Читать книгу "Лев Толстой: Бегство из рая - Павел Басинский"

Чертков писал: «…приготовьтесь слышать вещи неприятные, я хочу говорить без оговорок и смягчения, потому что думаю, что так следует, мне это диктует любовь. Вы говорите, что живете в обстановке, совершенно противной вашей вере. Это совершенно справедливо. И потому вполне естественно, чтобы у вас по-временам являлись планы убежать и перевернуть всю семейную обстановку. Но я не могу согласиться с тем, что это доказывает, что вы слабы и скверны. Напротив того, сознание в себе возможности стать в случае нужды совсем независимым от окружающей обстановки, направить свою фактическую жизнь по совершенно новой линии, доказывает только присутствие силы. И… убежать или перевернуть жизнь – в моих глазах вовсе не такие действия, которые сами по себе были бы вперед предосудительны. Христос так сделал и увлекал других именно по этому пути».

За вязким, затемненным стилем В.Г., которым отличаются все его письма, проступает беспощадная к семье Толстого логика его мысли. Если вы, Лев Николаевич, претендуете на место явившегося на землю Иисуса Христа, а вы имеете полное право на это претендовать, оставьте «мертвым хоронить своих мертвецов», бросьте свою семью!

Не получив в апреле 1890 года от Горбунова дневников Толстого, Чертков не успокоился на этом и в мае отправил в Ясную нового агента, своего управляющего на хуторе Ржевск Матвея Чистякова. Видимо, этот приезд вызвал раздражение у самого Толстого. Он пишет в дневнике: «Приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Чертков, боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать – обидеть…»

Обидеть – то есть обидеть жену. Но и обижать В.Г. ужасно не хочется. Тем более что Чистяков привез ему портрет Гали – интимный знак внимания со стороны семьи Чертковых.

В ответном письме Толстой рассыпается в извинениях. «Мне очень жаль, что не могу послать вам дневники. Я тогда необдуманно написал: не говоря о том, что это нарушает мое отношение к этому писанию, я не могу послать, не сделав неприятное жене или тайну от нее. Это я не могу. Чтобы загладить свою вину не сдержанного обещания, буду выписывать вам, как вот начал, и посылаю… Дневники же не пропадут. Они спрятаны, и про них знают домашние – жена и дочери. Пропасть ничего Божье не может. Я верю».

Вряд ли Черткова могли утешить слова Л.Н., что его жена знает, где спрятаны дневники. Скорее это должно было напугать его. И напрасно. Судя по дневнику С.А., именно с 1890 года Толстой начинает прятать свои дневники от жены. Ей приходилось тайно находить и переписывать их по ночам.

Допустим, С.А. была ревнивой и подозрительной женой. Но и дочь Мария в 1890 году начинает роптать. Роль чертковского «агента» ее отнюдь не устраивает. К тому же она замечает, что хотя отцу и льстит внимание Черткова к его наследию, но слишком настойчивые домогательства к рукописям мешают ему чувствовать себя свободным.

Летом 1890 года она посылает Черткову два письма, в которых отказывается делать выписки из писем и дневников отца. «Вообще мне неприятно делать эти выписки, стыдно вмешиваться в духовное, самое сокровенное его Божье дело. Я не прошу его делать отметки. Он сделал тогда, я их допишу, а больше просить не буду, думаю, что ему это неприятно». В другом месте она пишет: «Я уверена, что он не хочет, чтобы кто-либо читал эти дневники, пока он жив».

Вдобавок и сам Толстой в письме к Черткову ясно выразил свою позицию. «Не сердитесь на меня, милый друг, но поймите, что это не то что тяжело, но парализует духовную деятельность, парализует знание того, что это сейчас спишется и передастся. Не говорите мне разные доводы, а просто, любя меня, влезьте в меня, что́ и есть любовь, и откажитесь от этого, и не говорите, что это кому-нибудь лишение и вам неприятно, и мне будет очень радостно. Я же вам буду писать чаще. Я и теперь часто думаю сам для себя и думаю: вот это надо написать Черткову».

