Читать книгу "Дао Блаженств - Александр Матяш"

Д: Поэтому ребенок соглашается потерять это состояние.

А: Да. Потому что он, во-первых, не знает его ценности, а, во-вторых, он ориентирован на родителя как на некое божество. Если бы родитель был при этом прозрачен в том смысле, что между его базовой сущностью и ребенком, глядящим на него, не стояло бы родительское эго, то тогда взгляд ребенка был бы адекватен, и в нем не было бы зависимости. Как зависимость он возникает не у ребенка, она создается эговостью родителя.

Д: А мы сейчас обсуждаем ситуацию, когда ребенок вырос.

У: Он уже знает ценность этого состояния. И он боится его утратить. Он боится посягательств на это состояние.

Д: И тут же его теряет.

А: Почему он боится его утратить?

Д: Потому что он начинает наделять это состояние необыкновенной ценностью.

А: Но утрачивает он его не из-за того, что наделяет его необыкновенной ценностью.

Д: Из-за страха он его утрачивает.

А: Да. А что страх в нем делает такого, что он его утрачивает?

Д: Страх всегда что-то перекрывает. В этом состоянии должно происходить какое-то спонтанное движение, которое страх должен перекрывать.

А: Попробуйте сейчас не на уровне слов это понять, а через состояние, через переживания. Поймите, как тишину, молчание – неважно как, но поймите всем сердцем. Это состояние подвергается угрозе выпадения из него тогда, когда у человека, испытывающего это состояние, нет в нем такой достаточной укорененности, которая вызывала бы в нем веру.

Д: Уверенность?

А: Нет, именно вера! Не уверенность – это именно вера. Когда мы начинаем выпадать из этого состояния? Когда мы начинаем искать что-то, чтобы его сохранить, мы отказываем этому состоянию в его субстанциональности, в его первичности. Когда мы начинаем искать что-то, чтобы его сохранить, мы тем самым уже ищем подпорку для него. И когда мы ищем что-то, чтобы его сохранить, то в этом поиске мы его теряем. Именно потому, что мы хотим что-то сохранить, «оно» сразу становится хрупким и легко поддающимся разрушению. Должно быть именно состояние веры, незыблемости. Нам должно быть все равно, как мы в этой ситуации выглядим. Для нас должно быть гораздо важнее, сохраним мы свое состояние или нет. И когда мы говорим: «Все равно, что здесь случится – главное, чтобы я в нем остался, не вышел из него», – оттуда, изнутри, прямо из этого состояния, приходит помощь в виде того спонтанного озарения, которое и является единственным – тут ты, Даша, абсолютно права – адекватным реагированием на ситуацию.

Нам очень не хватает именно веры. Остаться в этом состоянии, что бы вокруг ни происходило. Все равно в нем остаться! И ситуация чудесным образом перевернется… Не выпрыгивать из себя. Нас выманивают из этого состояния демоны внешнего мира, чтобы, выпрыгнув из него, мы выпали и из той единственной крепости, которая нас сохраняет. Это и есть то состояние, из которого действует просветленный. И оно возникает не сразу – оно возникает в результате длинной практики.

