Читать книгу "Bella Германия - Даниэль Шпек"

Тем не менее, работая дни напролет, она лучше Винченцо справлялась с ситуацией. Когда около пяти вечера садилось солнце, оба, собрав все имеющиеся в доме книги, устраивались за столом и в свете лампы дискутировали о мировой политике, не отвлекаясь на сиюминутные деревенские проблемы.

При этом и Винченцо, и Таня понимали, что в одном вопросе им никогда не достичь согласия – в семейном. Невысказанное зияло пустотой, которую они заполняли сексом, особенно неистовым от обоюдного осознания, что большего они друг другу дать не в состоянии.

Винченцо надеялся, что Таня переменит свою точку зрения на брак, когда надо будет наконец содержать себя. Он винил себя, а не ее. Роль нахлебника в семье родственников была ему в тягость. Потому что Винченцо с Таней, как и старухи, и Розария с дочкой, жили на то, что присылал Джованни. Винченцо нужны были собственные деньги. То есть работа – то, что дает мужчине в этом мире опору и место под солнцем. «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю», как говорил Архимед.

Надеяться в этом отношении на Таню не приходилось, Винченцо успел убедиться в этом. У Тани были крылья, но не корни. Винченцо пришел к выводу, что «точку опоры» мужчине следует искать никак не в мире женщин, но только среди мужчин.

Каждый день, независимо от того, шел ли снег, лил дождь или сияло солнце, Кончетта отправлялась в церковь молиться за внука. Так продолжалось всю зиму, и однажды, когда апельсиновые деревья снова зацвели, а перелетные птицы потянулись домой на север, произошло то, что и впрямь можно было поименовать чудом. Или счастливым случаем, редким совпадением желания с благоприятными обстоятельствами.

В общем, одному торговцу рыбой в гавани, имевшему привычку заворачивать товар в газету, подвернулся в тот день номер Giornale di Sicilia[147] от 7 апреля 1976 года. А в качестве покупателя – Винченцо, к которому этот номер и перешел. На второй странице он увидел черно-белую фотографию, после чего освободил газету от рыбины и прочитал подпись под снимком. И еще не успев дойти до дома, Винченцо уже знал, чему посвятит остаток жизни.

Привлек же его снимок мужчины лет сорока, в пилотных очках, клетчатой кепке и с решительным выражением лица. То был герой его детства. Ибо Нино Ваккарелла был для сицилийцев тем, кем Ники Лауда был для австрийцев, а Джеймс Хант – для англичан, а именно единственным сицилийским автопилотом мирового уровня. Живой легендой.

Ежегодно в мае на Сицилии проходили старейшие в мире автомобильные гонки – «Тарга Флорио», тогда извилистые дороги острова превращались в головокружительную трассу, по которой мчали мимо опустевших деревень «феррари», «порше» и «альфы». Соломенные тюки да ржавые заграждения по обочинам дороги – вот все, что защищало зрителей на самых опасных из девятисот виражей трассы.

Смельчаки стояли прямо у заграждений. По временам трассу пересекали запряженные ослами телеги или дети выскакивали навстречу разноцветным болидам, дабы выразить свой восторг. Бывало, какой-нибудь «мазерати» застревал в стаде овец. Все вместе это напоминало скорее вышедший из-под контроля безумный народный праздник, чем чемпионат, но именно это и делало гонки «Тарга Флорио» такими популярными.

На вопрос, с чем у них ассоциируется Сицилия, американец и японец непременно назвали бы две вещи: мафию и «Тарга Флорио». Не считая пасхальных процессий, для сицилийцев гонки были главным спектаклем года, пробуждающим деревни от спячки. С 1906 года в эти дни, забыв про разруху и нищету, Сицилия принимала гостей – знаменитых красоток и автогонщиков. Вот кто были настоящие герои – рокеры на колесах. Тацио Нуволари и Стирлинг Мосс, Вольфганг фон Трипс и Клэй Регаццони, Жаки Икс и, конечно, Нино Ваккарелла.

