Читать книгу "Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом - Alexandra Catherine"

Один из атийцев слез с лошади, уступая её герцогине. Она, в своем дорожном платье, довольно красивом, но неудобном, залезла на коня и приказала:

— Кто-то должен поехать в Карнеолас и сообщить! Поедете ли вы за мной — дело ваше, я не смею заставлять вас. Но там ваши семьи. Вы должны увезти их из Атии!

Герцогиня пришпорила коня, и ветер засвистел в ушах кунабульским голосом: «Атия падет!..»

«Пока я жива, Атия тоже будет жить!» — в отчаянии подумала Акме.

Она неистово гнала коня вперед, скорее чувствуя, нежели слыша, как атийцы следуют за нею по пятам. Никто не покинул ее, все рвались в Атию, все рвались в бой, чтобы встать на защиту своей родной земли, своих домов и семей.

Перед глазами пронеслись страшные картины: когда-то плодородная земля Атии изрыта и съедена пожарами, не осталось ни деревьев, ни травы, — лишь голые горы нависали над погибшей страной.

Герцогиня пришпорила коня — она не могла допустить подобного.

«Я уничтожу твою землю, и у тебя не останется ничего, за что ты бы могла держаться в этом мире — ни детей, ни дома… — слышался ей знакомый низкий голос. — Я уничтожу тебя, разорву твою душу, и ты сдашься, в этой борьбе ты встанешь рядом со мною и повернешься спиною к своим бывшим союзникам…»

«Этого не будет! — мысленно выкрикнула Акме, ожесточенно сжимая кулаки. — Я доберусь до Атии быстрее, чем твои прихлебатели смогут нанести вред моей Атии!»

Голос растворился в топоте копыт и гуле земли, по которой где-то с юга на восток мчались злобные полчища кунабульских слуг. Акме прикрикнула на лошадь — она не должна была опоздать.

Едва солнце тревожно сверкнуло, начав свое неумолимое продвижение к горизонту, Акме почудилось, что атийская земля застонала.

«Полилась первая кровь, — в ужасе подумала она, с трудом сдержав крик. — Они добрались до Атии! Ну же! Осталось совсем немного!»

Атия раскинулась перед нею, когда герцогиня поднялась на холм и поглядела вниз. Крик ужаса, горя и закипающего гнева вырвался из ее напряжением стиснутого горла и разбился о дрожащую землю. Там, внизу, где еще совсем недавно Атия лила свои изумрудные моря, все кишело тьмой, необъятной, прожорливой, смертоносной. Демоны не успели ворваться в Эридан — атийцы задержали их на подступах к городу и сдерживали их мощь и дикость из последних сил.

«Шамаш!» — услышала Акме ясный многоголосый озлобленный вопль, и будто тысячи демонических глаз пронзили ее.

— Гайре, — грозно выдавила герцогиня, не поворачиваясь к нему. — Вы не нужны мне здесь — мчитесь в объезд к центру города. Бери остальных. Далее я справлюсь сама.

— Но Ваша Светлость! — услышала она выдох Карима. — Их слишком много!

— Мне приходилось противостоять куда большему числу… — ответила та. — Не теряйте времени, — она обернулась к атийцам и прорычала, разжигая глаза ледяным голубым огнем: — Я приказываю вам убираться!

И, уже не слыша, что говорят ей атийцы, герцогиня пустила своего уставшего коня галопом вниз по склону, все глубже уходя во тьму кунабульского шепота, заглушающего голос Атии.

Акме мерещилось, что она вновь в чёрных коридорах Кунабулы, и сила забила в ней ключом, заставляя вспомнить о когда-то потерянной мощи, заставляя забыть неловкость и страхи от ожидания встречи со своим даром. Ее огонь послушался ее тотчас, он стремительно потек по её жилам, сверкнул яркой вспышкой в лучах закатного солнца и вгрызся в кунабульскую тьму, разорвав неистовую ярость непрошенных гостей в клочья.

Лазурь её света пожаром прокатилась по растоптанной атийской земле, вгрызлась в нее, исцеляя от вражеского гноя, и накинулась на ряды демонов, оказавшись в западне между атийцами и Атийской госпожой. Огонь сжег первые ряды за несколько минут. Приближаясь, Акме становилась все смелее и сильнее — она не побоялась спрыгнуть с коня и встать перед полчищем демонов, широко расставив руки, как тогда, двадцать лет назад.

Атийские войска, удерживавшие натиск демонов, вдруг увидели, что более не интересуют их — они начали оборачиваться назад, к югу, забывая о воинах, поворачиваясь к своему новому врагу, еще более опасному и ненавистному. Его голубое пламя наводило на них ужас, горе, разжигало страшную ненависть.

И Акме чувствовала эту ненависть всем нутром, она слышала её ненавистное клокотание. Над полем поднялся чёрный ветер, — вечный союзник Иркаллы, и накинулся на герцогиню, наполнив ее слух угрожающим шепотом.

«Их слишком много! — мелькнула в ее голове ужасающая мысль. — Они растопчут меня. У меня просто не хватит сил противостоять им всем!.. Лишь бы атийцы смогли сдержать их натиск!»

— Ваша Светлость! Вы должны уходить! — крикнул Карим, но вопль его потонул в шуме битвы и в рыке тысяч и тысяч демонов, готовых разорвать маленькую фигурку могущественной женщины, разжигающей столь страшный огонь.

«Я остановила полчище, которое было намного больше этого! — ожесточенно подумала Акме. — Я не боюсь ни тебя, Нергал, ни твоих слуг! Убив меня, ты всего лишь убьешь одного из Рианоров! Но я не одна в силах противостоять тебе! Ты погибнешь, Нергал! Ты уже мертвец!»

И Акме развела руки в сторону, и голубое пламя накинулось на демонов. Застонал ветер, застонали демоны, погибая под натиском огня, но вперед напирали задние ряды.

Атийцы, осознав, кто сжигает демонов, кинулись на помощь своей госпоже, ибо чем дольше Акме выплескивали силу свою на врагов, тем слабее она становилась.

«Я не так сильна, как раньше… — подумала она, и страх стиснул ее душу холодом. — Если я проиграю так быстро, Атии более не на что надеяться!..»

И, разозлившись, наполнившись отчаянием, Акме сделала шаг вперед, когда демоны уже заставляли ее пятиться.

Когда мысль о скорой гибели стала все больше отчетливой и реальной, Акме приказала своим верным атийцам оставить ее, и кинулась в гущу черных смрадных тел, позабыв все, кроме одной лишь цели — увести их подальше от Атии.

Воздух пронзил светлый, пронзительный, дарящий надежду звук горна.

По холму галопом спускались нодримцы, те самые два корпуса, отправленные на помощь Карнеоласу королем Густаво.

Но не нодримцы заставили демонов запаниковать. Среди них был тот, от кого исходила странная волна, больно пронзившая душу Акме теплом. В гул черного