Читать книгу "Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева"

Что касается Щербинина, то нет исследователя, который не назвал бы брак мезальянсом, забывая при этом размер состояния псковского меланхолика – семь тысяч крепостных{740}. Правда, располагать ими он смог только с 1784 г., когда умер его отец, и Андрей Евдокимович, наконец, получил наследство.

Его род был известен как боярский с XIV в. Отец дослужился до чина генерал-поручика, руководил сооружением пограничной линии от Азовского моря до Днепра через Крымскую степь, за что получил орден Св. Александра Невского. Губернаторствовал на Слободской Украине, управлял Смоленским и Орловским наместничествами, а затем был назначен Воронежским и Харьковским генерал-губернатором. Под Харьковом располагались очень богатые имения родни Щербинина{741}. Когда через город в 1781 г. в экспедицию в Крым проезжал адъюнкт В.Ф. Зуев, он описал дом губернатора как дворец. При этом у Евдокима Алексеевича рыльце было в пушку: Зуева он принял за тайного ревизора, угрожал, хотел посадить в тюрьму «до самой смерти» А потом вдруг велел выдать больше, чем положено, лошадей: «Мы в тебе нужды не имели и не имеем, и зачем ты приехал, Бог те знает, проезжай!»{742}

Дашкова познакомилась со Щербиниными через брата Александра Романовича, у которого имелись общие дела с харьковским губернатором. До поры до времени они даже считались друзьями. Однако позднее Воронцов уверял, что, знай он о готовящемся сговоре, и делу не бывать: «Когда б о сем заблаговременно уведомлен был, то сей свадьбы не существовало… по новым слухам, кои тогда ж носились, о болезнях, особенно головных припадках» Андрея Щербинина. Особенно Воронцова задели слова старого приятеля, «будто сын Ваш принужден был вступить в супружество с племянницею моею по собственному ее хотению и по убеждению сестры моей»{743}.

Трудно поверить, что взрослого мужчину «принудили» жениться «убеждения» будущей тещи. Но со Щербинина станется. В 1788 г. мать и сестра заставили его согласиться с опекой над собой и фактически лишили средств существования{744}. А позднее Анастасия уговорила признать наследниками и дать свою фамилию побочным детям ее брата. Видимо, Андрей Евдокимович готов был подписать что угодно, лишь бы его оставили в покое.

За девять лет до этого наша героиня просчитала выгоду дочери: она дала ей большое денежное приданое, на которое молодые смогли бы жить в ожидании наследства, а муж должен был принести земли. Такой вариант был выгоден и самому Щербинину: пока оставались живы его родители, он ничего не имел, кроме жалованья за бригадирский чин, кстати, весьма солидного. Этот чин находился между полковничьим и генеральским, но редко давался на действительной службе. С ним выходили в отставку полковники (как бы званием выше). Сделаться бригадиром значило обеспечить себя на все оставшиеся годы, недаром в XVIII в. возникло понятие «бригадирствовать» т. е. удалиться в имение и жить припеваючи. В комедии Фонвизина «Бригадир» выведен именно такой персонаж.

Сговаривая дочь за Щербинина, наша героиня, конечно, выдавала Анастасию вне своего круга, но очень выгодно. Расставшись с титулом, девушка приобретала богатство, каким не обладали ни мать, ни брат. А учитывая тихий меланхолический характер жениха, смогла бы им со временем управлять. Но чтобы понять все преимущества подобного брака, нужно было иметь голову тридцатилетней, расчетливой вдовы. В 15 же лет даже дурнушки мечтают о принцах.

И тут Екатерина Романовна проявила волю. Остается только удивляться, что за три года до этих событий императрица точно описала поведение подруги: «Разве я в своем доме не вольна? Разве дети-то не мои? …Ах она мерзавка! …Что в том, противен ли он, нравен ли он ей или нет? Она ведь моя дочь, и будет за тем, за кого я выдать ее хочу».

Так и получилось. Дашкова мыслила «мозгом principess’ы», а Анастасия в тот момент из воли матери «не выступала». Но и состояние девушки передано Екатериной II очень живо: «Она в великом смущении, побледнев и трясясь, шла через комнату, где мы сидели, и не дошед до других дверей, вдруг упала на землю, так что и поддержать никто не успел… Конечно, от печали; вот плоды вашей строгости!»

В 1786 г., когда отношения с дочерью приносили Дашковой только боль, когда стало ясно, что, несмотря на попытки съехаться с мужем, семейного счастья не получится, наша героиня напишет комедию «Тоисиоков», где госпожа Решимова говорит: «Оставь мне определить твой жребий, положись на меня, пусть я за тебя решу»{745}. Страшно подумать: императрица видела развитие событий еще до того, как они произошли, и предостерегала. А Дашкова настаивала на своем, даже когда жизнь доказала ее неправоту. «Пусть я за тебя решу». Княгиня просто не могла поверить, что способна ошибаться.

В 1775 г., накануне свадьбы, Анастасия подписала документ, в котором отказывалась от недвижимого приданого, подтвердив, что получила денежную компенсацию{746}. Не трудно догадаться, что 15-летняя девушка сделала то, чего требовала мать, вряд ли серьезно задумываясь над последствиями. Когда через 35 лет она захотела опровергнуть этот документ, суд ей отказал.

Но была еще одна заминка, связанная с имуществом Анастасии. Мы помним, что, получив от императрицы 60 тыс. рублей, Дашкова часть заняла отцу, сопроводив это событие поучительной сентенцией: «Благодарю небо, что… пользовалась уважением и доверием моего отца, которые были бы для меня драгоценны, даже если бы он не был моим отцом, потому что он был наделен выдающимся и просвещенным умом, а его великодушный и открытый характер был чужд мелочности и надменности»{747}.

Так о мелочности. Сумма отцовского долга, названная княгиней в «Записках», – 23 тыс. рублей. По ее словам, они нужны были, чтобы покрыть казенный долг. Но в переписке с братом Александром 1775 г. фигурирует другая цифра – 16 тыс. рублей, необходимых для покупки железоделательного завода. Деньги были даны Роману Илларионовичу под проценты. Когда Дашкова во второй раз собралась за границу, она попросила вернуть долг, нужный для обеспечения приданого Анастасии. Воронцов сделать этого не мог и предложил, вместо денег, свой московский дом.