Читать книгу "Сломанный клинок - Айрис Дюбуа"

Озлобленные, изверившиеся во всем, парижане готовы уже были взбунтоваться против собственного магистрата, который довел столицу до нынешнего жалкого положения. Случай направил их ярость в другую сторону: пьяная банда «наваррских годонов» попыталась взять приступом дом некоего пирожника на Университетской стороне, неподалеку от Нельского отеля. Сбежавшиеся соседи уложили на месте дюжину англичан, а потом кто-то закричал, что надо их перебить всех до единого, прикончили сгоряча еще нескольких, подвернувшихся под руку. В Нельском отеле, принадлежавшем Карлу д’Эврё, квартировали приглашенные им английские капитаны; услышав шум побоища, один из них имел неосторожность выйти взглянуть, в чем дело; преследуя его, толпа ворвалась в отель, и все годонские предводители были схвачены — сорок семь нечестивых душ. Пришибить их на месте все-таки не осмелились, но отволокли в Лувр и заперли в подземелье. Охота за англичанами пошла по всему Парижу, и к вечеру все, сумевшие уцелеть, сидели в луврских подвалах.

Случилось это в субботу, а в воскресенье с утра площадь перед ратушей заполнилась вооруженными людьми, требовали Наварру, и Наварра скоро появился на том же балконе, с которого месяц назад клялся Парижу в любви и верности. На этот раз тон его был другим — взбешенный расправой над своими годонами, он обрушился на парижан с упреками в неблагодарности и вероломстве к своим союзникам. Но говорить ему не дали.

— Хватит с нас таких союзников!! — ревела толпа. — Перебить их всех, чтобы духу не было! Веди нас на Сен-Клу!

Сен-Клу, маленький городок к западу от столицы, с некоторых пор стал главной опорной базой английских рутьеров, известных своей алчностью и свирепостью. Воодушевленные вчерашним избиением англичан на улицах города, парижане рвались покончить с ними и в окрестностях. Ремесленники, торговцы, мастеровые и никогда не упускавшие случая пошуметь и подраться школяры из Сорбонны разбушевались вовсю. Потрясая над головами палками, пиками и топорами, они не давали Карлу д’Эврё говорить, заглушая его слова громовым ревом:

— На Сен-Клу!! Бей годонов!! На Сен-Клу!!

Карл сделал непристойный жест и ушел с балкона, через некоторое время на его месте появился Марсель в сопровождении нескольких эшевенов; выждав, пока стихнет шум, он объявил, что, коли такова воля сограждан, ополчение выступит сегодня же.

И оно действительно выступило — на свою беду. Когда в ратуше обсуждали план вылазки, Наварра предложил действовать двумя колоннами, чтобы ударить на англичан с двух сторон. Честь вести первую колонну он предоставил Марселю, сказав, что сам поведет вторую, вспомогательную. Так и сделали. Силу Париж выставил большую — полторы тысячи всадников и около восьми тысяч пехотинцев, но Марсель получил лишь половину, вторая осталась в распоряжении генерального капитана. Добравшись к наступлению темноты до Монмартрского холма, Наварра объявил привал, а сам послал к англичанам тайного гонца.

Тем временем первая колонна приблизилась к Сен-Клу. Уже предупрежденные, рутьеры разыграли панику и стали шумно спасаться бегством; забыв об осторожности, неискушенные в хитростях воинского искусства, парижане бросились в погоню. Заманив их на топкое заболоченное место в чаще Булонского леса, англичане начали со всех сторон расстреливать ополченцев из луков, настигали и рубили убегающих.

Разгром был полный. Утром, когда остатки первой колонны, потеряв более шестисот человек, добрались обратно до Парижа, вся ярость и возмущение обернулись против Марселя. О предательстве Наварры еще не знали (он опять скрылся, и больше в Париже его не видели), поэтому виноватым оказался купеческий старшина — его чуть не растерзали горожане, еще вчера требовавшие похода на англичан.

Начинался последний акт драмы. Еще недавно казавшаяся неоспоримой, власть Этьена Марселя над Парижем становилась все более призрачной, а партия Валуа усиливала позиции с каждым днем. В ратуше тайными ее вождями были эшевены Белло и Майяр, после перемирия они постоянно переписывались с канцелярией регента, обсуждая условия его возвращения в Париж. Регент непреклонно требовал лишь одного — выдачи ему двенадцати зачинщиков смуты, включая Марселя. «Дабы поступить с ними по своему усмотрению». Сторону регента открыто держали и дворяне, в свое время укрывшиеся в Париже от Жакерии, и самыми деятельными среди них были Жан, сьёр де Шарни и еще один рыцарь по имени Пепен Дез-Эссар, родственник второй жены Этьена Марселя и ярый его противник.

Вечером 29-го было перехвачено письмо, подписанное секретарем герцога Нормандского. В письме снова повторялось требование выдать регенту главарей парижского «мятежа». Несмотря на поздний час, Марсель собрал в ратуше тех, чьей выдачи так упорно добивался Карл Валуа, — Туссака, Жиля, Леблона, Жиффара и еще с полудюжины смутьянов.

— Теперь сами можете убедиться: в городе заговор, — сказал он, зачитав письмо. — Так что же, ждать, пока всех нас поволокут на эшафот связанными, словно баранов под нож? Клянусь терниями, лучше убивать, чем самому быть убитым! Мы должны немедля истребить всех изменников, а в город пустить Наварру, если не хотим, чтобы вошел Валуа!

— Истребить всех не так просто, — заметил Филипп Жиффар. — У герцога в Париже много сторонников, всех не перережешь.

— Достаточно управиться с сотней главных, — возразил Туссак. — Завтра распорядимся пометить мелом определенные дома, и ночью…

— К ночи не успеть, — сказал Марсель. — Возьмем себе еще сутки. Днем раньше, днем позже — это уже дела не меняет.

— Тогда что же, в ночь на первое августа?

— Выходит, так. Надо только, чтобы к вечеру тридцать первого ключи от ворот Сен-Дени были в наших руках.

— Сен-Дени охраняют люди Майяра, эти ключей не отдадут.

— Значит, отберем силой!

— Майяр давно продался Валуа, нельзя было доверять ему такой большой участок стены…

— Кто же знал, что так получится…

— Ладно, — прервал Марсель, — теперь об этом толковать нечего! Майяра тоже пометить, а еще лучше уберем его раньше, чтобы не помешал. Завтра пошлю человека к Наварре, чтобы он к ночи вызвал англичан из Сен-Клу. Как только ворота будут наши, зажжем наверху огонь, и пусть входят. А с предателями к тому времени управимся. Клянусь терниями, регенту не видать Парижа как своих ушей!

Регент тем временем и сам пришел к такому же неутешительному выводу. Как он и опасался, достигнутое на мосту соглашение осталось пустым набором слов, армия растаяла, казна была опустошена. Дворянство заверяло его в преданности, но что толку? Даже верные бургундцы и те разбрелись по своим замкам, как только поняли, что платить больше не будут (видно, и в самом деле прошли добрые старые времена, когда вассал служил сюзерену как рыцарь, а не как наемник). Многочисленные титулы, на которые имел право старший сын короля, тоже мало что значили: герцогом Нормандским его теперь можно было называть разве что в насмешку, ибо в Нормандии грабительски хозяйничали злокозненные братья д’Эврё, регентство не давало пока никакой реальной власти. Его даже изгнали из собственной столицы — скоро полгода, как он топчется вокруг стен Парижа, словно попрошайка, надеющийся пробраться в дом с заднего крыльца…