Читать книгу "Габриэла, корица и гвоздика - Жоржи Амаду"

Тонико, неизменно появлявшийся в баре после сиесты, около двух часов, чтобы выпить для пищеварения горький аперитив (больше он не записывал выпитое в кредит: теперь он пил бесплатно на правах посаженого отца хозяина бара), как-то тихо спросил Насиба:

— Ну, как у вас дела?

— Лучше. Только Габриэла очень устает. И все равно не хочет нанять служанку, все делает сама. Да еще ходит помогать соседке. К вечеру она выбивается из сил и засыпает на ходу.

— Не стоит насиловать ее натуру. Если вы против ее желания наймете служанку, она опять будет недовольна. А с другой стороны, араб, вы как будто не понимаете, что жена не проститутка. Любовь жены должна быть скромной, ведь вы же сами хотите, чтобы Габриэла стала настоящей дамой? Так начните с постели, мой дорогой. А чтобы погулять, женщин в Ильеусе хватит… Их даже слишком много, и некоторые восхитительны. А вы стали монахом, не появляетесь больше в кабаре…

— Мне не нужно других женщин…

— Ну да, а потом жалуетесь, что Габриэла устала…

— Нужно нанять служанку. Моя жена не должна убирать дом.

Тонико хлопнул Насиба по плечу, последнее время он задерживался в баре недолго и не поджидал больше Жоана Фулженсио.

— Пока ничего не предпринимайте, я на днях зайду поговорить с ней. Посоветую ей все же нанять горничную. А до тех пор оставьте все как есть.

— Ну что ж, согласен. Она вас слушает. Вас и дону Олгу.

— Знаете, кому очень понравилась Габриэла? Жерузе, моей племяннице. Она постоянно говорит о ней. По ее мнению, Габриэла — самая красивая женщина в Ильеусе.

— Так оно и есть… — вздохнул Насиб,

Когда Тонико собрался уходить, Насиб пошутил:

— Вы теперь у нас не засиживаетесь… Наверно, неспроста… Новая женщина, конечно? Что за секреты от старого Насиба?

— Как-нибудь расскажу…

Тонико вышел и направился в сторону порта. Насиб стал думать о ресторане. Как его назвать? Мундиньо предложил — «Серебряная вилка». Не очень изящно и к тому же непонятно, что это значит. Насибу больше нравится «Коммерческий ресторан», это гораздо изысканнее.

Вздохи Габриэлы

И зачем только он на ней женился? Напрасно, напрасно… Раньше ей было лучше. И все этот сеньор Тонико, который сам имел на нее виды, да еще дона Арминда, которая подлила масла в огонь, потому что обожала устраивать свадьбы. Насиб решился на женитьбу из боязни потерять ее, из опасения, что она от него уйдет. Это было глупо с его стороны. Зачем ей уходить, если она довольна так, что дальше некуда? Он боялся, что она сменит его кухню, его постель и его объятия на особнячок в одном из пустынных переулков и на счета в магазинах, которые откроет ей какой-нибудь фазендейро, безобразный старик в сапогах, с револьвером за поясом и с деньгами в кармане.

Все же хорошо ей тогда жилось… Она готовила, стирала, убирала дом. Ходила в бар с судками, роза в волосах, на губах — улыбка. Она шутила с мужчинами и ощущала их желание, которое носилось в воздухе. Ей подмигивали, с ней заигрывали, касались ее руки, иногда груди. Насиб ее ревновал, и это было забавно.

Он приходил поздно ночью. Она ждала его и в мыслях уже отдавалась ему и всем молодым мужчинам, ведь стоило только подумать, только захотеть… Насиб приносил ей подарки: безделушки с базара, а из дядиного магазина брошки, браслеты, кольца со стекляшками. Принес птичку, которую она выпустила. Тесные туфли, которые ей не нравились… Она ходила в домашних туфлях, небрежно одетая, повязав волосы лентой. Ей нравилось все: двор с гуявой, дынным деревом и питангой. Нравилось греться на солнце вместе с хитрым котом, разговаривать с Туиской, нравилось, когда он танцевал и когда она танцевала для него. Ей нравился золотой зуб, который Насиб велел ей вставить. Нравилось петь по утрам, хлопоча в кухне. Гулять по улицам, ходить в кино с доной Арминдой, в цирк, который давал представления на Уньане.

