Читать книгу "Где нет княжон невинных - Артур Баневич"

— Одно дело — не преследовать аристократов, и совсем другое — тратить огромные средства на спасение их пеленок. — Дебрен перевел взгляд на Збрхла. — Доказательств у меня нет, но многое указывает на то, что не пеленки были нужны тем, кто преследовал Серославу. И не Серослава.

Ротмистр медленно качал головой, как человек, пытающийся не согласиться с очевидной истиной.

— Не может так быть… Не верю, чтобы эти коррумпированные синие мерзавцы потратили целое состояние ради какого-то…

— Наследника престола? — договорила Ленда. — Я тебе уже говорила: Бельница не Совро. Гвадрика не казнили; в армию он попал не простым щитоносцем, а офицером, и из заточения в монастыре вышел уже в 1420 году. На следующий год женился. На свадьбе с ним неофициально выпивали несколько министров. В декабре, перед самой той чародейской метелью, жена ему сына принесла. После купели Гвадрика несколько членов совета от перепоя лечили, но важно не это, а то, что хроники много и подробно писали о том, что Гвадрик своего единственного потомка назвал Выборином в честь демократии и прекрасного будущего, предвестием коего является столь удачное сосуществование сил старого и нового режимов. Ходили также запрещенные слухи о пророчестве самой Дамструны, которая вроде бы предсказывала ребенку великое будущее. Правда, не из-за имени, просто во всем роду лишь одна женщина с животом ходила: супруга князя. Только Выборин мог быть причислен к молодому поколению. И по-прежнему один он и причисляется, ибо у Гвадрика больше детей не было, да и у двоюродных братьев тоже ни одного, никогда. Поэтому неудивительно, что самые прозорливые, желая себя обезопасить, не спускали с мальчонки глаз. Ребенка, растущего под боком, легко удерживать сладостями и игрушками. А выпусти такого за границу, позволь ему на Востоке меж аристократов феодальными идеалами напитаться… и готов в собственном доме мститель-освободитель. Так что, хоть доказательств у меня нет, я, как и Дебрен, считаю, что Серослава тогда выкрала маленького Выборина.

Збрхл некоторое время искал аргументы. И нашел.

— Звучит неглупо, — признал он. — Только вы об одном забыли. Ребенок был мужского пола. Что к правилу трех раз не подходит. Дорма и Амма — бабы что надо, красавицы, известные своей женственностью. А это кто? Какой-то мальчонок, писающий под себя.

Дебрен, заинтригованный такой постановкой вопроса, нахмурился, но обдумать проблему не успел.

— Ты тоже об одном забыл, — опередила его Ленда. — Что принцип ДТР[17]точно сработал. И что теорию о губительном влиянии службы Збрхлов у баб, и только баб, ты сам по-любительски сотворил. По-любительски, — повторила она строго, видя, что он открывает рот. — Ибо правило это нерационально. Ни один профессионал не станет делать выводы на основе двух случаев. Трех — да, но не двух. Спроси Дебрена.

Дебрен замялся, но кивнул — впрочем, тоже не слишком убедительно. Девушка одарила его исключительно мрачным взглядом.

— В проклятиях и невезениях я не разбираюсь, — признался не очень расстроенный Збрхл. — Но собственный разум у меня есть. И он мне подсказывает, что мы попусту тратим время. Потому что никто никакой княжны защищать не собирается. Я останусь и присмотрю за трактиром. Вот и все.

— Я ж тебе словно дитяте малому втолковываю, — проговорила Ленда. — Дело не только в женщинах. И не бельницких княжнах. Во всяком случае… конкретно в той.

— Если ты так же ясно и детям объясняешь, — осклабился он, — то не нанимайся в учительши.

Вопреки предчувствиям Дебрена Ленда не стала огрызаться, она предпочла мягкие уговоры.

— У Дормы вся жизнь прошла в интригах, и к трону она пыталась пробиться любыми путями, но так на него и не взошла. Амма до самой смерти была всего лишь простой гражданкой, хоть и с перерывом. Младенчик Серославы… — она замялась, — Выборин, как мы установили методом дедукции… ну, в тот момент тоже титула формально не имел. Кстати сказать, до сего дня княжит не он, а отец. Во всяком случае — официально. В Бельнице существует традиция, в соответствии с которой отец передает сыну трон, когда у того рожается наследник. А у Выборина с плодовитостью неважно. Впрочем, не об этом… Особо богатым тоже никто из названных не был, когда их Куцый, Збрхл-дед и Збрхл-отец защищали. Порой у них добра было меньше, чем составляет инвентарная ценность «Невинки». В отрепьях и пешком ходили. А значит, не в титуле или положении дело и не в богатстве. Важна кровь. Кровь Безымянного и повелителей Бельницы.

— Торжественно обещаю, — Збрхл поднял два пальца, — ни одного пешего оборванца, который бы здесь во время вашего отсутствия ни появлялся, не защищать. Даже еще и под зад дать могу, если это Ленду успокоит.

— Идиот! — бросила Ленда и глянула Петунке прямо в глаза: — Жаль на него время тратить. Я к тебе обращаюсь. Возьми свой голос обратно. Збрхл не должен здесь оставаться.

— Почему?

— Потому что речь всегда шла о наследстве. Збрхлы защищали в основном имущество, а не жизнь клиентов. А «Невинку» после тебя наследует Вацлан, в котором по отцу течет кровь бельницких князей. Вот почему. Думаю, ты аналогию улавливаешь?

Петунка побледнела. Збрхл покраснел под щетиной. Дроп раззявил клюв. Дебрен в очередной раз мысленно повторил, что Ленда — женщина и лучше него умеет выбрать то, что с женской точки зрения будет считаться чуть меньшим злом. И что он — всего лишь мужчина, по определению глупый и беспомощный в таких вопросах, — все это разыграл бы точно так же.

Сейчас, когда вопрос в общем-то был решен, Дебрен почти поверил в это.

— Ты что-то сказала? — В голосе Петунки прозвучала угроза.

— То, что уже давно должна была сказать. Еще до того, как мы за конем полезли. — Ленда посмотрела ей за спину, на Йежина, и быстро отвела взгляд. — Глупой я была. Но в другой раз не…

— Это в который же? — прервала ее трактирщица. Медленно встала, как осужденный перед прочтением приговора. — Говори.

Дебрен мысленно обозвал себя кретином. Он вообще не учитывал такой возможности. Четверо подозреваемых, из них только один жив. Можно было и волка, и овцу…

Но было уже поздно. Он мог продолжить то, что говорила Ленда, это-то как раз не трудно, Ленда — женщина и наверняка могла выбрать зло, которое меньше покалечит другую женщину, но это не меняло факта, что сказанное причиняло Петунке боль.

— Гвадрик. Тебя тогда Гвадрик…

Петунка села. Так получилось, что на табурет, который стоял как раз там, где требовалось. И только поэтому.

На мгновение все замерли. Потом Збрхл — впервые со скоростью, приличествующей шестикратно раненному, — поднялся со скамьи.

— Наклал я на это, — сказал он глухо. — Я тебя не брошу, Петунка. Даже если тогда Вацлана все четверо породили. Наклал я на них.

Петунке потребовалось еще немного времени, чтобы заговорить. Зато когда заговорила, ее слова сопровождала слабая, но благодарная улыбка.