Читать книгу "Страх никогда не стареет - Геннадий Сорокин"

– У меня ужин готов, – спокойно сказала она, затушив сигарету. – Саша, а когда ты пришел к такому выводу?

– Когда ты показала мне разбитую отцом губу. Представляю, каждый раз, когда ты языком нащупывала шишку на губе, ты, наверное, думала: «Когда-нибудь ты мне, папочка, за это заплатишь!» Потом, может быть, сама не желая этого, ты рассказала, что же в действительности представляли собой эти ничтожества. Кто из всех вас годится на роль лидера? Ну не Погосян же, который не мог понять, что униженная любовница – это кровный враг, а не соратник. У них ни у кого не хватило ума прочитать «Осеннее просветление» и подумать, о чем это странное произведение? О беспорядочных половых связях наркоманки или о том, что, когда наступит пора, нужно безжалостно «резать по живому»? Девушка, уходящая поздним вечером неизвестно куда по дороге, вдоль которой стоят неизвестно чьи могильные кресты, – это аллегория финала. Любой из них, прочитав этот фрагмент, должен был задуматься: а не на мою ли могилу она намекает? Почему уходит одна, где остальные? Но ни у кого из них не наступило просветления!

– Оно наступило у одного тебя. – Инна поднялась и стала расставлять тарелки на столе. – Хотя все, что там написано, не имеет никакого отношения к убийству.

– Оно имеет отношение к тебе. Это твой внутренний мир, скрытый под оболочкой вечной апатии. Налей мне перед ужином рюмочку водки. Отчет я и завтра успею закончить. Знаешь, Инна, мне впервые в жизни откровенно предложили написать детектив, фальшивку по мотивам произошедших событий. Расписать, кто и что сделал, какие им двигали побуждения и почему я пришел к таким выводам. На моем творении распишутся московские боссы, и с этого момента художественный вымысел станет правдой и истиной в последней инстанции. После моего отъезда сюда приедут следователи из Генеральной прокуратуры, которым в Администрации президента прикажут воплотить мой труд в материалы уголовных дел. Новые следователи все перепишут как надо, да еще натыкают местных носом, что плохо работали. И все, дорогая, эта неприятная история будет окончена и предана забвению на веки вечные. В моей пьесе Инна Ралифовна Сарибекова будет фигурировать как персонаж даже не второго, а третьего плана. Она странная скрытная особа, не замечающая интригующих событий, которые происходят вокруг нее. Инночка – просто любящая дочь, оплакивающая горькими слезами безвременную кончину любимого отца. Правда, на вторую дочь в моей пьесе выльется ведро помоев, но тут ничего не поделать! Такова ее расплата за грехи молодости. Хотел бы я расписать Наталью радужными красками, но ничего не получится. Так что, забудь, Инна, про веревку и давай кушать!

Мы поужинали, не отвлекаясь на разговоры. Готовила Инна вполне прилично, во всяком случае нисколько не хуже моей жены. Обстановка за столом была испорчена, но ведь я не просил ее докапываться до меня с расспросами, доволен ли я семейной жизнью. Сама напросилась. Я думал ей это все высказать напоследок, но как получилось, так получилось!

После ужина она осталась мыть посуду, а я пошел работать с отчетом. Незаметно опустилась темнота. Инна пришла ко мне и, спросив разрешения, села напротив, разложив на столе документы о текущей деятельности ее аптек. Каждый занимался своим делом. Стрелки часов на моей руке размеренно двигались к оговоренному с Денисом Юрьевичем времени звонка.

Наконец ей надоело молчание и, отодвинув бумаги, она ткнула меня ногой:

– Скажи, ты все-таки считаешь, что и покушение на тебя тоже я задумала? Отвлекись от работы, ответь мне: ты так считаешь?

– Не считаю. – Я поставил компьютер выключаться. – Слишком грубо все сработано, нет артистизма, нет постановки. Решение о моем убийстве было явно принято впопыхах, а ты всегда просчитываешь ходы заранее. Скорее всего, это идея Городилова, горячо поддержанная Погосяном, при твоем полном согласии.

– Спасибо хоть на этом.

– Кстати, последний штрих. На окурках у Киселева отпечатки губ в помаде. Как я понимаю, к Наталье эти окурки отношения не имеют?

– Конечно, не имеют. Окурки «Арес» принес с собой. Чьи на них отпечатки губ, я не знаю. Наверное, какой-нибудь его знакомой. Мы рассчитывали, что вас эта помада запутает, а Наталье ничего не угрожало.

– Вечерний вопрос, – спросил я, закрыв крышку ноутбука. – Кто первый идет в душ?

– Вечерний ответ: вместе.

Около часа ночи, когда мне казалось, что она уснула, я тихонько поднялся с кровати и прошел на кухню позвонить. Щукин ждал звонка и предложил послать за мной машину. Я намекнул, что выполняю особой важности задание и до десяти утра меня лучше не искать. Я также сказал ему, что на компьютере в рабочем кабинете Арслановой он найдет интересную переписку, о которой я сам только что узнал. Пускай Денис Юрьевич думает, что я нахожусь на встрече с таинственным информатором, которому известно о тайных отношениях «Ареса» и Фаины.

Отключив телефон, я осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, пробрался на кровать и, устроившись ей под бочок, замер, накрывшись одеялом.

Она повернулась ко мне и спросила:

– Скажи, ты любишь свою жену? Или ты здесь любишь меня, уедешь и будешь любить ее? Тебе без разницы, с кем спать? Саша, ответь мне, не молчи.

– Мне без разницы, с кем спать, но с тобой лучше, чем со всеми другими, вместе взятыми. Больше я на вопросы отвечать не буду, даже если сюда явится мой московский начальник.

– Спи! – Она поцеловала меня в щеку и повернулась на другую сторону, давая возможность обнять ее.

Шел холодный осенний дождь. Проселочную дорогу размыло, то тут, то там виднелись лужи, сливающиеся в лучах заходящего солнца. Вдоль дороги стояли деревянные кресты. Не простые, а такие, с вершины которых к наибольшей перекладине набиты косые планки, которые то ли защищают от дождя, то ли напоминают, что эти кресты являются крышами чьих-то могильных домов.

Я стоял босой, одетый в какое-то рубище. Рядом молча покуривал сигару Зевс. На нем был безупречного покроя европейский костюм, на голове лавровый венок из чистого червонного золота.

– Пора! – сказал повелитель олимпийских богов. – Надо делать выбор.

Я обернулся. За спиной раскинулись зеленые, усыпанные цветами луга, на которых девушки в коротких туниках собирали букеты. Шелестели листьями рощи, пели птицы, и в безоблачной синеве сверкало полуденное солнце.

Впереди лил дождь.

Я пожал Зевсу руку, сплюнул сигарету и, хлюпнув грязью, шагнул в лужу.

Вздрогнув, я проснулся весь в липком поту. Свесив руку, поднял с пола халат хозяйки, вытерся им, обнял посапывающую Инну и вновь уснул.

За окном светало.

12

Проснувшись, я вышел на балкон. Где-то за многоэтажными домами поднималось солнце, готовясь воссиять в безоблачном небе. В заброшенном сквере чирикали птички. Около КПП громко переговаривались принимающие смену охранники. Свежий прохладный воздух бодрил, подбивал сделать зарядку, выйти на утреннюю пробежку, бросить курить.