Читать книгу "Иов, или Осмеяние справедливости - Роберт Хайнлайн"

— Ма и я очень быстро вжились в эту импровизацию, — сказала Сибил-Эгрет. — Они, например, не знали, что являются огнепоклонниками до тех пор, пока я не упомянула об этом в разговоре. А я не знала, что я ведьма, пока ма не намекнула. Исрафель тоже оказался весьма ловким, но у него было больше времени, чтобы продумать свою роль.

— Значит, нас облапошили со всех концов, как парочку кузенов из глубинки!

— Алек, — сказала Кейти серьезно, — Люцифер всегда знает, что и для чего делает. Только очень редко дает объяснения. Его намерения жестоки только в отношении плохих людей… а ты к их числу не принадлежишь.

Мы все трое принимали солнечные ванны, когда внезапно ворвался Джерри.

— Одевайся. Выезжаем немедленно, — резко бросил он мне, даже не поздоровавшись с Кейти.

Кейти вскочила, побежала в дом и вернулась с ворохом моей одежды. Женщины одели меня с такой быстротой, с какой пожарник мчится по сигналу тревоги. Кейти сунула мне в карман бритву и застегнула его. Я объявил:

— Готов.

— Где рукопись?

Кейти снова кинулась в дом и выбежала с прежней быстротой.

— Вот она.

За эти несколько минут Джерри вымахал в высоту футов до двенадцати и вообще сильно изменился. Это все еще был Джерри, но теперь я знал, почему Люцифера называли самым прекрасным из всех ангелов.

— Пока! — сказал он. — Раав, я загляну когда смогу!

Он хотел взять меня на руки.

— Подожди! Мы с Эгрет должны поцеловать его на прощание.

— Ох! Ну, давайте побыстрее.

Так они и сделали, чмокнув меня одновременно. Джерри схватил меня, как ребенка, и мы круто взлетели вверх. Я мельком увидел «Сан-Суси», дворец, площадь, а затем дым и пламя бездны скрыли все. Мы покинули этот мир.

Как мы путешествовали, долго ли и где именно — не знаю. Путешествие в чем-то было похоже на бесконечное падение в ад, но на руках у Джерри было куда как приятнее. Мне вспомнилось детство, когда после ужина отец брал меня на руки и держал так, пока я не засыпал.

Думаю, я и в самом деле уснул. Прошло много времени, прежде чем я проснулся, почувствовав, что Джерри кружит, выбирая место для посадки. Наконец он поставил меня на ноги.

Здесь существовала какая-то гравитация: я чувствовал свой вес, а слово «низ» снова обрело смысл. Но не думаю, чтобы мы находились на какой-нибудь планете. Казалось, мы стоим на каком-то помосте или у входа в невероятно огромное здание. Его нельзя было разглядеть, так как мы стояли слишком близко. Вокруг ничего не было видно — какие-то аморфные сумерки.

Джерри спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. Думаю, в порядке.

— Хорошо. Слушай внимательно. Я собираюсь познакомить тебя… нет, вернее, собираюсь показать тебя некоему существу, которое для меня и моего брата, а твоего Бога Яхве — то же самое, что Яхве для тебя. Ты меня понял?

— Э-э-э… как будто. Не уверен.

— А относится к Б, как Б относится к В. Для этого существа твой Господь Бог Иегова ребенок, строящий песчаные замки на морском берегу, а затем разрушающий их в припадке детской ярости. Я для него — тоже ребенок. Я же смотрю на него, как ты смотришь на свое божество — Отца, Сына и Святого духа. Я не почитаю это существо как Бога — он в этом не нуждается, этого не ждет и не уважает подобного лизания сапог. Яхве — может быть, единственный Бог, который завел такой смешной порядок. Во всяком случае я не знаю иной планеты или иного места во Вселенной, где бы практиковалось поклонение Богу. Правда, я еще молод и мало путешествовал. — Джерри внимательно посмотрел на меня. Он выглядел встревоженным. — Алек, может быть, аналогия объяснит все лучше. Когда ты был мальчишкой, тебе приходилось приносить кого-нибудь из своих домашних любимцев к ветеринару?

— Да. И мне это было не слишком приятно, так как животные его страшно боялись.

— Мне тоже это не по вкусу. Хорошо, ты понимаешь, что значит нести больное животное к ветеринару. А потом приходится ждать, пока доктор решит, можно ли вылечить твоего любимца. Или же надо воспользоваться милосердным и быстрым способом, чтобы избавить маленькое существо от страданий. Разве не так?

— Да. Джерри, вы стараетесь дать мне понять, что тут присутствует риск? Неопределенность?

— Полнейшая неопределенность. Подобных прецедентов не бывало. Человеческое существо еще никогда не поднималось до такого уровня. Я не имею представления, что он сделает.

— О'кей. Перед этим вы сказали, что есть риск.

— Да, ты в большой опасности. И я — тоже, хотя и полагаю, что для тебя она гораздо реальнее, чем для меня. Но, Алек, могу заверить тебя вот в чем: если он решит тебя уничтожить, ты об этом даже не узнаешь. В этом божестве садизм отсутствует начисто.

— Это «оно» или «он»?

— Хм… говори «он». Если «он» воплотится, то скорее в человека. Если так произойдет, то называй его «мистер Кощей». Обращайся к нему так, как ты обращался бы к человеку гораздо старше тебя по возрасту, которого ты глубоко уважаешь. Ни в коем случае не унижайся, не показывай, что поклоняешься ему как Богу. Будь самим собой и говори правду. Если придется умереть, то умри с достоинством.

Страж, остановивший нас у дверей, не был человеком — во всяком случае до того, как я посмотрел на него второй раз, когда он уже успел приобрести человеческий облик. И это характеризует неопределенность всего, что я видел на этом месте, которое Джерри назвал «местным отделением».

Страж сказал мне:

— Разденьтесь донага, пожалуйста. Ваши вещи останутся тут; вы можете забрать их потом. А это что за металлический предмет?

Я объяснил, что это безопасная бритва.

— И для чего она?

— Это… такой нож, чтоб срезать волосы с лица.

— Вы отращиваете на лице волосы?

Я попробовал разъяснить ему смысл бритья.

— Если вам не нужны волосы на лице, то зачем их выращивать? Это образцы для экономического конгресса?

— Джерри, я, кажется, выбился из сил.

— Я все улажу! — Мне кажется, он поговорил со стражем, хотя ни единого слова я не услышал. Наконец Джерри сказал мне: — Оставь бритву вместе с одеждой. Он думает, ты псих, но и меня он тоже считает сумасшедшим. Впрочем, все это не имеет значения.

Возможно, мистер Кощей и есть «он», но на мой взгляд, это был близнец доктора Симмонса — ветеринара, к которому в Канзасе я таскал своих кошек и собак, а однажды и черепаху, — целую процессию маленьких животных, которые были друзьями моего детства. И кабинет Председателя выглядел точно так же, как кабинет доктора Симмонса, вплоть до старинного бюро с убирающейся крышкой, которое доктор, должно быть, унаследовал еще от своего деда. Были даже хорошо запомнившиеся мне антикварные часы с восьмидневным заводом, стоявшие на небольшой полочке над бюро.