Читать книгу "Граница льдов [= Ледовый барьер ] - Дуглас Престон"

Глинн взглянул на нее острым взглядом. Бриттон выключила микрофон.

— С этого момента мы начинаем говорить правду, — сказал Глинн. — Нашу правду.

Бриттон снова включила передатчик:

— Южная Георгия, мы переоборудованы под рудовоз. Мы имеем полную загрузку в виде метеорита, выкопанного на одном из островов у мыса Горн.

— Подтвердите. Вы сказали «метеорит»?

— Подтверждаю. Наш груз — это метеорит весом двадцать пять тысяч тонн.

— Метеорит весом двадцать пять тысяч тонн, — невозмутимо повторил голос. — «Ролвааг», пожалуйста, назовите ваш предполагавшийся порт назначения.

Бриттон понимала, что за этим скрывался тонкий вопрос: почему вы там оказались?

— Мы направлялись в Порт-Элизабет в Нью-Джерси.

Снова пауза. Бриттон ждала, внутренне сжавшись. Любому опытному мореходу сразу понятно, что история очень странная. Они находятся в двухстах милях от пролива Брансфилда, давно в зоне сильнейшего шторма, и это их первый сигнал бедствия.

— «Ролвааг», могу я спросить, вам известен последний прогноз погоды?

— Да, известен, — подтвердила Бриттон, зная, что ей все равно его сообщат.

— К полуночи ветер усилится до ста узлов, высота волн до сорока метров, везде в проливе Дрейка штормовое предупреждение пятнадцать баллов.

— Сейчас почти тринадцать, — откликнулась Бриттон.

— Понятно. Пожалуйста, сообщите характер ваших повреждений.

— Сделай это хорошо, — пробормотал Глинн.

— Южная Георгия, мы были атакованы без предупреждения чилийским военным кораблем в международных водах. Снарядами повреждено машинное отделение, полубак и главная палуба. Мы потеряли ход и маневренность. Мы — «мертвец в воде».

— Боже милостивый! Вы еще под огнем?

— Эсминец зацепил айсберг и затонул полчаса назад.

— Невероятно. Почему…

Неподходящий вопрос при сигнале бедствия. Но надо сказать, и бедствие очень необычное. Времени оставалось в обрез, и Бриттон опередила вопрос своим ответом:

— Мы не имеем представления почему. Чилийский капитан, похоже, действовал самоуправно, без приказа.

— Вы идентифицировали военный корабль?

— «Алмиранте Рамирес», командир Эмилиано Валленар.

— Вы черпаете воду?

— Наши помпы справляются.

— Вам угрожает немедленная опасность?

— Да. Наш груз может сместиться в любой момент, судно может опрокинуться.

— «Ролвааг», оставайтесь на связи.

Наступило шестидесятисекундное молчание.

— «Ролвааг», мы полностью понимаем ваше положение. Мы имеем наготове спасательные средства здесь и на Фольклендах. Но мы не можем, повторяю, не можем начинать поиск и эвакуацию, пока шторм не утихнет по крайней мере до десяти баллов. «Ролвааг», у вас есть спутниковая связь?

— Нет. Большая часть электроники отказала.

— Мы сообщим вашему правительству о вашем положении. Можем мы еще чем-нибудь помочь?

— Только буксиром и как можно скорей. Прежде чем мы разобьемся о рифы Брансфилда.

После шороха помех голос вернулся.

— Желаю удачи, «Ролвааг». Храни вас Бог.

— Спасибо, Южная Георгия.

Бриттон положила микрофон, прислонилась к пульту и стала пристально вглядываться в ночь.

«Ролвааг»

18 часов 40 минут

Как только «Ролвааг» вынесло из-под прикрытия ледового острова, его подхватило ветром и потащило в шторм. Ветер набирал силу, в считанные минуты они снова промокли от ледяных брызг. Салли Бриттон чувствовала, что судно находится целиком во власти бури, и испытывала отвратительную беспомощность.

Шторм усиливался с методичностью часового механизма. Бриттон замечала, как он нарастает от минуты к минуте, достигая силы, которая казалась ей невероятной. Луна скрылась за плотными облаками, и за пределами мостика ничего не было видно. Шторм был здесь, на самом мостике, вокруг них. Он был в обилии брызг и секущих, острых как бритва, осколках льда, в крепнущем предчувствии смерти в море. Но больше всего лишал ее присутствия духа звук: постоянный глухой рев, приходивший, казалось, сразу со всех направлений. Температура на мостике упала до девятнадцати градусов Фаренгейта, и Бриттон ощущала, как ее волосы покрываются льдом.

Она продолжала регулярно получать рапорт о состоянии судна, но обнаружила, что почти не отдает приказов. Без силовой установки и рулевого управления она мало что могла сделать. Оставалось ждать. Чувство беспомощности было почти невыносимым. Основываясь на движении судна, она прикинула, что высота волн сто футов. Их мощность не уступает мощности товарного состава. Эти волны, обегающие земной шар по воле ветра, нигде не разбиваются о берега, поэтому растут, растут и растут. Волны «ревущих шестидесятых» — самые громадные на земле. «Ролвааг» пока спасали только его собственные огромные размеры. Каждый раз, когда судно поднималось на гребень, ветер достигал оглушительного воя. Вся надстройка вибрировала и дребезжала, словно ветер пытался обезглавить корабль. Он содрогался и начинал заваливаться набок медленно, мучительно. Эта битва волна за волной фиксировалась креномером: десять, двадцать, двадцать пять градусов. Когда угол становился критическим, все взоры были прикованы к этому обычно не очень важному инструменту. Когда гребень волны проходил, Бриттон ждала выравнивания судна, и это был самый страшный момент. Но каждый раз судно выравнивалось. Начиналось это незаметно, потом процесс ускорялся. Громадная инерция постепенно выпрямившегося судна заставляла его на миг прислониться к волне. Что вызывало не меньший ужас. Оно соскальзывало к подошве волны, окруженное водяными горами, в зловещую тишину, которая казалась еще более устрашающей, чем шторм наверху. Процесс повторялся снова и снова, бесконечно, с жестокой размеренностью. И на всем его протяжении ни она, ни кто-либо другой ничего не могли сделать.

Бриттон включила прожектора носовой надстройки, чтобы увидеть главную палубу. Большинство контейнеров и несколько шлюпбалок сорвало с креплений и смыло за борт, но люки танков уцелели. Судно продолжало черпать воду через пробоину, однако трюмные помпы с ней справлялись. «Ролвааг» был крепким мореходным судном, он прекрасно выдержал бы шторм, если бы не сокрушительный груз у него в трюме.

К семи часам шторм достиг пятнадцати баллов с порывами ветра до ста узлов. Когда судно поднималось на вершину волны, врывавшийся в разбитые иллюминаторы ветер грозил выдуть их всех с мостика в темноту. Ни один шторм не мог долго так бесноваться. Бриттон надеялась, что он начнет стихать. Должен.

Она регулярно смотрела показания локаторов, безнадежно пытаясь увидеть контакт, который мог означать спасение. Но экран был испещрен шумовыми дорожками, создаваемыми в основном отражениями от поверхности моря. С гребня каждой волны им удавалось ясно рассмотреть поле гроулеров — скопление небольших айсбергов — на расстоянии около восьми миль впереди. А между ними и судном лежал одинокий ледовый остров, меньшего размера, чем те, что они миновали, но все же длиной в несколько миль. По мере продвижения во льды волны будут уменьшаться, но, конечно, и льда будет все больше.