Читать книгу "Молитва из сточной канавы - Гарет Ханрахан"

Бог Колокольной Скалы уступил огню, и Кари опять утянуло прочь. Шпат – она видит Шпата, на складе в Мясницком ряду. Он жив. Эмоции придали ей легкости, и она взмыла над городом выше прежнего. Она закричала, то есть хотела закричать, но тело далеко внизу и далеко в стороне.

Покажите мне Хейнрейла. Прежде с ним не срабатывало никогда, но в этот раз – сработало. Он в экипаже, карета стучит по дороге от Могильного холма к Вдовьим воротам. Он уезжает из города. Рэптекины рвут удила, кучер нахлестывает их до остервенения. Хейнрейл вне старого города, а значит – вне опасности. С ним чародейка Мири и тьма ползущих – готовы защитить его от любой угрозы, сверхъестественной или обыденной.

Почти от любой. Кари вкладывает свою мощь, дотягиваясь до крошечного, злобного разума правого рэптекина. Она берет бешеную, загнанную душу создания и сдавливает ее. Рэптекин визжит и судорожно бьется, дергает экипаж вправо и влепляет прямо в каменную стену. Кари смеется нотками грома, когда ее враг врезается в камень, его тело плющит между стеной и золотым сундуком.

Но амулета при нем нет.

Кари идет по следу назад, выискивает слепые пятна. Как вдруг – Эладора? – Кари скорее чует, нежели видит родственницу – мгновенный мысленный оттиск шелеста мантий, книг, презрительного неодобрения – прежде чем разряд психической силы таранит ее с небес. Сбитая влет, она кувыркается через город назад в свое тело, душа вмазывается в него с такой силой, что по всей коже вылазят синяки. Последним, перед вторым ударом колокола, она видит, как войско веретенщиков разевает тысячи похищенных ртов в гимне благоговейного почитания.

Шпат протопал еще пару шагов, но Крыс сгинул. Упырь быстр, как всегда, пускай и раздался втрое прежних размеров. Шпат покачал головой, не в силах поверить перерождению друга. Это страннее сверхъестественных способностей Кари – Крыса он знал много лет, и упырь всегда был существом из проулков и сточных канав, равно далеким от богов и демонов, как всяк его возраста.

Шпат помог Барсетке встать на ноги. Она в сердцах одернула смятое платье, шишковатые пальцы перебрали ткань, пряча прорехи.

– Лицо у меня нормальное? – спросила она, утирая слизистую жидкость – вероятно, упырье замещение слез.

– Чудесное. Сама-то как, ничего?

Она кивнула.

– Старейшие не разговаривают на наших языках, поэтому они пользуются ртами упырей помоложе. Мной уже говорили раньше. Не так оно и погано.

– Крыс не старейший – он может измениться назад? Я могу его сделать прежним?

– Я не знаю, кто он и кто еще в нем, – призналась Барсетка. – Я его предупреждала, я ему талдычила, да! «Пребывай в свете», другого я не советовала! – Она опять прижала ладони к лицу, сокрушаясь. Шпат присмотрелся – неужели ее черты чуточку более собачьи и менее человечьи, чем до того, как ею заговорил Крыс? Сразу не разобраться, и некогда тратить время.

– Ступай за ним. Или обгони и предупреди Кари, или образумь его… в общем, сделай, что сможешь. Я пойду искать другую помощь.

Барсетка оглядела платье – бальный наряд, прибранный в лавке для малоимущих или на помойке Брин Авана, и подрыгала головой в знак согласия. Оторвала расшитый подол, выставив на обзор козлиные ножки с копытцами, тщательно отбритые от волосков. А потом вскарабкалась по сточной трубе и припустила по крышам, держась выбранного Крысом направления.

Шпат оставил ночлежку тем же путем, как уходил раньше, – через тайный лаз до примыкающего здания, его проложили изобретательные воры в былые дни. В более благоустроенных частях города поговаривали, что Мойку можно обойти из конца в конец, ни разу не выйдя на улицу, если знать воровские тропы. Это не совсем так, ведь стража перекрыла многие ходы под землей, но Шпат знал уцелевшие маршруты.

А вот сальники – нет, хоть здесь повезло. Когда напала Роша со своими страшилами, он вывел из дома столько воров, сколько смог. Но все равно кровь друзей присохла к его каменным ногам. Очень много погибло. Сердце Шпата немо, как скала. Он невидяще брел, переставлял ноги с методичностью механизма. Ничего уже не поделать, только стараться уменьшить ущерб – установить порядок оказания помощи, выяснив, какие части его мироздания уже мертвы, а какие еще умирают, обызвествляются. Он уже лишился мечты забрать у Хейнрейла Братство, теперь у него осталось последнее – Братство спасти.

Он протоптался по бумажному вороху. Сморгнув, узнал собственный почерк. Это рукопись отца, разорвалась и рассыпалась. Он ведь оставлял ее в своей комнате, в ночлежке. Должно быть, сальники обнесли жилье, перед тем как в свою очередь на них напали колдуны ползущих. Машинально он собрался идти дальше, но вспомнил, что благодаря заклинанию Онгента обрел достаточную гибкость, чтобы поднимать вещи с пола.

Он тяжело согнулся и подцепил ближайшую страницу, читая ее, как вещее пророчество. Рука Иджа – и, судя по сжатому почерку, написано в тюремной камере, перед тем как его повесили.

«Изменения – процесс и быстрый, и долгий. Силы, движущие историю, медлительны и незаметны тем, кого они окружают. Их становится видно лишь задним числом, и тогда они выглядят неотвратимыми».

Несколько следующих строк оторваны и потерялись. Светлая мысль Иджа утрачена.

«Но настанет время, когда город будет готов к свободе, и в этот день должно случиться событие, которое подстегнет эту силу, заставит ее проявиться, превратит надежду в свершение».

Идж думал, что, бросив вызов городской власти, он творит символический акт, который пробудил бы подспудную жажду свободы и справедливости. Он ошибался, условия оказались неподходящи. Его смерть оказалась петардой, искрой, не сумевшей разжечь большого пожарища. Шпату никогда не выпадало случая пусть даже на такую попытку, а теперь и надежда улетучивалась в абстрактное царство выдуманных Иджем исторических сил. Шпат скомкал и выбросил лист.

Мирен, подумал он. У мальчишки есть сила, откуда бы она ни шла. Он умеет телепортироваться – вдруг у него получится найти Кари раньше Крыса. Шпат отослал Мирена с отцом на склад на Мясницком ряду, ближайшее к разгромленной ночлежке убежище. Он поспешил туда – вдоль улочек, затем по шаткому мосту через канал.

Смущало, что нету сальников. Даже если засада ползущих уничтожила восковые фигуры, пришедшие с Рошей, то у алхимиков их многие сотни. Должно быть, случилась беда где-нибудь на другом конце города, может, ползущие устроили другое злодейство, ему неизвестное. Улицы странно опустели – он подмечал лица в окнах, заколоченные двери. Даже таверны почти все закрыты. Все в городе залегали на дно, прячась от комендантского часа, но никакие сальники из усиления не показывались вовсе.

Тишину разорвал вопль, где-то в отдалении. Не раздумывая, Шпат двинулся на звук. Впереди была настежь выбита дверь, и оттуда, ковыляя и плача, выбралась женщина. Она показывала сзади себя, за дверь, и там Шпат увидел вторую женщину, постарше – мать или тетку, судя по явному сходству.

– Это не Дженни, – взахлеб прорыдала женщина. – Это не она.