Читать книгу "Сеятель бурь - Владимир Свержин"

Я видел, как вспыхнули при этой новости глаза избранника, но внешне он продолжал хранить невозмутимое спокойствие. Не дав однозначного согласия, Бонапарт велел писать, что выйдете этим изъявлением народным к императору Павлу, у коего на службе ныне имеет честь состоять, однако же, не дожидаясь окончательного решения государя, он готов был принять титулы принцепса Спартанского и герцога Афинского, как того желали обретшие свободу греки.

Третья новость поджидала нас уже в столице. Я узнал о ней по дипломатическим каналам едва ли не в тот же день, что и Наполеон, и был вынужден попросить некоторую паузу, чтобы осмыслить услышанное. На графа, князя, герцога и принцепса в одном лице это известие произвело куда меньшее впечатление. Речь шла о личном письме базилевса Александра королевскому высочеству и любезнейшему брату принцепсу Спартанскому с предложением скрепить узы взаимного почтения, рожденного на поле брани, родственным союзом. Драгоценным призом увенчанному лаврами победителю Османской Порты и будущему королю всех эллинов предлагалась нежная и трепетная рука младшей сестры повелителя французов и македонян. Лицо европейской политики вновь исказила гримаса не то удивления, не то испуга.

Июльские дожди сбивали чужеземную дорожную пыль с омытых в Босфоре сапог полков русской армии, заменяя ее исконной отечественной грязью. Армия возвращалась на родные квартиры. Мы с «Отцом Победы» заседали у жаркого камина Брусьева Костыля в компании «Вдовы Клико» и закусок, присланных от Шульца.

– Говорят, мулатки бывают весьма хороши собой, – рассматривая на свет золотистое шампанское в хрустале, без особого энтузиазма заметил Наполеон. – Смешение кровей, смешение нравов…

– Шо-то не вижу радости во взоре, – рубил сплеча Лис, еще с утра начавший обмывать по очередному кругу все полученные ордена. – Ты ж без пяти минут король! Причем не какого-нибудь там укутанного снегами вьюжного приполярья, а вполне себе курортной страны, где сплошь руины, гречанки и Олимпийские игры в очко и на дудке.

– Сергей, ты пьян, – тщетно пытался я осадить друга.

– Да ну, скажешь! – отмахнулся Лис. – Скока я там выпил? Не, ну, принцепс, в принципе сам мозгами разбросай, дела здесь, прямо скажем, не фонтан. Ты Павла утром на разводе видел? Его уже скоро будут выносить, как знамя части, только на носилках! А Сан Палыч – еще тот ушлёпок, я тебе авторитетно заявляю, жизни тебе при ём не будет.

Щека Бонапартия нервно дернулась.

– Еще бы, – не унимался Лис, – братец Александра уже небось спал и видел себя Костей Византийским, уж не помню, каким по счету, а мы ему своей гаремной дипломатией всю малину под корень обломали. Но кто ж ему доктор? Меньше надо было в губернских собраниях на балах кобелировать и коня белого до блеска полировать. Глядишь, и ему бы при разборе шапка-друтая обломилась. Теперь поздно пить «Боржоми», когда почки отвалились! Так он и сам на локоть зубами общелкался, и братца своего подзуживает.

Лис, несомненно, хватил лишнего, но все же в словах его был резон. Он мягко обошел щекотливую тему божественной Марии Антоновны Нарышкиной. Но даже и без нее зависть великих князей была достаточно сильна, чтобы обеспечить увенчанному лаврами полководцу вечную опалу и почетную ссылку, к примеру, губернатором в Тобольск.

– К чему кривить душой? Я вовсе не жажду этого брака, – делая вид, что слова моего друга обращены к золотому петуху, вымолвил Наполеон. – Но мир стремительно меняется, более чем стремительно. У меня создается впечатление, что прошлый век унес с собой прежние законы, прежних королей и императоров. Сейчас все делается по-новому, все пишется с чистого листа.

– С чистого ли? – усмехнулся я.

– В истории человечества чистота – понятие относительное. У победителя всегда есть время позаботиться о белизне одежд. Что нынче являют собой вершители людских судеб? Чего стоят их короны, мантии, их громкие титулы?! Не обижайтесь, граф, вы один из тех, кому слава давным-давно усопших предков не застит очи и не сковывает разум.

– Не я один, – возразил я. – Взять, скажем, князя Багратиона, или же Бориса Антоновича Святополк-Четвертинского, или вот, к примеру, Конрада.

– Поймите же, я не об этом! Вы родились и выросли графом, очередной король или император может сделать вас герцогом или князем, может прибавить новых полей в ваш родовой герб и украсить его новой короной, но, по сути, вы играете по древним-древним правилам, имя которым – традиция, и суть коих – продолжать все так, как велось при дедах и прадедах.

Но посмотрите на базилевса, посмотрите на меня! Отец Александра Дюма, хоть и был маркизом, все его достояние легко помещалось на дне кошелька, мать же и вовсе была рабыней, черной, как мундир брауншвейгских драгун. Что из того? Он поступил в кавалерию рядовым и спустя несколько лет уже принимал изъявления покорности от монархов, чей род насчитывает не одно столетие! Новое время зовет к действию, и перед тем, кто услышит этот зов, расстилается широкая дорога. Мир требует новых людей и сокрушает привычные традиции!

– Это верно, – кивнул я, – традиция вряд ли поможет завоевать чужие земли, но она дает возможность их удержать. Государство Александра Великого рухнуло, едва великий полководец отдал Богу душу. То же, что осталось от державы, еще сотни лет делили его приспешники, а затем их дети, внуки и правнуки. Тяжелый воз нелегко разогнать, говорят у нас в Богемии, но еще трудней остановить.

– А у нас на Корсике утверждают, что тот, кто поднимается в гору, обернувшись назад, наверняка сломает шею. Все человечество, как и единый человек, имеет свой возраст, у всех народов он разный, но что касается Европы, то она уже вырастает из юношеской любви ко всему яркому.

– Глядя на мундиры генералитета, этого не скажешь, – отозвался я.

– Все это игрушки, – махнул рукой Спартанский принцепс. – Не более чем игрушки! Но они помогают тем, кто указывает пути, гнать вперед козлов, за которыми толпою бредут прочие бараны.

– Ёмко, – хмыкнул я. – И немилосердно.

– Но точно! – перебил меня Бонапарт. – А это главное.

– Послушать вас, Наполеон Карлович, так скоро дождемся проповеди идеалов французских инсургентов[46]! – Я пошевелил кочергой угли в очаге, и они полыхнули мне в глаза алым заревом. – Это они сбросили Всевышнего с амвона, заменив его мифическим богочеловеком, имеющим право карать и миловать.

– Не дождетесь, граф, не извольте беспокоиться! – Генерал от артиллерии привычным жестом заложил руку за отворот сюртука. – Человек не есть бог – утверждать иное либо глупое мальчишество, либо, того хуже, мошенничество. Но Господь, создавая первых людей, даровал им не только образ, но и подобие свое. В том и суть человеческого бытия, чтобы, постигая мир и совершенствуя его, стать не коленопреклоненным рабом Божьим, но со-творцом! Отцу Вселенной тоскливо в одиночестве среди умильных святош, и он ждет, когда же возлюбленные чада его дерзнут встать рядом и с радостью осознания взглянуть в лицо предвечного. Ибо также, как блаженны нищие духом, коим завещано царствие небесное, и сильные духом будут восславлены. Их удел – созидать царствие земное!