Читать книгу "Воздушная битва за Севастополь. 1941-1942 - Мирослав Морозов"

«Затем я принимал участие в штурме Севастополя в не менее чем семи вылетах в день, сначала с одной группой, за­тем с другой… В одном случае я полетел в район фронта Woletz, к форту «Максим Горький». Это был ужасающий форт из стали и бетона, укрытый в скалах.

Гора была ужасно вспахана бомбами крупных калибров, кратерами глубиной в несколько метров, здесь рвались бро­нированные плиты и разбивались вдребезги бетонные стены. Здесь лежат только мертвые? Черная и искореженная, она лежала в лучах сверкающего солнца, в то время как ее очища­ли от пленных. Широкий открытый проход в стене горы слу­жил доказательством недавнего подрыва и глубокого проник­новения в подземные проходы, туда, где все еще находились русские, отказывающиеся сдаться. С прилегающего холма доносился грохот артиллерии. Мы полетели дальше вперед над проходившей в теснине дорогой. На северном берегу Се­верной бухты находились разрушенные дома, некоторые из них еще горели, пустые дороги и затем залив, вдоль которого вытянулся Севастополь. Казалось, что он находится на рас­стоянии вытянутой руки.

Дальше к востоку можно было услышать вой пикирующих бомбардировщиков, атакующих огневые позиции в районе Инкермана. Там наши товарищи обрушивались вниз на узкие долины. Затем в воздухе вырастали пламенные взрывы вме­сте с грибоподобными дымовыми облаками. Можно было слышать звуки глухих взрывов и легкий стук пулеметного ог­ня. Среди огня и дыма в скалах оставались «советы» и про­должали вести стрельбу… Да, советские русские стреляли, но их огонь был несопоставим с ужасающим воздействием тысяч тонн бомб, которые обрушивались вниз на их отход по скалам без перерыва. Наши атаки продолжались неустанно. В нужное время было тяжело решить, куда спикировать так, чтобы не протаранить другой самолет. Летая на малой высо­те, как можно не испытывать страха быть протараненным са­молетом, летящим выше тебя, или залететь в зону падения снарядов или бомб своей артиллерии или самолетов?.. Не­смотря на безоблачное небо, над Севастополем было так много дыма и пыли, что было невозможно увидеть что-либо дальше, чем на расстоянии 100 метров… Одно за другим ук­репления пали, вслед за чем наступил черед самого города. Русские пытались удержать город, но вскоре черные облака взрывов выросли над его центром. За исключением несколь­ких домов, город был морем пламени. Он выгорел дотла, и все, что осталось, являлось огромными горами развалин. Это было величайшее сражение с привлечением техники и воен­ных материалов, свидетелем которого я когда-либо являлся, возможно, величайшее сражение этой войны».

О мощи ударов люфтваффе говорят и следующие цифры: к концу дня только самолеты группы III/LG1 произвели 16 групповых вылетов. Заставляя экипажи бомбардировщиков совершать до восьми вылетов в день, фон Вильдт добился то­го, что за сутки VIII авиакорпус совершил 1329 самолето-вы­летов и сбросил 1218 тонн бомб. С учетом того, что протяжен­ность линии фронта по сравнению с началом июня сократи­лась примерно в два раза, плотность огневого поражения была колоссальной. При этом враг сбрасывал бомбы с малых высот, прицельно. Советская зенитная артиллерия почти не стреляла, и в течение дня немцы потеряли от ее огня только два Ju-87 без экипажей. В боевом донесении об обстановке, сложившейся к 16 часам, Октябрьский докладывал: «… Авиа­ция противника продолжает беспрерывно бомбить группами 18—60 самолетов боевые порядки в районе Сапун-горы, хут. Дергачи, Малахов курган, высота Карагач, гора Суздальская, Английское кладбище и Хомутовая балка.

Авиация противника не дает нашей пехоте занимать рубежи обороны. Части несут большие потери в живой силе и матчасти.

