Читать книгу "Балканский рубеж - Иван Наумов"

– В Приштине мы простояли почти полгода. Постепенно стало ясно, что продлевать миссию не имеет смысла. Косово оторвали от Югославии, от Сербии. Вокруг творился хаос, беспредел. Конечно, у наших ребят был запал…

Монтажная склейка. Платов усмехается в усы, объясняет:

– Это в кино стрельба да пальба. А армейская служба – в первую очередь будничная и ответственная работа. Поддержание техники в боеготовности. Охрана вверенных объектов… Нет, ни в Боснии, ни в Косове… Ни стычек, ни инцидентов никаких…

Монтажная склейка. Генерал смотрит в объектив прямо, уверенно.

– Вот тут вы ошибаетесь! Майора Шаталова еще из Боснии отозвали, в конце марта. Насколько я слышал, он покинул ряды Вооруженных Сил. Соответственно, в марш-броске участвовать никак не мог… Нет, больше не сталкивались…

* * *

На заднем плане черепичные крыши. В кресле-качалке перед видеокамерой сидит Цветко – лысоватый сухопарый старичок, протирает платком очки с толстыми стеклами в тяжелой роговой оправе.

– Разбежались, разъехались. Раскидало по свету. Я вот уехал сюда, на север. Преподаю географию, шесть уроков в неделю. Физкультуру уже не тяну! – смеется хорошо, по-доброму. – Жалею ли, что уехал? Бывает… Вот Драган Милич оказался покрепче меня. Он сейчас там, в Метохии, в сербском анклаве. По сути, как в другой стране, хоть мы на такое и не соглашались. Только кто нас спросит…

Монтажная склейка. Крупный план. Глаза сквозь стекла очков кажутся больше и грустнее.

– Воислав – мой славный мальчик! Но у него дел невпроворот, то там, то сям… Редко видимся! Крутится, как все…

Монтажная склейка. Цветко отвернулся, облокотился на балконные перила. Из-за того, что вокруг солнечно, лицо в тени совсем затемнено.

– Кто такой Радо Аджич? – переспрашивает Цветко.

Думает неторопливо, по-учительски тщательно выбирает слова.

– Тот, кто должен был прийти – и пришел.

* * *

Любительская съемка слабенькой камерой. Картинка дрожит – снимают с рук. Сначала мелькают какие-то кусты, ветки, выложенная камнем дорожка, ведущие вверх ступени.

Потом оператор исправляется, дает обзорный ракурс с высокого холма. Во все стороны лежат поросшие лесом холмы. В их мягком рельефе угадываются Балканы, Югославия. А Сербия это, или Босния, или Хорватия, или Словения, или Черногория, или Македония – из записи не понять.

Ракурс рывками, ступень за ступенью, поднимается выше и выше, к овеваемой ветрами вершине – и одинокой могиле. Аккуратной, ухоженной, с темным гранитным крестом и табличкой на русском и сербском:

1969–1994

Воину Валентину Шаталову

от братьев по оружию

* * *

На экране – повзрослевший, заматеревший Цыбуля в камуфляже без знаков различия. На заднем плане раздаются шаги, слышны голоса, ощущается присутствие большого количества людей.

– Все наши помнят марш-бросок. Потому что очень тогда накипело. Хотелось хоть что-то, хоть как-то. Как пружина закручивалась, заводилась – ведь до этого мы как слепые были. С девяносто первого? Да может, и раньше берите… Все терпели, подстраивались, утирались. И знаете, что я скажу? Кое-кто крупно просчитался. Не надо было кое-кому лезть в Югославию.

Монтажная склейка. Первая скованность прошла. Цыбуля жестикулирует, и от этого сразу выглядит моложе.

– Нет, ребятки! Присяга – это вам не текст на листочке. Поклялся – так давай уже, за буковки не прячься! Не спрыгивай!.. Ведь если каждый сделает на шажочек больше, чем обязан… Горы перевернуть можно!

Монтажная склейка. Цыбуля смотрит с недоверием, словно ищет подвох:

– Шаталов? Андрей Иваныч? Погиб?! Да что вы мне тут впариваете? Слышал, видели его… Где надо, там и видели. Уж он-то знает, где надо. Он же боевой командир! Его так просто не ушатаешь!

* * *

Щелчок отжатой клавиши.

Цыбуля смотрит в объектив, потом куда-то рядом:

– Все, финиш?

Перед ним журналистка сматывает провод микрофона, оператор выключает камеру, начинает откручивать ее со штатива.

– Спасибо вам большое! – говорит журналистка. – Понимаем, что не самое удачное время…

Цыбуля широко улыбается, приподнимает одну бровь:

– И чем же оно неудачное? Очень даже удачное! Некогда просто!

Крепко пожимает руку оператору, осторожно – журналистке, прощается.

В коридорах царит атмосфера праздника, местные в радостном ажиотаже носятся туда-сюда со своими штатскими заботами, создавая суету, люди в военной форме без погон носят мебель, ящики защитного цвета, коробки с документами. Цыбуля стремительно проходит по извилистому коридору мимо плакатов по пожарной безопасности на украинском языке, доски почета, стендов с объявлениями, через темный тамбур выбирается на улицу.

На покосившемся крыльце заднего двора Цыбуля едва не спотыкается о несуразную чугунную урну, через край заполненную бычками. Между сараями-дровяниками за голыми ветками кустов открывается вид на Севастопольскую бухту. Десятки кораблей Черноморского флота расположились на рейде.

Цыбуля прикрывает за собой входную дверь. За ней на стене – наспех сделанная табличка: «Штаб самообороны Крыма».

Из уличного ретранслятора разносится жизнерадостная музыка.

Цыбуля огибает угол здания. Ему навстречу проходят Петр Бармин и Воислав в форме сербских четников. Воислав приветствует Цыбулю троеперстием, Бармин подмигивает. На их лицах торжество и умиротворение – работа сделана на «отлично».

Дорога спускается к порту, но Цыбуля сворачивает на утоптанную тропинку, выходит к оврагу, останавливается над откосом. Отсюда видна набережная, она полна людей, реют флаги Крыма и России.

Цыбуля улыбается. Сделано все, чтобы у этих людей не отняли право выбора. И чтобы их голос был услышан. Сделано вежливо и убедительно.

По радио объявляют результаты референдума о статусе Крыма. Цыбуля узнает голос Аксенова – настоящего мужика, не побоявшегося сделать на шаг больше, чем обязан. На таких держится все.

– Финиш, – говорит Цыбуля, оборачиваясь, – уезжают телепузики!

– Отстрелялся, Сержант Россия? – спрашивает Бек.

На капоте бронеавтомобиля «Тигр» расстелена газета, разложены огурцы-помидоры, стоит фляжка. Бек раскладывает сыр, Вера Проскурина рядом с ним режет хлеб. Шаталов сидит на бампере, смотрит на море, разговаривает по мобильному.

– Майор! – с шутливой обидой поправляет Цыбуля.

Бек смеется:

– Давай-давай, майор, подходи, налегай!

Шаталов зажал второе ухо рукой, ему плохо слышно, поэтому он почти кричит по-сербски:

– Да, на море! Представляешь, путевка досталась, очень удачно! Не тропики, конечно, но погода хорошая. Главное, коллектив отличный! Целую тебя, ясная моя!