Читать книгу "Больная любовь. Как остановить домашнее насилие и освободиться от власти абьюзера - Джесс Хилл"

Допустим, муж ударил вас прямо посреди улицы. Местный полицейский это видел. Полиция передает дело в суд, но там ваш муж во всем винит вас. Вы пытаетесь рассказать полиции правду, но они говорят, что от них ничего не зависит, все решает судья. Пока идет разбирательство, супруг живет дома, его некуда поместить на это время, некуда изолировать. Рассмотрение дела откладывается. Вы ждете.

Вы возвращаетесь домой после судебного заседания. Начинаете искать другое жилье, встаете в социальную очередь. Перед вами еще двадцать человек. А всего в фонде социального жилья штата – 50 квартир. Предполагаемое ожидание – три года. Решение о предоставлении социальной квартиры принимает местная комиссия. В ней, кстати, работает тетя мужа.

Так проходит несколько месяцев. Вы стараетесь не злить свою половину. Едете на прием к психологу-консультанту, и тот сообщает вам то, что вы уже и так понимаете: если невозможно вырваться из своего тесного мирка, лучше уж остаться с агрессором, тогда давление на вас будет меньше.

Через три месяца назначают повторное заседание суда. Муж после него снова возвращается домой. Вам страшно, и вы не понимаете, почему они не могут просто приказать ему уйти от вас и больше вас не трогать? Полицейский вроде бы говорил, что обвинитель не знает, что делать. Рассмотрение затягивает адвокат истца. Вы опять ждете. Во время последнего заседания ваше имя вообще не упоминалось.

Муж угрожает и требует, чтобы в суде вы молчали. Он бьет вас в живот так, чтобы не оставалось синяков. Он уже не раз это делал. На прошлой неделе с вами связались из службы опеки. Никто не будет забирать детей, но для этого нужно, как они предупредили, чтобы в доме всегда был мир. Но это же не в вашей власти! Следующее заседание суда – через три недели. Может, что-то сдвинется с мертвой точки?.. Наконец суд подписывает ордер. После этого муж снова бьет вас на улице… И весь процесс начинается снова». [5]

«Если вы собираетесь уйти от мужа, вам придется не просто уехать из поселения, но оставить там детей и всю свою родню, – говорит Эми Маккваир, журналистка, происходящая из племени дарумбал и аборигенов островов Южного моря. – Поэтому такое количество представительниц коренных народов в конце концов решает остаться. Им просто некуда идти».

Аборигенки из отдаленных поселений оказываются в западне. Им некуда бежать от семейного неблагополучия. Они ничего, кроме своего маленького городка, не знают.

Есть еще одна причина, почему такие отношения бывает сложно разорвать. Когда женщина осознает свое бесправие, а также последствия травмы, которую до нее переживало несколько поколений, семья остается той единственной соломинкой, за которую она пытается ухватиться. Очень часто насилие порождается ревностью. Мужчина, который мало что в жизни может контролировать, отыгрывается на семье, чтобы почувствовать себя увереннее. Коренные австралийки и их дети более уязвимы, чем все другие социальные группы в Австралии, но надо сказать, что их угнетатели далеко не всегда принадлежат к их расе. Одно из исследований показало, что большинство состоящих в браке аборигенок, заявивших об абьюзе (59 %), замужем за белыми мужчинами. [6][161]

Организация Djirra, предоставляющая правовую поддержку семьям, принадлежащим к коренным народам, постоянно сталкивается с клиентками-аборигенкам, над которыми издеваются мужья разного происхождения – как аборигены, так и неаборигены. Единственное, о чем статистика свидетельствует однозначно, так это что сами женщины, принадлежащие к туземным племенам, подвергаются намного большему риску стать жертвами домашнего насилия, чем представительницы других народов и рас»[162]. [7]

* * *

Когда я только приступала к изучению проблемы домашнего насилия среди коренного населения Австралии, я знала лишь самое основное: полиция часто не принимает всерьез жалобы женщин и толком не расследует нападения на них и даже убийства. Историй о «халатно проведенных расследованиях» полно[163]. Одна из них связана с гибелью двадцатипятилетней Квементиайе Грин, матери двух детей, которую нашли мертвой на пустыре в городке Теннант-Крик в 2013 году. Ее сожитель Родни Шеннон находился рядом, однако следователь счел, что это ничего не доказывает, а является лишь «иррациональной презумпцией». [8] Следствие предпочло поверить свидетельству Шеннона, что Грин заколола себя сама. Подобную же версию полицейские Северной Территории приняли и в другой раз, когда столкнулись со смертью тридцатиоднолетней Натали Маккормак, работавшей с молодежью в приюте Танджентьере в Элис-Спрингс. Несмотря на то что ее муж не раз был замечен в абьюзе, полиция сочла удовлетворительным его заявление, что супруга совершила самоубийство с помощью ножа. При этом, по мнению следователя, не было представлено никаких доказательств в пользу такого предположения. [9] Маккормак убили в 2015 году, но обвинение так никому и не было предъявлено.

Вскоре я поняла, что все эти факты лишь поверхностно обозначают проблему. Помню момент, когда стало ясно, как мало мне известно. Я ехала в машине и слушала подкаст под названием «Занавес» (Curtain), в котором беседовали Эми Маккваир и юрист Мартин Ходжсон. Последний выдал монолог, от которого у меня захватило дух и накатила волна ярости. Начал он со смелого утверждения: «Полиция и социальные службы не просто не поддерживают аборигенок, они активно наказывают тех из них, кто осмеливается заявлять о домашнем насилии». Сначала мне это показалось преувеличением. Но Ходжсон привел конкретный пример: в прошлом году аборигенка обратилась в полицию, рассказав о том, что ее дочь подвергается домашнему насилию. Ведь мы именно к этому побуждаем граждан: помогайте друг другу, выступайте от имени близких, если те не решаются пожаловаться властям на то, что с ними происходит. В итоге заявительница оказалась в тюрьме. Почему? Потому что полиция явилась к ней домой (по ее же просьбе), стала проверять ее документы, обнаружила неоплаченный штраф за содержание незарегистрированной собаки и судебное предписание на погашение задолженности[164]. После чего стражи порядка поместили заявительницу за решетку на несколько недель! Она могла провести там и больше времени, но, к счастью, кто-то оплатил наложенное на нее взыскание. Показательно: полиция сочла, что разобраться с административным нарушением, связанным с собакой, важнее, чем защитить жизнь и безопасность двух аборигенок. Вопрос о происходящем в этой семье насилии даже не поднимался. А та, что осмелилась искать защиты для дочери, оказалась в заключении в женской тюрьме в Мелалеуе. [10]