Все дороги находятся под непрерывным огнем и бомбо­ударами. Погода штиль. Во всем районе стоит сплошной столб пыли, ничего не видно…» В следующем донесении, да­тированном 9 часами 30 июня, адмирал добавил, что «тылы войск вследствие беспрерывных бомбежек нарушили нор­мальный оборот питания, довольствия войск».

Столь интенсивная поддержка люфтваффе не могла не обеспечить успех наземного наступления. Часть опорных пунктов на южном берегу бухты и на Сапун-горе была полно­стью уничтожена огневыми ударами, часть — окружена про­тивником. Продолжавшие обороняться в них малочисленные группы советских солдат сражались до последнего человека. К вечеру большинство защитников Сапун-горы погибло. Удерживавшие линию фронта советские войска не были от­брошены — они просто перестали существовать. Как вспоми­нал В. И. Раков, «наша оборона уже не гнулась и не отодвига­лась, ее куски откалывались, как глыбы от скалы, под яростным напором врага. В образовавшиеся трещины просачивались серо-зеленые фигуры фашистских солдат, вбивая клинья все глубже. Начались бои на окраине города». Резервы не могли выдвинуться в назначенные районы, поскольку все дневные передвижения в условиях вражеского господства в воздухе оказались невозможны. К тому же из-за массового выхода из строя проводной связи и гибели части командиров оказалось полностью дезорганизовано боевое управление. В штабе не знали ни начертания переднего края, ни состояния войск на нем, ни того, смогли ли резервы выполнить поставленные пе­ред ними задачи. В линии фронта в нескольких местах обра­зовались широкие разрывы, куда широким потоком хлынули воспрянувшие духом немцы. Так совершенно неожиданно для командования СОРа произошел коллапс всей обороны.

Советская авиация над полем боя фактически не появля­лась. В предрассветные часы слетали 12 У-26, пять УТ-16, «чайка» и три И-15бис (один из них разбился при взлете), днем и вечером — шесть Ил-2, три старых истребителя в ва­рианте штурмовиков и 11 различных истребителей в качестве воздушного эскорта. По докладам, штурмовикам удалось уничтожить две зенитные батареи, два миномета и до двух взводов пехоты. Прикрывающие истребители — капитан Сап­рыкин и лейтенант Лопацкий из 45-го иап — доложили о сбитии Ju-88, но немецкая сторона подтверждает только поврежден­ный в воздушном бою разведывательный «хейнкель». В лю­бом случае этот воздушный бой стал последним, где советские и немецкие летчики пытались помериться силами в севасто­польском небе. От огня зениток советская сторона потеряла «ил» капитана Куликова (выпрыгнул с парашютом), а «чайка» лейтенанта Петрова скапонировала при посадке. Еще пять «яков» были повреждены на аэродромах артиллерийским ог­нем. Совершенно очевидно, что в создавшихся условиях бое­вая деятельность остатков 3-й ОАГ уже никак не могла повли­ять на сложившуюся обстановку.

Из-за отсутствия связи с частями весь масштаб произо­шедшей катастрофы командованию СОРа удалось осознать только к утру 30 июня. В 09.50 Октябрьский, который еще не­давно был убежден, что с часу на час противник прекратит штурм из-за понесенных тяжелых потерь, дал телеграмму следующего содержания:

«Противник ворвался с Северной стороны на Корабель­ную сторону. Боевые действия протекали в характере улич­ных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное сни­жение огневой мощи, надо считать, что в таком положении мы продержимся максимум 2—3 дня.

Исходя изданной конкретной обстановки, прошу Вас (те­леграмма адресовалась наркому ВМФ Кузнецову и маршалу Буденному. — М. М.) разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 ию­ля вывезти самолетами 200—250 человек ответственных ра­ботников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, са­мому покинуть Севастополь, оставив здесь своего замести­теля генерал-майора Петрова».