Что происходит при таком восприятии? Наша адекватность в ситуации перестает иметь для нас значение оценки: зачет – не зачет, сдал – не сдал. Любая ситуация приобретает для нас значение тренинга, но не теста. И когда это происходит, мы уже не так зациклены на том, сможем мы ее пройти или нет. Если не смогли – прекрасно! – значит, есть над чем работать! Надо поклониться этой ситуации и испытать к ней чувство благодарности, потому что благодаря ей обстоятельства, или божество, стоящее за ними (как в некоторых учениях тантрического буддизма), милостиво показали нам наше слабое место. Благодаря ей мы сможем теперь его увидеть и продолжить свою работу над своими недостатками. Я приведу пример: когда у Линь-Цзи умер его учитель Хуан-бо, Линь-Цзи, уже к тому времени известный просветленный, патриарх, стоял возле погребального костра и плакал. Слезы безостановочно текли по его лицу. Ученики, бывшие рядом с ним, с удивлением глядели на плачущего Линь-Цзи и спрашивали: «Учитель, как же так? Почему вы плачете? Вы же просветленный! А для просветленного не имеет никакого значения – жизнь или смерть. Ушел ваш учитель Хуан-бо, но он же ушел в пустоту, он же на самом деле не умер. Раз вы просветленный, вы должны понимать. Как же так? Почему вы плачете?» А Линь-Цзи им отвечал: «Да я и сам это все знаю, – то, что вы мне говорите. Но почему-то слезы льются из моих глаз. Не останавливать же мне их нарочно». Понимаете, да? Вот этот момент капитуляции – даже перед собственной реакцией. Вы можете себе представить, чтобы просветленный стоял с каменным лицом, сдерживая слезы, из-за зависимости перед мнением учеников? И то, как он ответил – сколько в этом было внутренней свободы и независимости от их мнения, от того, как они его воспринимают – как просветленного или непросветленного. И именно поэтому он еще больше укрепил свой статус. Эта ситуация вошла как гунъань в историю чань-буддизма. Вернемся к нашему гунъаню.

Умэнь заметил: Гуйшань был очень смел, но не сумел обойти западню, устроенную Байчжаном. Он отказался от легкого дела и взялся за тяжелую работу.

Отбросив прочь шумовку и половник,

Он одним ударом сокрушил все препоны.

Хоть он не одолел преграды, воздвигнутой Байчжаном,

Он отшвырнет ногой все на пути – даже Будду.

А: Что за преграда была воздвигнута Байчжаном?

Д: Видимо, в ловушку Гуйшань все-таки попал.

А: Попал, попал.

Д: В результате он стал настоятелем. Вот в эту ловушку и он попал.

А: А что за преграда была воздвигнута Байчжаном?

Д: Ловушка и преграда – это разные вещи?

А: Да нет, в принципе, здесь это одно и то же. Одну ловушку Гуйшань преодолел, а вторую – нет. Какую ловушку не преодолел Гуйшань? Какое у нее имя? Эта ловушка называется «старший монах». Если бы Байчжан пригласил одного Гуйшаня и рядом не было бы старшего монаха… Посмотрите, для чего Байчжан пригласил старшего монаха? Почему он рассмеялся? Байчжан мог вызвать Гуйшаня в уединенное место, поставить ему эту задачу и сказать: «Одолеешь – станешь наставником». Что, Байчжан не знал, кто лучше ответит на этот вопрос? Зачем ему надо было приглашать старшего монаха? Неужели никто из вас не задался этим вопросом?

М: Я думала, что там у них был общий сбор. Задали задачу: кто лучше ответит, тот и станет настоятелем.

А: Знаешь, Рита, может, там и был другой народ. Но в гунъане осталось только два человека. Значит, не важно, сколько их там было еще в реальной ситуации. Для смысла гунъаня достаточно было оставить двоих – для того, чтобы показать, как Байчжан использует ситуацию. Какая мудрая стратегия! Как он поймал Гуйшаня! Почему он рассмеялся: «старший монах проиграл»? А кто выиграл – разве Гуйшань? Выиграл Байчжан!

У: Он добился того, чего хотел.

Д: А если бы не было старшего монаха, он мог бы просто отказаться.

А: Да, он бы мог что-нибудь учудить. Байчжан «сделал» Гуйшаня: он не увидел чуть-чуть дальше, чем увидел Байчжан. Почему старший монах проиграл? Потому что выиграл в этой игре только Байчжан. А Гуйшань ни выиграл, ни проиграл: он выиграл у старшего монаха, но проиграл Байчжану. Вам удалось почувствовать, как это все проникнуто духом легкости, веселья? Вот она, истинная суть чань-буддизма – за каждым из гунъаней стоит легкий и одновременно сотрясающий основы мироздания смех.