Читать книгу "Сеятель бурь - Владимир Свержин"

Я не якобинец и, упаси Господи, не либерал. Мне чужда идея даровать права всякому, кто взял на себя труд выйти из материнского чрева. Права есть своего рода награда, и как на поле боя зазорно жаловать недостойных, так и в прочих случаях воздаяние без деяния лишь развращает человека.

Мне странно и, не скрою, противно слушать о неких особых интересах личности, коими так любят потрясать легковерных простофиль салонные ораторы. Их послушать, оные почти всегда противуположны интересу государства, ибо, так же как власть пытается охватить всех и направить силы общества в одном лишь ей ведомом направлении, так и всякая частная персона для себя полагает верным от всеобщего дела уклониться и жить своими, пусть даже и самыми мелкими, потребностями. Но зрелая личность умеет видеть дальше собственной миски и жертвовать малым для достижения великого. К чему же искать пример в мелких душонках, их путь ведет ниоткуда в никуда!

– Это вечная диллема, – философически вздохнул я. – Как говорят в России: «Своя рубашка ближе к телу». Так было всегда: и при фараонах, и при цезарях, и при королях с султанами, и нынешние времена не исключение.

– Да, но каждое время и каждое общество находило те приводные ремни, которые заставляли народы возводить пирамиды, рыть каналы, строить дворцы и храмы. Когда эти ремни истирались, государство разрушалось. По сути, хотим мы того или нет, сегодня происходит именно такой процесс. Сейчас в муках и крови по всей Европе рождается новое общество, которое будет весьма отличаться от привычного. Оно в клочья порвет все кружевные пелены старого мира! То, что происходило доныне в Америке и Франции, лишь предродовые схватки…

– И вы уготовили себе роль повивальной бабки?

– Быть может, граф, быть может. – На устах Бонапарта скользнула неопределенно-уклончивая тень улыбки.

– Не-а, повивальной бабкой был Дюма. – Придремнувший у камина Лис вскинулся при последних словах Наполеона и поспешил вмешаться в беседу. – Вы будете кормилицей. Я уже буквально вижу, как происходит этот умилительный процесс.

Наполеон фыркнул, всем своим видом негодуя против такой вольности.

– Занятно, занятно, – вороша уголья в очаге кочергой, проговорил я. – Не так давно мне уже доводилось слышать подобные речи. Там разговор шел о некой тайной организации, которая способствует хирургическому излечению общества от присущих ему язв и нагноений темного прошлого. По сути, та же медицинская тема.

– Вы говорите о масонах? – Наполеон криво усмехнулся и разочарованно покачал головой. – Мне доводилось встречаться с ними. По глубочайшему моему убеждению, если когда-то в их учении и было зерно истины, то в суматохе напыщенных обрядов и пустой таинственности оно полностью иссохло, не дав всходов.

– Нет, – я поспешил успокоить герцога Афинского, – насколько мне удалось заметить, в этом обществе ритуалы не играют особой роли. Так, больше для проформы.

– Да? И кто же это, если не секрет?

– Возможно, секрет, – я пожал плечами, – но если бы никто не имел к нему доступа, как бы сия организация пополняла свои ряды?

– И что же, она велика и могущественна? – насторожился Бонапарт, должно быть, чувствуя, что до сего дня упускал из виду одну из движущих народами пружин.

– Да, пожалуй, что силы их действительно велики. Они именуют себя иллюминатами и ставят перед собой цель превратить земли людских страстей в царство чистого разума. Быть может, именно они – тот самый приводной ремень, который вы ищете?

– Быть может, – снова повторил Наполеон, и лицо его приобрело на какой-то миг задумчивое выражение. – Очень может быть!

Судя по тону, которым были произнесены эти слова, досужая беседа у камина закончилась.

– Пожалуй, было бы интересно встретиться и побеседовать с этими людьми.

– Что ж, – я отложил кочергу, – я постараюсь устроить вам свидание, но полагаю, вы помните, что у любой медали две стороны? Подумайте, что вы потеряете, обретя воочию обещанное царство!

– Не пытайтесь изображать Мефистофеля, граф. Дела людские решаются людьми, а такой путь все лучше, чем смирением и умерщвлением плоти искать себе Царство Божие.

Утро следующего дня началось для меня не с привычной чашечки крепкого турецкого кофе, а с ликующей скороговорки Протвица:

– Я все слышал!

– О чем, собственно, речь? – не совсем понимая, чему радуется таксоид, спросил я.

– О вашей беседе с принцепсом Спартанским, – нимало не смущаясь, пояснил Йоган.

– Что ж, это не делает вам чести, – нахмурился я. – Подслушивать дурно.

– Напротив. – Въедливо-хитрая физиономия Протвица озарилась победительной ухмылкой. – Вам бы это действительно чести не сделало, а как мне, так и вполне даже. Мне ж зато деньги и платят, чтоб я слышал и видел поболе всего, а чего не видел, то вызнавал. Так что извольте понять: мне за подслух укора нет. Вы, граф, очень ловко подвели его высокопревосходительство к нужной мысли. Уж можете поверить, я в этом толк знаю. Вам бы у нас служить, так и цены бы не было!

– Нет уж, увольте, – оскорбился я.

– А зря, – усмехнулся Протвиц. – Нынче же, можете быть уверены, я кому след весточку подам, и встречу для будущего нового брата мы организуем в лучшем виде.

– Не сомневаюсь, – кивнул я не в меру расторопному делопроизводителю, показывая, что желаю выпить свой кофе в гордом одиночестве. – Не сомневаюсь… – Дверь за довольным таксоидом наконец закрылась. – Вот только кому из вас от этого польза будет, еще большой вопрос.

Время шло, боевые действия против англичан принимали все более активную форму. Базилевс Александр не успел перехватить эскадру Нельсона у Гибралтара, и спустя месяц она едва не ворвалась в ничего не подозревающий Санкт-Петербург. Лишь узкое горло Маркизовой лужи, перекрытое орудиями Кронштадта и Ораниенбаума, спасло российскую столицу от повторения участи Константинополя. Тогда-то и всплыла из небытия доставленная мной слезная просьба гол-штинских дворян о принятии их герцогства в русское подданство.

Сначала в Гольштейн был отправлен с корпусом принцепс Спартанский, затем его сменил не столь отважный, но весьма методичный генерал Барклай де Толли. С этой поры бои продолжались на дальних подступах, но поговаривали, что император Павел готовит поход в Средиземное море против Неаполитанского королевства, союзного англичанам, и потому держит в столице лучшего из своих генералов.

По сути, Неаполитанское королевство не представляло для России особого интереса, и тот же базилевс мог расправиться с ним примерно со скоростью прохождения маршевых колонн через территорию этой страны, но король Неаполя давал приют британскому флоту, а кроме того, имел неосторожность послать свои войска для участия в штурме Мальты. После заключения Венского договора остров был вновь предоставлен ордену Святого Иоанна Иерусалимского, однако не прошло и года, как резиденция мальтийских рыцарей снова была захвачена иноземцами. Этого преступления император и Великий Магистр не мог простить никому.