Читать книгу "Два талисмана - Ольга Голотвина"

Хранитель не договорил: его остановило смущение, написанное на физиономии племянника, забавно торчащей из-под перины:

— Дядя… я… ну, словом… я не хочу уходить из стражи!

Ульфанш опешил, но потом решил, что племянник шутит, и расхохотался:

— Ну да, конечно! Тебе пришлось по вкусу разнимать драки по кабакам и устраивать обыски в притонах!

— Нет, — сказал Ларш очень серьезно, — мне не по вкусу разнимать драки по кабакам. Но я, кажется, понял, чем мне хочется заниматься от этого дня до последнего костра.

Хранитель оборвал смех, недоуменно взглянул на племянника.

А тот примолк, захваченный воспоминанием: вот он и другие парни из третьего десятка режут веревки, которыми связаны пленники контрабандистов. И женщина целует ему, Ларшу, руки, взволнованно приговаривая: «Не за себя, за деточек, за деточек моих…»

А потом Ларш шел по дну ущелья, нес на плечах спасенного мальчугана и понимал, что сделал хорошее, правильное дело. А рядом шли те, кто недавно дрался с контрабандистами бок о бок с Ларшем, — отважные, бывалые парни… Как же счастлив он был! Как же он сознавал, что живет не зря!..

Но рассказывать об этом Хранителю юный Спрут не стал. Заговорил о другом:

— Я заметил интересное обстоятельство: «крабы» не умеют искать преступников. Хватать их на горячем умеют, у них это даже здорово получается. А вот искать…

— На это есть ловчие, — пожал плечами дядя. — Дай ловчему денег, назови имя преступника — и он будет гнать добычу хоть до Бездны, затравит и притащит к тебе.

— Вот-вот — «назови имя»… А если имени не знаешь? Нашли на улице человека с ножом в спине — кто это его? Загорелся склад, в огне погиб товар торговца — кто поджег? Другой торговец, чтоб разорить соперника? Враг, которому торговец когда-то сделал зло? Или хозяин склада украл товар, а пустое здание подпалил? А то и такое бывает: оступился человек на лестнице, свернул себе шею. А если не сам споткнулся? Если его кто-то подтолкнул?

— Если и подтолкнул — разве докажешь? — развел руками Хранитель.

— Вот и стража так рассуждает. Преступник, как человека убьет, свою подпись на ближайшей стене не ставит. Значит, отвечает за свою вину только тот, кто не сбежал вовремя с места преступления. А кто сбежал — гуляет себе по Аршмиру и над стражей посмеивается.

— Но как его отыщешь?

— А как зверолов отыскивает свою добычу в лесу? По шерстинке, по следу, по отряхнутой с куста росе. Он знает повадки каждого зверя. И учит своих детей и внуков ремеслу, как и сапожники, гончары, плотники. А вот такого ремесла — поиск неизвестного преступника — в Грайане нет. А если есть, то я про него не слыхал. И я, дядя, попробую создать такое ремесло.

— Не понимаю… Чего же ты от меня-то хочешь?

— Десяток, — твердо сказал молодой Спрут. — Назначь меня командиром особого десятка, который будет подчиняться только тебе. Отношение к этим людям должно быть не такое, как к прочим «крабам», а потому прошу положить им такое жалованье, чтоб завидовали десятники дворцовой стражи. Людей позволь набирать мне самому. По одному подбирать буду — самых умных, ловких, знающих воровской мир, да чтоб у каждого была стая птичек…

— Птичек? Это ты о ком?

— Об осведомителях.

«Алки! — подумал Ларш. — Аштвер мне этого в жизни не простит, но я уведу у него Алки! Вот ведь парень — обо всем, что в Аршмире творится, узнаёт так быстро, словно сам все это натворил!»

— Да, вот еще, дядя… Дашь мне право на мое усмотрение брать в десяток бывших преступников, бросивших свое ремесло.