Последнему удалось пробиться к вершине исключительно благодаря таланту. Бывший учитель из Палермо, он стал национальным героем. В 1964 году Нино Ваккарелла выиграл двадцатичетырехчасовую гонку «Ле-Ман», в 65-м и 74-м на «феррари» и «альфа-ромео» выигрывал «Тарга Флорио». И в этом году, несмотря на солидный для гонщика возраст, за сорок, Ваккарелла снова заявил о своем участии. Единственный итальянский гонщик, который мог нарушить надоевшее всем немецкое лидерство. Пусть немцы были моложе, а их «порше» современнее, никто из них не знал сицилийские дороги так, как Ваккарелла.

И стоило Винченцо увидеть фотографию легендарного гонщика, как он сразу все понял. Он вспомнил, как когда-то в баре в Милане отмечал победу Ваккареллы вместе с Энцо и его приятелями. Ему было девять, и жизнь представлялась полем неслыханных возможностей. То, что сделал Ваккарелла, не имея ни связей, ни денег, должно оказаться под силу и ему, Винченцо Маркони. Потому что одно Винченцо знал наверняка: за рулем он был бог. Вне зависимости, управлял ли «мыльницей» – подержанным красным мопедом своего детства – или угнанным автомобилем времен «городской герильи». В чем в чем, а в этом Винченцо мог дать фору любому. Развить скорость – и уйти от унижений и нищеты.

Времени у него оставалось не так много, гоночные автомобили уже прибыли с материка в Палермо. Винченцо знал наперед, как воспримут его затею женщины. Тетя, конечно, перепугается за его жизнь. Бабушка, для которой мир погряз в грехе, – за его душу. Для Тани же он – несостоявшийся интеллектуал, но никак не храбрец, готовый ради славы рискнуть головой.

Для Винченцо же, как бы абсурдно это ни звучало, гонка была единственной возможностью выйти из тупика, в котором он оказался после того, как узнал правду о своем происхождении. Потому что никого Винченцо не презирал сильнее, чем обоих своих отцов, и ничто так не любил, как автомобили. Карьера инженера претила ему уже потому, что тогда бы он пошел по стопам Винсента. А стать рабочим на автозаводе значило повторить судьбу Энцо. Оставалось третье. Взять в руки руль, а не карандаш или гаечный ключ, – значит взять в руки собственную жизнь, пусть даже та и закончится за первым же поворотом.

Винченцо принес рыбу домой, не проронив ни слова о своих планах. С террасы доносилось решительное стаккато пишущей машинки. Розария тут же принялась натирать рыбу тимьяном и розмарином. Кончетта дремала в своей комнате.

Винченцо знал, где Розария хранит немецкие марки, которые регулярно присылает ей Джованни, – в кладовке, за бутылками с «Мальвазией». Он взял ровно столько, сколько требовалось на две недели. Потом сунул рубашку, штаны, белье и носки в дорожную сумку, которая ждала своего часа под кроватью. Обулся в старые спортивные туфли и выскользнул в сад, где стояла «ИЗО-ривольта», укрытая брезентом от завистливых соседских глаз.

Винченцо снял брезент, протер машину от пыли, любовно отполировал. За ужином он объявил, что нашел работу на стройке в Палермо. Всего две недели – и он сможет присылать деньги домой. Таня была ошарашена. Розария преисполнилась гордости, что племянник наконец обрел достойное мужчины занятие. Работа пойдет ему на пользу, а деньги будут очень кстати, на Джованни ведь разве можно надеяться.

Винченцо всего-то и требовалось, что без лишних расспросов переправить машину на Сицилию. Таня проводила его до гавани. Ей не нравилось, что Винченцо оставляет ее здесь одну, но виду она не подавала, не желая показаться навязчивой. Просто пожелала ему удачи и поцеловала на прощанье. Винченцо обещал ей вернуться к концу месяца.