Читать книгу "Охотники Гора - Джон Норман"

— Сними с них одежду, — распорядился я. Женщину всегда проще заставить говорить, когда она раздета.

Я уже начал догадываться, кто эти девушки.

— Говори! — приказал я той из них, которая посимпатичнее.

— Мы находимся на службе у Вьерны, — ответила девушка, — но мы не из ее банды.

— Вы должны были охранять некую рабыню, — подсказал я.

Они обменялись удивленными взглядами.

— Да, — кивнула моя собеседница.

— И эта рабыня — дочь Марленуса, убара Ара, не так ли?

— Да, — изумленно пробормотала девушка.

— Где она?

— Когда Марленус отрекся от нее, — испуганно отвечала моя собеседница, — она перестала представлять собой ценность, и Вьерна через Миру распорядилась выставить ее на продажу.

— Сколько же вы за нее получили? — поинтересовался я.

— Десять золотых, — ответила девушка.

— Это высокая цена за девчонку без родственников, без кастовой принадлежности, — заметил я.

— Она очень красивая, — попыталась возразить ее подруга.

— Капитан хотел приобрести ее сам? — догадалась первая девушка.

Я рассмеялся.

— Я бы не отказался купить ее.

— Не сердитесь на нас, капитан! — воскликнула моя миловидная собеседница. — Мы этого не знали!

— Деньги все еще у вас? — поинтересовался я.

— Да, — ответила девушка. — Они в кошельке.

Я взглянул на Турнока, и он протянул мне небольшой кожаный кошель. Я развязал шнурок и высыпал на ладонь десять золотых монет, долгое время рассматривал их, затем крепко сжал в руке. Эти монеты были единственной имевшей хоть какое-то отношение к Талене вещью, которую я впервые за долгие годы смог подержать в руках.

Во мне поднялась волна гнева и разочарования. Я швырнул монеты на землю.

— Отпусти их, — сказал я Турноку. — Пусть идут.

Девушки смотрели на меня, ничего не понимая. Им развязали руки и снова надели на них шкуры лесных пантер.

— Найдите Вьерну и отдайте ей эти деньги, — сказал я.

— Вы не собираетесь сделать нас своими пленницами? — удивилась моя миловидная собеседница.

— Нет. Отыщите Вьерну. Отдайте ей эти деньги.

Они принадлежат ей.

— Мы обязательно это сделаем, капитан, — пообещала девушка.

Они собрались уходить.

— Кому вы ее продали? — поинтересовался я.

— Мы продали ее на первый проходивший мимо корабль, — ответила девушка.

— И кто был капитаном этого корабля? — спросил я.

— Самос, — сказала девушка. — Самос из Порт-Кара.

Я жестом показал, что они могут быть свободны.

— Отнесите меня на баркас, — попросил я матросов. — Я бы хотел вернуться на «Терсефору».

Тем же вечером я сидел на кормовой палубе «Терсефоры».

По окрашенному последними предзакатными лучами солнца небосводу медленно ползли легкие облака. На западном побережье Тассы, в местечке, расположенном значительно севернее Лидиуса, на пустынном каменистом берегу, поросшем бескрайними дикими лесами, горел маяк, отмечая собой место, где прежде стоял укрепленный лагерь — там совсем недавно не на жизнь, а на смерть сражались воины, в пылу битвы рождались герои и люди, чьи имена не достойны даже упоминания.

Прежде чем поднять якорь, мы вылили в прозрачные воды Тассы глоток вина и высыпали пригоршню соли.

Я сидел на кормовой палубе «Терсефоры», закутанный в теплые покрывала, и не спускал глаз с медленно удаляющегося берега и пылающего на нем костра-маяка.

Мне снова вспомнились Арн, Римм и Турнок, Хура и Мира, Вьерна, Гренна и Шира. Вспомнились Марленус из Ара и Сарус с Тироса, вспомнились Илена и Руисса. Все они прошли перед моими глазами. Перед мысленным взором замелькали улицы Лидиуса и порт Лауриса, побежали бесконечные тропы северных лесов.

Я горько усмехнулся.

Боск из Порт-Кара, такой мудрый и дерзкий, знающий и настойчивый, пришел покорять эти леса. Минуло всего лишь несколько дней, и вот он, как изувеченный ларл, зализывающий раны, понурый и злой возвращается обратно в свое логово.

Я снова оглянулся на пылающий костер-маяк. Едва ли кто сумеет догадаться, зачем он здесь зажжен. Я сам этого не знаю.

Скоро от него останется лишь пепел и несколько головешек, да и их настойчивые дожди и ветер не замедлят стереть с лица этого не обезображенного человеческим присутствием берега. Безмятежную гладь песков снова будут покрывать лишь отпечатки лап редких северных птиц, столь похожие на крохотное воровское клеймо. Но и им не продержаться здесь долго: терпеливые волны старательно смоют все следы с изменчивого лика песчаного берега.

И не увижу я Талену в Порт-Каре, и никогда не верну ее Марленусу из Ара.

Холодно. Я совершенно не чувствую левую половину тела.

— Отличный ветер, капитан, — заметил подошедший Турнок.

— Да, ветер что надо, — ответил я. — Попутный. Я слышал, как скрипят снасти под ветром, наполняющим паруса «Терсефоры».

Шаги Турнока стихли у меня за спиной; он спустился на гребную палубу.

Интересно, неужели Па-Кур, предводитель убийц, до сих пор жив? Нет, это слишком невероятно. И почему эта мысль вообще пришла мне в голову?

До меня донесся пронзительный крик одинокой морской чайки.

В горячечном бреду я повторял имя Веллы. Почему бы это? Не понимаю. Я давно уже не испытываю к ней никаких чувств. Она пошла против моей воли. Она убежала с Сардара именно в тот момент, когда я — для ее же собственного блага — сделал все, чтобы целой и невредимой возвратить ее на Землю.

Это было очень смело с ее стороны.

Но ей не повезло: она стала рабыней. Она потерпела неудачу. Проиграла. С кем не бывает?

Я оставил ее там же, где и нашел.

«Ты не знаешь, что такое быть пага-рабыней!» — кричала она мне вслед.

А зачем мне это знать?

Я оставил ее в ошейнике Сарпедона — еще одну из сотен таких же рабынь, прислуживающих в тавернах Лидиуса.

Она умоляла меня купить ее. Купить, как покупают рабынь. Значит, она осознает себя рабыней. Значит, она и есть рабыня.

Я рассмеялся.

И почему это я выкрикивал ее имя в горячечном бреду? Не знаю. Меня, свободного человека, не может хоть сколько-нибудь интересовать судьба простой рабыни.

Руки мои непроизвольно крепче стиснули подлокотники кресла.

Где-то вдалеке постепенно темнеющее небо освещало багровое зарево костра-маяка, разожженного по моему приказу на диком безлюдном берегу, в десятках пасангов к северу от Лидиуса. Я и сам не знаю, зачем приказал разжечь костер. Может, он просто отмечает место на берегу, в целом Горе известное лишь ему, костру, так же как и нам — тем, кто его покинул?