Читать книгу "Книга покойника - Янина Забелина"

– У меня не осталось выбора. С той минуты, когда Эмма Гаст решила выдать нашу тайну, я уже был приговорен к такому заведению или к тому, что ждет меня теперь. Но, конечно, мы обдумали и такое будущее. Я не собирался ждать обследования – консилиума психиатров! Я бы сбежал ночью. Мне удалось бы это без труда. Карсон и Терли убедили полицию, что я – большой дружелюбный ребенок, меня нужно жалеть и обращаться со мной очень деликатно. Я заранее подготовил себе уютное местечко и совсем не опасался встретить знакомых. Вы бы смогли узнать меня?

Не получив ответа, Фиджини продолжил:

– Ну а мать, поправившись, должна была последовать за мною; она поселилась бы неподалеку. Она располагала деньгами, которые откладывала на черный день, и рассчитывала получить какую-то сумму от вас. Хоть мелочь, но лучше, чем ничего. В соответствующее время я пошел бы в армию, но с этим все в порядке, у меня есть необходимые бумаги, я раздобыл их здесь, в Берне. Мы превратились бы в обычных обывателей.

Он сделал паузу, взглянул в глаза Графа – и злобная усмешка исказила черты Фиджини.

– Вас тоже следовало убрать, но я подумал, что после смерти Матиаса вы посоветуетесь с господином Олдемаром, а он покажет вам на дверь. К сожалению, я не знал о существовании другой… клиентки. Но вчера вечером, встретив вас наверху, я понял – шестым чувством, наверное, – что вы занялись мною. И не ошибся.

Граф удовлетворенно кивнул.

– Я хотел бы задать вам еще один вопрос, господин Фиджини.

– Сколько хотите.

– Только один: зачем вы нас посвятили во все эти подробности вместо того, чтобы начать отбиваться?

Фиджини казался крайне удивленным.

– Начать отбиваться? Каким образом? Если вы имеете в виду смерть Матиаса Одемара, так какая для меня разница в приговоре – один или двое. Вы все хором подтвердите, что это я убил Хильду Гаст, так ведь? Тем более, что теперь никто не усомнится в моей вменяемости. Доказательство на найденной вами картинке… А следовательно, я отвечаю за свои поступки полностью. И как бы я мог ссылаться на смягчающие обстоятельства или отсутствие недобрых намерений, когда вы получили письмо от Хильды Гаст и смогли найти ловушку в Витчерхиире? Она не сказала бы вам, где спрятана гравюра. Мы хорошо знали, что скандал в семье готовится ею только для одного господина Одемара, но она сообщила вам, что ее жизнь в опасности, а в доме зреет заговор. Вы и пришли-то сюда по ее зову, хотя как, во имя всех чудес, ей удалось написать и отправить записку…

И Граф с удовольствием ответил:

– Ни в одном сообщении, которые я получал от Эммы Гаст, не содержалось ничего, что могло быть использовано против вас в суде.

Фиджини мгновение смотрел на него, не в состоянии продолжать от охватившей его ярости. Затем он овладел собой.

– Это уже не имеет значения. Мне грозит приговор на длительный срок в тюрьме, а я этого не хочу. Я предпочитаю уйти, как это уже сделала моя мать, или, по крайней мере, когда смогу.

Он рванулся, забыв о стали, охватывавшей его запястье. Она не дала ему двинуться, и он остановился, гневно сверкнув глазами, а человек в штатском тем временем обменялся несколькими словами с Нидербергером. Граф подумал, что эти несколько минут были едва ли не самыми горькими в жизни господина Фиджини, поскольку сейчас он не мог даже претендовать на исполнение своего желания.

Наконец, беседа закончилась, и старший сын Анны Одемар вместе со своим стражем покинул комнату. За ними последовал стенограф. Фридрих Одемар проводил их грустным взглядом и некоторое время смотрел в открытую дверь, затем опустил голову на руки.

– Такой молодой парень, – простонал он, – и обречен на погибель собственной матерью!

– Из того, что я понял, – ответил Граф, – эту жизнь он сам себе выбрал.

