Читать книгу "Юрий Гагарин - Лев Данилкин"

Можно было написать биографию в таком ключе — спивался, амортизировался, деградировал; однако если биограф добросовестный, то он вынужден будет признать, что, по сути, для этого нет достаточных оснований.

В конце концов, за Гагариным бдительно следила вся страна, не сказать вся планета — и никому так и не удалось поймать его за руку на чем-то действительно скверном. Да, донжуанский список Гагарина почти бесконечный — что почти наверняка означает его полную фиктивность. Алкоголь — ну да, употреблял — но «не больше нас с вами. По крайней мере под капельницей после запоя замечен не был никогда. И держать себя в руках умел достойно — опять же по крайней мере дирижировать иностранным оркестром после обильного фуршета никогда не рвался» (25).

И, главное, если даже иногда он и вел себя не так, как должен вести себя человек, являющийся для людей образованных — «живым символом способности человеческого духа вырваться за пределы естественной физической среды» (33), а для широких масс — воплощением всех мыслимых добродетелей, то у нас нет ни одного свидетельства, что он разрушил чью-либо жизнь или нанес кому-либо сколько-нибудь значительный ущерб; тогда как свидетельств обратного характера, приписывающих ему благородные поступки, — не то что десятки: сотни. Именно поэтому можно быть уверенным: «разоблачительная» биография Гагарина никогда не будет написана.

Тем не менее мы не будем делать вид, что «такого» Гагарина не было — и отведем для него своего рода резервацию — отдельную главу. Центральным эпизодом этой главы мы сделали так называемый «форосский инцидент» — поскольку совсем избежать разговора о «Форосе» невозможно: бровь-то все видели, в газетах про шрам писали. Как можно это не объяснить? Про обезобразивший молодого космонавта шрам ходили самые дикие слухи — от «последствий космической болезни» до «это ему Титов бутылкой в лобешник треснул». Конец слухам положил генерал Каманин, который описал этот эпизод со всеми подробностями — можно было бы даже сказать «смакуя», если не учитывать свидетельство Я. Голованова о том, что сам Каманин в тот момент собирался застрелиться; «форосское падение» потрясло генерала не на шутку.

Если полет в космос был «одно прекрасное мгновение», чрезвычайно удачным стечением обстоятельств, то «полет» в Форосе был своего рода анти-12 апреля: мгновением кошмарным; все то же самое, но в очень кривом зеркале. Гагарину невероятно не повезло — не повезло, что все это произошло буквально накануне открытия съезда партии, где примут программу «морального кодекса строителя коммунизма», не повезло оказаться в чужой комнате, не повезло нарваться на несговорчивую девушку, не повезло, что туда явилась жена, не повезло, наконец, что он зацепился за что-то ногой и, выпрыгнув с… Потерпите, подробности последуют ниже.

Насколько такая глава может помешать канонизации? Уместно ли рисовать на палехских шкатулках типа, выпрыгивающего из окошка? Уместно, ничего страшного. Нет никакой «темной стороны Юрия Гагарина». Есть просто очевидная «рифма» к его полету в космос — тоже полет, и тоже изменивший жизнь Гагарина — хотя и не так радикально, к счастью. В сущности, мы останавливаемся на этой истории так подробно только для того, чтобы показать, что в 1960-е перед Гагариным был открыт и этот путь — он мог деградировать, наслаждаться дружескими угощениями и накапливать такого рода инциденты. Он, однако, выбрал другую стратегию поведения — и «форосский инцидент» стал неприятным, но все же исключением из правил, нештатной ситуацией.

У нас нет никаких свидетельств того, насколько сильно «инцидент» впечатался в сознание самого Гагарина. Однако можно предположить, что достаточно — в конце концов, шрам на брови не просто немного исказил красивое лицо Гагарина, но изуродовал его навсегда, и каждый раз, когда он смотрелся в зеркало и видел вмятину и сшитую — вечно поднятую, «клоунскую» — бровь, он наверняка вспоминал о происхождении этой метины.

Для советских журналистов гагаринский шрам был табу, его либо ретушировали, либо вообще старались не снимать слева, однако иностранцы непременно его замечали — и, во-первых, допытывались, откуда он взялся, а во-вторых, пытались описать, как он выглядит. Изящнее всех выразился один француз, бравший у Гагарина интервью в 1963 году: он сравнил шрам над левым глазом космонавта с аксан сирконфлекс — диакритическим знаком в виде крышечки-домика, используемым во французском языке (32).

Соблазн позволить себе психологическую реконструкцию гагаринских «мыслей» о «форосском ужасе» очень велик — однако у нас нет ни дневниковой записи[45], ни записанного разговора об этом — так что полное отсутствие доказательств делает все эти «реконструкции» изначально никчемными. Поэтому лучше уж сошлемся на один многозначительный апокриф. Один из источников рассказывал автору биографии, будто бы существует фотография, на которой запечатлен телевизор, показывающий трансляцию с XXII съезда КПСС: трибуна, за ней Хрущев и, по правую руку от него, Герман Титов. Перед телевизором сидит, с забинтованной головой, Гагарин — и видно, что он плачет.