Хорошее было время, когда она была не сеньорой Саад, а просто Габриэлой, Просто-напросто Габриэлой.

Зачем он на ней женился? Плохо быть замужем, не нравится это ей… Шкаф полон красивых платьев.

Три пары тесных туфель. Даже драгоценности у нее есть. Одно кольцо стоило очень дорого, дона Арминда узнала: за него Насиб заплатил почти две тысячи рейсов. А что ей делать со всем этим? Ведь что она любит, того нельзя… Водить хоровод на площади с Розиньей и Туиской — нельзя. Ходить в бар с судками — нельзя. Смеяться с сеньором Тонико, Жозуэ, сеньором Ари, сеньором Эпаминондасом — нельзя. Ходить босиком по тротуару у дома нельзя. Бегать по пляжу с развевающимися по ветру волосами и шлепать по воде — нельзя. Смеяться, когда хочется и где хочется, при посторонних, нельзя. Говорить то, что думаешь, — нельзя. Словом, ничего из того, что она лю0ила, ей делать нельзя. Она — сеньора Саад, и ей ничего нельзя. Плохо быть замужем…

Она никогда не хотела обидеть его или огорчить.

Насиб хороший, лучше его нет никого в мире. Она любит его, это настоящая любовь. Это безумие. Он такой солидный, хозяин бара, в банке у него текущей счет — и сходит с ума по ней… Смешно! Другие стремились к ней не потому, что любили ее, а просто хотели спать с нею, сжимать ее в своих объятиях, целовать ее губы, вздыхать на ее груди. Все, все, без исключения: и старые и молодые, и красивые и уродливые, и богатые и бедные. Так было раньше, так было и теперь. Но все ли? Да, все, кроме Клементе. И, пожалуй, еще Бебиньо, но тот был мальчиком, что он знал о любви?

А Насиб знает, что такое любовь. Она тоже чувствовала к нему что-то иное, отличное от того, что чувствовала прежде к другим мужчинам. Они все без исключения — все, все, даже Клементе, даже Бебиньо, — были ей нужны только для того, чтобы спать с ними. Когда она думала о молодом мужчине, с которым заигрывала, будь то Тонико или Жозуэ, Эпаминондас или Ари, она думала только о том, чтобы лежать с ним в постели.

К Насибу она тоже испытывала безудержное влечение, но не только: она любила его, ей нравилось быть с ним вместе, слушать его голос, готовить его любимые блюда, чувствовать ночью его тяжелую ногу на своем бедре. В постели она его любила за то, что там делают вместо того, чтобы спать. Но любила она его не только в постели и не только за это. Она любила его за другое, за это другое только его она и любила. Для нее Насиб был всем: мужем и хозяином, семьей, которой у нее никогда не было, отцом и матерью, братом, который умер, едва родившись. Насиб — все, что у нее есть. Плохо быть замужем. Глупо, что они поженились.

Раньше было гораздо лучше. Обручальное кольцо на пальце ничуть не изменило ее чувств к Насибу. Но теперь она вынуждена ссориться с ним, обижать и огорчать его. А ей неприятно обижать его. Но как этого избежать, — увы, все, что любила Габриэла, запрещалось сеньоре Саад. И, увы, всего того, что полагалось делать сеньоре Саад. Габриэла не переносила, И все же кончалось тем, что она уступала Насибу, лишь бы не огорчать его, ведь он такой хороший. А кое-что она делала тайком, чтобы он не знал и чтобы его не обижать.