– Я еще… – Одемар поднял расстроенное лицо. – Я еще не поблагодарил вас.

На это Граф мог ответить только кивком головы. Он вышел в вестибюль, надел пальто и шляпу и открыл наружную дверь. Ему совсем не хотелось выходить на улицу – там бурлила возбужденная толпа: особняк принадлежал теперь публике. Граф вяло подумал, что теперь этот дом будет передан ей, поскольку Одемары больше не смогут здесь жить.

Глава 20

Конец спектакля

– Фиджини! – Клара словно пробовала слово на вкус. – Знаешь, похоже на какой-то псевдоним.

– Несомненно, так и есть. – Граф почти лежал в кресле. Клара сидела у его ног, Стефан и Эмилия – рядышком на диване. Оба выглядели такими же усталыми, как и он сам, но им не терпелось услышать историю. – Господин Алессандро Фиджини-старший, – продолжал Граф, – очевидно, не относился к людям того рода, которые желали бы быть привязанными к буржуазной ответственности посредством постоянного адреса. Но на женщин он производил неизгладимое впечатление: госпожа Одемар, похоже, не особенно негодовала на его поведение, когда он бросил ее на произвол судьбы после испанских проделок.

– Я надеюсь, что Фридрих Одемар позаботится о Карсоне и Хильде Гаст.

– Карсон, видимо, станет выполнять обязанности его секретаря, – пояснил Граф. – Он поможет Одемару написать историю старинного рода, который – волею судеб – теперь угасает в Берне.

Эмилия воскликнула:

– Но теперь Одемар не захочет писать о семье!

– Не захочет? – Улыбающийся Граф повернулся к ней. – Дорогая, если вы когда-нибудь в своей жизни попадете под очарование литературы, вы уже не сможете устоять перед соблазнительной белизной чистого листа. Этот труд станет утешением последних лет Фридриха Одемара, а изображение старого Витчерхиира, выполненное в цвете, сыграет роль фронтисписа в будущей книге. Карсон и Хильда Гаст поженятся, и Карсон окажется самым счастливым человеком на земле…

– Забавно, что Карсон любил этого Фиджини, – вновь подала голос Эмилия.

– В роли Леона Одемара он устроил настоящее представление. Полагаю, он родился шарлатаном, как и его достойный отец. Матиас Одемар и Беата, настроенные предвзято, чувствовали некое неудобство и тревогу, но, именно из-за своей предубежденности, решили, что виновница всех бед Эмма Гаст. Но они заблуждались.

Стефан сердито завозился на диване.

– И все же. Как вы определили, что ваш клиент – Эмма Гаст?

– Как я определил? – Граф посмотрел на него. – Вы в самом деле хотите это узнать?

– Конечно! Сегодня я знаю то же самое, что знал вчера, когда рассуждал неправильно.

– Однако, сумели установить, что клиент либо Анна Одемар, либо Эмма Гаст.

– Потому что все остальные имели связь с внешним миром. Никому другому не понадобилось бы выбрасывать бумажки из окна.

