже существовали свои государства-форпосты и «утремеры» — в Леванте, Греции, землях кельтов. Во многих случаях самым удачным определением такого рода областей можно считать «полупокоренные страны». Наглядным примером служит Ирландия; еще одним — Уэльс до 1282 года. Вероятно, подобным же образом можно охарактеризовать и государства крестоносцев. Главенствующее в политическом плане население, состоящее из ведомых рыцарями и духовенством эмигрантов, ядро которых составляли бюргеры и отчасти крестьяне-фермеры, оставалось тем не менее меньшинством и противостояло значительному большинству автохтонного населения, говорящего на другом языке, имеющего иную культуру, иную структуру общества и зачастую — иную религию. Это меньшинство было вынуждено обеспечивать себе безопасность, доходы и власть, подавлять или «переделывать» коренное население. Порой сразу за весьма зыбкими стенами колониальных городов и фьефов лежали независимые от них исконные государственные образования: гэльские или литовские королевства, греческие или исламские государства, давно вынашивавшие планы реванша и возрождения. В подобных государствах война и соперничество между приезжими и местными, поселенцами и исконным населением воспринимались как должное и составляли неотъемлемую сторону жизни.