Читать книгу "Тайна предсказания - Филипп Ванденберг"

Зал, в котором оказался Леберехт, носил название Станца делла Сегнатура. Леберехт узнал его по стенной живописи, шедевру Рафаэля, который изображал языческую сцену: бог Аполлон на Парнасе в окружении льнущих к нему муз, способных ввергнуть в греховные мысли даже кардинала, имеющего в своем кармане преогромный изумруд.

У ног муз пристроился государственный секретарь Клаудио Гамбара. Возле его кресла, лишенного каких-либо украшений, стояли упитанные ассистенты в строгих служебных облачениях и с такой же строгой миной на лице. Что касается тучности, то в этом Гамбара лишь слегка уступал ассистентам, однако его бледное одутловатое лицо излучало известную приветливость.

На подобающем удалении Леберехт остановился. Среди всего этого великолепия его замызганное платье казалось жалким — ощущение, столь же противное ему, как помпа и чванство.

Тем не менее Гамбару, казалось, не беспокоил потрепанный вид каменотеса, и еще до того как начать разговор, он недвусмысленным движением головы приказал своим ассистентам удалиться.

Удивленный посетитель смотрел вслед сановникам, своей бесформенностью и отвратительным послушанием напоминавшим тех бульдогов, которых на радость римлянам иногда выгуливала по Виа Джулиа куртизанка Панта. Леберехт испытывал сомнения по поводу того, не кроется ли за уходом обоих ассистентов какая-нибудь хитрость; интуиция подсказывала ему, что стены помещения с невидимыми дверями имеют и невидимые уши.

Едва сановники покинули зал, кардинал с подчеркнутым дружелюбием произнес:

— Вас, возможно, удивляет, что я приказал вам явиться.

Леберехт неопределенно пожал плечами.

— Вы не только превосходный ремесленник, — начал Гамбара издалека, — вам приписывают также большой ум, даже если он критически настроен по отношению к Святой Матери Церкви. И это неудивительно, ведь вы пришли из земли протестантов, всезнаек и философов.

Леберехт поморщился, но удержался от раздраженного ответа. Вместо этого он сказал:

— Вам виднее, ваше высокопреосвященство! Но вы не стали бы вызывать меня, чтобы объяснять мне все это. Говорите со мной как с простым человеком, который привык возвышенное называть возвышенным, а низкое — низким.

— Тогда отбросим околичности. Вы и сами понимаете, что ваш план побудить священный трибунал к тому, чтобы отменить обвинение в ереси, потерпел крах, хотя, несомненно, дело это было очень хорошо продумано.

— Мой отец Адам был порядочным человеком и далеким от сговора с дьяволом. То, что его гроб выкопали, а тело сожгли на костре, было великой несправедливостью и даже грехом против законов Церкви!

— Знаю, — ответил кардинал.

Этот ответ был для Леберехта как удар под дых. Молодой человек, едва сдерживаясь, уже хотел высказать Гамбаре свое мнение, но мысль, что он может тем самым все испортить, охладила его пыл. Сейчас Леберехта занимал лишь один вопрос.

— Скажите, ваше высокопреосвященство, где Марта?

Гамбара озадаченно посмотрел на него.

— Ваша незаконная спутница?

— Господин кардинал, давайте не будем дискутировать о законности и незаконности. Если уж на то пошло, то надо начинать с сожительниц Пап. Тогда придется сказать пару слов о кардиналах дель Монте, Карафе и Ровере, не говоря уже о клириках и монахах по обе стороны Альп. Я только хочу знать, где Марта…

Слова Леберехта привели кардинала в замешательство, он начал теребить застежку своего одеяния и поспешно возразил:

— Клянусь Богом и всеми святыми, я не знаю этого. Можете мне верить. Ни инквизиция, ни курия никак не связаны с исчезновением этой женщины. Какие основания у нас могут быть, чтобы скрывать ее от вас?

Леберехт ничего не понимал.

— Вы знаете, что вчера произошло? — снова начал Гамбара.

Леберехт кивнул. Он не ждал ничего хорошего.

— Дом, где иезуит Клавий занимался своими астрономическими расчетами, выгорел дотла. Невнимательность ученого! — воскликнул Гамбара.

— Кто это сказал?

— Он сам признал, что небрежно обращался с огнем.

— Клавий цел и невредим?

— С ним ничего не случилось, лишь пару волосков подпалил. Но…

— Но? — Леберехт сделал шаг к Гамбаре.

— Все расчеты и наброски нового календаря стали добычей пламени. Выходит, что труды многих лет были напрасными. Вы понимаете, что это значит?

Леберехт вопросительно смотрел на кардинала.

— Это означает, — продолжал тот, — что могут пройти годы, прежде чем Лилио и Клавий заново рассчитают календарь и уничтожат роковую дату апокалипсиса Коперника. Но, я думаю, вы достаточно умны, чтобы вновь затевать свою дьявольскую игру.

И вам не повредит, если вы ясно покажете это Церкви. У курии есть много пожизненных должностей: кураторы без прихода, пенитенциарии без исповедальни, префекты без префектур, просекретари без секретариата, аудиторы без службы, официалы без судебной палаты, приоры без монастыря, титулярные архиепископы без епископства…

— И кардиналы курии без поручений в курии, — продолжил Леберехт.

— Что ж, похоже, я не открыл вам ничего нового.

— Нет, конечно нет. И вы думаете… — Леберехт оглядел свою пропыленную одежду и прыснул от смеха, представив себя титулярным архиепископом в красной альбе. Вначале он смеялся сдержанно, затем все громче и громче, пока не разразился громким хохотом. Задыхаясь и ловя ртом воздух, он сказал: — Простите, господин кардинал, порой жизнь бывает слишком уж забавна!

Такое бесстыдное поведение в Станца делла Сегнатура было делом неслыханным, даже невозможным, а потому привлекло целую толпу ассистентов, смотрителей и монсеньоров, которые устремились в зал с озабоченными лицами и выстроились в ряд по обе стороны от кардинала, готовые дать бой злу.

Опасаясь за свой авторитет, несколько растерянный Гамбара (двадцать девять лет он носил пурпур и ни разу не вызвал смеха в Ватикане, не говоря уж о таком мерзком хохоте) простер руку и громко произнес:

— Вывести его за дверь!

Леберехт, успев коротко поклониться, удалился в сопровождении куриальных чиновников.

Он был уже у двери, когда кардинал крикнул ему вслед:

— Идите и в надлежащий срок объяснитесь!

Беседа с кардиналом укрепила Леберехта в мысли, что ни курия, ни инквизиция не причастны к исчезновению Марты. В противном случае Гамбара вел бы себя иначе. Покидая Ватикан, Леберехт пришел к выводу, что о местонахождении Марты надо спрашивать гостей кардинала Карафы.

С той роковой ночи, разрушившей счастье его жизни, он лишь однажды встречал Лоренцо Карафу. Это произошло на следующий день, когда он мог быть уверен в том, что кардинал снова стал господином своих чувств. Тогда кардинал, вопреки обыкновению, держал себя замкнуто и сдержанно, и у Леберехта сложилось впечатление, что Карафа был рад, когда он удалился.