– Да. И если бы кто-то из прочих домочадцев угодил в неприятную ситуацию, это немедленно стало бы достоянием всех, – согласился Граф, – и ни один из них не смог бы подчинить себе другого хотя бы на один день… Впервые оказавшись в гостиной, я искал в течение нескольких минут необходимого соучастника – кого-то, кто сутки напролет находился в доме, не обладая никакой свободой перемещения, – в то время как мой клиент не мог ускользнуть от наблюдения ни днем, ни ночью. Я исключил Фридриха Одемара, Матиаса Одемара и Беату. Они вели светскую жизнь и порой являлись домой лишь ночевать. Карсон? Он занимал комнату на верхнем этаже и производил впечатление достаточно независимого человека. Оставался Леон Одемар. Если он в своем уме – все встает на свои места. Этот парень и его мать контролируют служанку – Эмму Гаст – так, словно она сидит в тюремной камере. Отчасти я оказался прав, комната бедной женщины находилась между будуаром матери и спальней сына и не имела выхода в коридор. Но тогда возникал вопрос… Специалисты утверждали, что Леон Одемар умственно неполноценный, а этот парень должен быть нормальным. Значит ли это, что он не Леон Одемар? Если он не Леон, то кто же тогда? Скорее всего, сын госпожи Одемар. Причем старший сын, потому что парень выглядел на все тридцать, а настоящему наследнику Одемаров могло быть лет двадцать пять. Привязанность Анны Одемар к мнимому Леону и беспокойство о нем были очевидны, и я утвердился в мысли, что он ее сын… Зачем же ей понадобился обман? Я вспомнил, что мне говорили: Клаус Одемар имел право на половину собственности Одемаров, которая в случае его смерти перешла бы к наследникам. Но если он умер бездетным? Я предположил, что эта половина состояния почти наверняка не достанется его вдове, а вернется в семью. Обычно именно так распоряжаются большими состояниями, а в этом случае следовало учитывать не особенно одобрительное отношение старших Одемаров к браку, а значит, и к невестке… Теперь мне стала ясна подоплека обмана, если, конечно, он был. Эмма Одемар позарилась на наследство в несколько миллионов, предпочитая деньгам, которые выделила бы ей семья, и скромным накоплениям мужа. Судя по тому, что я слышал о Клаусе Одемаре, вряд ли он много заработал за свою жизнь… Что заставило юную симпатичную женщину совершить это преступление? Она и Леон жили во Франции, а Клаус Одемар – здесь. Потом он умер. А что если мальчик тоже умер, причем первым? Я ничего не мог доказать, но такое развитие событий объяснило бы сразу все. Леон умер, его скрытно похоронили и заменили другим. Последующая история матери и ее сына скрыта во мраке. Они путешествовали, они якобы консультировались со специалистами и жили в санаториях. Но началась война… Где эти врачи и лечебницы, где теперь их записи? Кстати, после возвращения в Берн мнимого Леона не видел ни один психиатр, ни один нейрохирург – только семейный доктор, который выхаживал это больное дитя с рождения… Итак, если Леон – не Леон, значит, мой клиент оказывался во власти двух бесцеремонных личностей: хитроумной обманщицы-матери и здорового, сильного, безжалостного сына. Но что же ей угрожало? Связывал ли ее страх немедленной физической расправы? Оказалось – нет. В гостиной временами собиралось довольно много народа, включая массажистку и доктора, – можно было закричать, позвать на помощь… Значит, опасность выглядит как-то иначе, но как? Первая стрелка подсказала мне решение: Хильда Гаст находилась на другом конце телефонного провода, в уединенном полупустом доме. Хотя эта девушка не являлась кровной родственницей Эммы Гаст, та заботилась о ней и даже тратила свои, как я узнал, весьма незначительные, средства на ее образование и содержание… Конечно, Эмма Гаст могла все это проделывать лишь из чувства долга, но ее холодность и суровость вовсе не означали, что она не способна на простые человеческие чувства – привязанность, нежность… Когда до меня дошло первое послание, она находилась в тисках почти десять дней. Они не покушались – впрямую – на ее жизнь, надеясь, что она скажет им, где спрятана вырванная картинка. Она молчала, но вела себя очень тихо, иначе, как ее убеждали, погибла бы Хильда. Тем временем Фиджини охотился за гравюрой в короткие ночные часы, а госпожа Одемар пыталась смягчить ожесточившееся сердце своей школьной подруги. Но равновесие было очень хрупким – стоило Хильде уехать из Витчерхиира, и все замелькало, как в калейдоскопе. Мать и сын, предполагая, что все может выйти из-под контроля в любой момент, разработали хитроумный план устранения строптивой женщины. Они могли выйти сухими из воды, но просчитались – Эмма Гаст связалась со мной. Правда, все обернулось не очень хорошо для нее. Но она не просила меня вмешиваться, хотя я был готов протянуть руку помощи, если понадобится, после того, как Фридрих Одемар узнает новости. Все дело в том, что эта героическая женщина не боялась за себя. – Граф посмотрел на помощника. – Это ведь благодаря тебе, сержант, наступил в конце концов момент ее триумфа и освобождения.