Читать книгу "Лето бородатых пионеров - Игорь Дьяков"

В этой колоде есть и черные, и красные масти. И как тут не посоветоваться с читателем: можно ли привлечь к ответственности Президента за оскорбление чести и достоинства поста Президента? Так извалять в грязи звание главы государства!.. Впрочем, без Ельцина, который для того и создан, Горбачев был бы лишен громоотвода в виде явно абсурдной «левизны», демонстрируемой Борисом Николаевичем.

Россия в концлагере… Вас шокирует это словосочетание? Но возьмем наугад лишь некоторые, ставшие привычными, приметы нашей жизни.

Красавицы, заносимые в каталоги шейхов, сдаваемые под благовидными предлогами в бордели почти на наших глазах. А мы не испытываем ничего, кроме жадного любопытства – «что им подарили?».

Мальчишки, бросаемые в пекло искусственно раздуваемых распрей без права защищаться; бросаемые в лагеря по ничтожным поводам, в детдома, нищетой доведенные до лагерной кондиции.

Несчастные «несуны», которыми прикрывается тотальное ограбление страны, росчерком пера осуществляемое холеными дядями.

Удушение изобретательства, продажа (раздача) изобретений и мозгов (не пропагандой эмиграцией, а официально, через вузы), затем покупка своих же изобретений, но ТАМ запатентованных.

Медицинская помощь, слишком локальная, слишком смахивающая на циничное экспериментаторство.

Американские бройлеры, считающиеся на родине несъедобными. при сознательном подрыве птицеводства: гноимый ради импортных закупок хлеб: развал табачной, винно-водочной, легкой промышленности и автомобилестроения ради сбагривания залежалых товаров с Запада.

Поощрение преступности – ковка кадров «шестерок», «челкашей», нового люмпен-пролетариата, потенциальных палачей.

Промзоны, похожие на выгребные ямы и отстойники; вымороченные леса, протравленные поля, загубленные тромбами и вредными сбросами реки, – это ли не лагерные пейзажи?

Толчея за баландой в нескончаемых очередях; многократная и изнуряющая регистрация по поводу и без повода – бюрократические пытки в собесах, жэках и прочем.

Пропорции квартир – гнетущие, контуры домов – подавляющие своей унылостью, не говоря о хибарах, цистернах, бараках, в которых живут миллионы. В то же время – архитектурные монстры административных зданий, «центров культуры», несовместные с нормальной психикой.

Абсурдная система школьного и высшего образования, созданная для того, чтоб «меньше понимали», чтобы не выросла национальная элита, способная жить и работать на благо своего народа, способная защитить его от порабощения и геноцида.

Западомания, слишком смахивающая на приручение; языки, преподаваемые за редким исключением на заведомо низком уровне, достаточном лишь для того, чтобы понимали примитивные команды «хозяев». Западомания на фоне готовности раздать страну кусками, на фоне легкости, с какою преступаются внешнеполитические интересы страны.

И, конечно, «увод» из-под ног сырья. Стали и чугуна, леса и нефти, золота и бриллиантов – с помощью подавления собственных технологий добычи и обработки… Довольно? Довольно.

Россия в концлагере… «Мировое сообщество» ее, что называется, в упор не видит. Это естественно: оно-то руками «шестерок» и убивало Россию в 1905, 1917, 1921, 1933, 1941 годах, пытается добить сегодня.

98 процентов населения СССР живут за чертой бедности, получая меньше 1000 долларов в год (в среднем 180). Где «положенная» тревога и помощь ООН? Где осуждение правительства, бойкот со стороны радетелей всемирной справедливости? Нет и быть не может. ООН – видимая часть давно действующего мирового правительства, чьи клыки только-только обнажаются. Там прекрасно осведомлены о нашем положении, в которое мы, ослепшие к 1917-му году, и попали, подталкиваемые транснациональным поводырем. Там скорее будут обсуждать проблему строительства ватерклозетов в Бурунди, нежели геноцид против русского народа в конце XX века.

В отличие от «демократоидов», там знают истинную цену нашего рубля, нашей одаренности, знают наши потенциальные возможности, использовать которые нам изо всех сил не дают. Знают и подлинный смысл иностранной помощи «полуголодному советскому населению» – за наш же счет.

… По крепкому насту, по широкому полю шел я к дому своего друга Володи Мартышина, съехавшего из Москвы с женою и тремя детьми и поселившегося в деревне. На задней стороне дома на солнышке грелась коза, россыпью лежали недавно распиленные порубленные дрова. Дом-красавец жил новой жизнью. Некогда он принадлежал «кулаку», сгинувшему в Сибири. Потом здесь был магазин, потом – детский сад. Двенадцать последних лет дом пустовал и разрушался. Приехал Мартышин, не вынеся здоровой крестьянской душой московский духовный смрад, и с помощью отца возвел за лето три печи в изразцах, камин, все восстановил. Только обои по сей день отклеиваются – отсырел дом за годы бесхозности.

По комнатам, уставленным книгами, бегала беленькая козочка, норовила запрыгнуть на руки, как котенок, тыкалась везде мягкими, невидными еще рожками. Татьяна, хозяйка, который день не выходила из дому – болела, но присутствия духа не теряла: жизнь не труднее, чем в Москве, где жили в проходной комнате впятером. Разве что стиральной машины нет – без нее тяжко.

– Не представляю, – говорит Татьяна, – каково сейчас молодым семьям! Все устроилось так, что человеку не только жениться – и родиться, и помирать невозможно!

Володи дома не было, пошел я в соседнюю деревню, в школу, где он устроился учителем истории и литературы, хотя ему как непрописанному (!) не могут платить сполна – одна из многочисленных реальных уловок сторонников мифических общечеловеческих ценностей. Мартышин мог бы взять и другие предметы в придачу – учителей не хватает. Что там учителей! Ему и председателем колхоза предлагали, гуманитарию: все в развале.

Школа в Ивановском, бывшем волостном центре, основана больше ста лет назад. Остатки «проклятого царизма» – руины двух храмов, крестьянские надгробья на погосте, могучие избы из бревен такого качества, которое теперь явно недостижимо. И – школа, правда, подновленная. Таких «остатков» в Борисоглебском районе, кстати, сотни. Величественная действующая церковь в Павловом Селе (была там и школа, и магазин, – все «выдавили»); шереметевская усадьба в Вощажникове (при «проклятом» было шесть мануфактур, ныне – загибающийся совхоз) – дорога булыжная, устроенная двести лет назад, по сей день «работает». И избы, избы-корабли, обеспечивавшие автономное существование, совершенно нестерпимое для власти пламенных революционеров. Села, основанные еще в XII–XIII веках, дававшие ратников на Куликово поле, вплоть до последней войны, а теперь – руины, старушки, руины…

Выйдет какая-нибудь 90-летняя слепая бабка на весенние гряды, умными помнящими руками возделает свою немудреную плантацию в воспоминание о ростовских знаменитых огородниках и о хлебе насущном, прислушается полуглухим ухом своим к шумам века – и снова в избу, к печке. А из шумов самые громкие – мопедные-мотоциклетные. Это молодежь в видеосалон летит-гремит, облепленная «лейблами». Летит мимо изб, которые почти ненавидит, мимо пустующих полей, которые почти постылы, мимо покрытых лаком каменных Красных Шапочек (40 тысяч рублей штука) и дебильных мишек (60 тысяч рублей). Вот и связь времен…