«Эх, жаль, Мирвик вряд ли согласится…»

— Этот десяток, дядя, не будет разнимать пьяные драки по кабакам. И если в порту грузчик зарежет матроса на глазах толпы — с этим тоже к «крабам». И если на улице у зеваки срежут кошелек — это не наша печаль, мы не будем ловить тех, кто «снимает соты»…

— Что-что?

— Потом объясню… Но если умер человек — и не разобрать, своей смертью умер или помог ему кто… или украдены драгоценности, или дом подпалят…

— И твой десяток со всем этим разберется? — скрыл усмешку Хранитель.

— Нет. Думаю, сначала от нас будет мало проку. Терпи, дядя, терпи и плати. Нам нужно из ничего создать ремесло со всеми его приемами и ухватками. Знаю пока только одно: мы будем как можно реже прибегать к пыткам. Иногда, пожалуй, придется, но… Под пыткой, наверное, я и сам признаюсь, что замыслил извести тебя и тетушку Аштвинну. А я хочу научиться добывать не признание, а правду.

Хранитель некоторое время раздумывал. Затем сказал с улыбкой:

— Рассуждаешь наивно, по-мальчишески. Сдается мне, что захотел ты новую игрушку, причем не из дешевых. Но я тебе должен куда больше. А если из твоей затеи выйдет хоть что-то путное… Словом, будет тебе все, о чем ты сейчас просил.

Эпилог

Двадцать девятый день Щедрого месяца

— Отличный занавес! Зрители так и ахнули. А что кисти не золотые, а серебряные, так оно из зала лучше смотрится! — восхищался Мирвик.

— Серебряные изысканнее, — согласился Ларш.

Оба шли из театра, с «Двух наследников» — спектакль ставился уже несколько раз, но еще не приелся публике. Роль королевы прочно заняла Барилла, зрители принимали ее тепло, но актрисе пришлось смириться с приговором города: «Играет-то она хорошо, но с Эрталой не сравнить».

«Любовь толпы капризна, прихотлива, — сказал по этому поводу Раушарни. — Если бы Эрталу видели на сцене каждый день — быть может, к ней бы охладели. Но так… звездой падучею она сверкнула, проблистала и исчезла…»

Никто не знал, куда пропала выступившая один раз актриса. Имя ее обрастало легендами — от романтических (похищена знатным поклонником) до драматических (тайно зарезана и брошена в море другими актрисами).

А за роль «коварной разлучницы» шла распря меж Милестой и Джаленой. Сегодня в летучую мышь превращалась Джалена. Но для нее выпал не совсем удачный день: зрители восхищались не столько игрой актрисы, сколько долгожданным новым занавесом. Темно-синим, с серебряными кистями и серебряным узором в виде огромных снежинок. Рисунок должен был напоминать об имени высокородной дарительницы — Аштвинна Зимняя Сказка. Сама супруга Хранителя тоже была на спектакле, ее встретили восторженными криками.

Теперь Мирвик, сменив наряд придворного на обычную одежду, провожал Ларша к дому, который тот снимал, и в самых утонченных выражениях отбивался от очередного приглашения на службу.

— Ну, какой из меня стражник? Я же при театре! Метлой орудовать — это я могу, дали на сцене пару слов сказать — я и счастлив… Деньги? Ну да, деньги хорошие, кто ж спорит… Но я, спасибо Хранителю, и так не без гроша…

Мирвик улыбнулся, вспомнив о деньгах, которые обрушились на него от щедрот Хранителя. Правда, с условием: не бренчать о том, что довелось узнать. Да пожалуйста!.. А зато теперь не надо спать в театре под лестницей. Мирвик снял чердачную комнату у вдовы Чирайны, заплатил за год вперед. Вдове и подспорье, и гордость: ее сыновья расхвастались по округе, что их постоялец — всамделишный актер. И теперь соседи не устают с благоговением глазеть через забор, как Мирвик по просьбе Тенаша и Хараша в очередной раз декламирует: «О королева, отчего твой лик…»