И Чертков сделал вид, что отступил. В письме к Марии Львовне он считает «вопрос разрешенным». А в письме к Л.Н. «любовно покоряется» и жалеет, что по недоразумению был поводом к конфликту.

Но удивительно! Даже в этих «покаянных» письмах он продолжает гнуть свою линию как «духовного душеприказчика».

В письме к Л.Н. он просит копировать и отсылать ему уже не дневники, а письма к другим людям «содержательные и неинтимного характера», причем обязать исполнять это именно Машу. Он обещает никому не давать ни читать, ни списывать эти письма, «пока вы их сами не проверите в том своде ваших мыслей, который я составляю и покажу вам для проверки раньше, чем распространять».

Ну, как было отказать милому другу? В ответном письме Толстой обрадовал его: «Несколько писем я просил Машу списать и сообщу вам».

В письме Черткова к Марии Львовне прозвучала «только одна просьба»: «Пожалуйста, записывайте последовательно, обозначая месяц и число, всех тех лиц, к кому он отправляет письма». Эти записи он просил Марию Львовну посылать ему.

Чертков был опытнее дочерей Толстого, которые взяли на себя секретарские обязанности при отце. К тому же дочери, хотя и с запозданием, выходили замуж, у них появлялись свои заботы. Чертков оставался постоянным работником при Толстом. И если бы Чертков и С.А. могли договориться, как-то распределить обязанности, всё было бы замечательно. Но Чертков упрям, въедлив и нетерпелив, а семья сопротивляется его вторжению. А он не желает считаться с семьей, которая, по его мнению, не считается с великим Толстым.

Новый конфликт вспыхивает в мае 1892 года, когда Толстой с дочерьми работает на голоде в селе Бегичевка Рязанской губернии, открывает столовые на пожертвованные деньги. В сборе средств ему помогает жена. Чертков тоже работает на голоде в Воронежской губернии. Эта работа примиряет семью. И Толстой, навещая жену в Москве, и С.А., навещая мужа в Бегичевке, чувствуют нежную любовь друг к другу. «Соня очень тревожна, не отпускает меня, и мы с ней дружны и любовны, как давно не были», – сообщает он А.А. Толстой в декабре 1891 года. «Радость отношения с Соней. Никогда не были так сердечны», – пишет он Н.Н. Ге-сыну.

Но и между С.А. и В.Г. тоже налаживаются отношения. По крайней мере, деловые. Жена Толстого отправляет в его губернию вагоны с продовольствием. В это время Толстой продолжает работать над книгой «Царство Божие внутри нас», посылает ее рукопись Черткову, а затем просит вернуть для дальнейшей редактуры. Для надежности Чертков отправляет рукопись через С.А. И в ней вдруг опять вспыхивает злость против «разлучника».

Злое письмо С.А. к Черткову не сохранилось, но о его содержании можно догадаться по ответному письму. Она сетовала, что Чертков беспощадно эксплуатирует «утомленного нервного старика». Черткова это страшно обидело.

Письмо к нему С.А. и свой ответ ей он послал Толстому. Он хотел сделать его свидетелем явной несправедливости к нему со стороны его жены. И Толстой вынужден был с ним согласиться.

«Вы правы, но и она не виновата. Она не видит во мне того, что вы видите…»

На самом деле многословный ответ Черткова был крайне неприятным. Он поучал жену писателя: «По отношению ко всему, что касается его лично, нам следует быть наивозможно точнейшими исполнителями его желаний». Он отказывал ей в праве разбираться в здоровье мужа: «Во Льве Николаевиче я не только не вижу нервного старика, но напротив того привык видеть в нем и ежедневно получаю фактические подтверждения этого – человека моложе и бодрее духом и менее нервного, т. е. с большим душевным равновесием, чем все без исключения люди, его окружающие и ему близкие». Наконец он прямо осуждал подругу Толстого: «…вы действуете наперекор желаниям Льва Николаевича, хотя бы и с самыми благими намерениями, вы не только причиняете ему лично большое страдание, но даже и практически, во внешних условиях жизни очень ему вредите».