Читать книгу "Тропик ночи - Майкл Грубер"

День пятьдесят первый, Ботон

Сегодня совершаю свою первую ворожбу. Жена пастуха из народности фулани, молодая женщина по имени Мараму, бездетна. Процедуру гадания совершаем на открытом воздухе под навесом. Я сделала для нее полное предсказание на языке оло, она его, естественно, не поняла, и я перевела стихи на бамбара. У нее родится ребенок, но для того, чтобы он не стал врагом, необходимо принести жертву. Мараму сияла от радости, смущенно благодарила. Остальные жены бросали на меня злобные взгляды. Что поделать, гадание не может обрадовать всех.

Совершенно необъяснимо, но мне не нужно думать, какие стихи произнести, они сами приходят мне на язык. Сказала об этом Улуне, он ничуть не удивился, ведь, по его мнению, Ифа мне друг.

День пятьдесят второй, Даноло

Мы вернулись в самый разгар большого несчастья. Прошлой ночью, очень усталая после целого дня обращений к Ифе, я свалилась на свой соломенный тюфяк в комнате, которую предоставили нам в деревне, и крепко уснула. Проснулась я, встревоженная приснившимся мне странным сном. Какой-то мужчина, оло, совершенно мне не знакомый, разговаривал со мной, стоя у огня. Я совершенно ясно видела его лицо, в руке он держал ящичек для ворожбы: не какую-нибудь жестяную коробку из-под бисквитов, а именно деревянный ящичек, украшенный искусной резьбой. Мужчина открыл его и показал мне содержимое. Это была маленькая черная статуэтка, изображающая У. Мужчина сказал на оло: «Присоединись к своему мужу, ему одиноко без тебя». И я почувствовала пламенное желание войти в этот ящичек, казалось, это сулит мне величайшее счастье, и я уже готова была вступить туда, но вдруг подняла голову и посмотрела на незнакомца. Его темные глаза на самом деле были головками червей. Тут я и проснулась. Улуне тоже проснулся и лежал на своем тюфяке в противоположном углу. Мне было видно его лицо при свете луны. Что случилось, Жанна Гдездикамаи? Я рассказала ему свой сон.

Он вскочил на ноги в сильном возбуждении и начал поспешно укладывать наши пожитки в соломенные плетеные корзины. Я спросила его, в чем дело. Он ответил: окуникуа, мы немедленно должны возвращаться, скорей, скорей! Как, прямо ночью? Да, и без того уже слишком поздно. Я глупый старик. Это было все, что он сказал.

Десять минут спустя мы уже сидели в лодке и плыли по черной, как чернила, воде, на которой лежал серебряной полосой свет луны. Я сидела впереди и гребла как сумасшедшая, Улуне устроился на корме и правил рулем, бог знает как удерживая судно на линии фарватера.

Вскоре луна зашла, и стало темно, как в чулане; Улуне резко повернул к берегу, и мы причалили. Улуне выскочил из лодки и ринулся в кусты, я за ним. Как ни странно, причалили мы в нужном месте и находились в Даноло, неподалеку от наших жилищ, огороженных общей стеной. Когда мы входили в ворота, Улуне споткнулся, и я подхватила его под руку. У ворот нас ждала Лолтси с горящим факелом в руке. При его свете Улуне выглядел так, словно рост его уменьшился дюйма на два, а вес — фунтов на сорок. Впервые он показался мне маленьким стариком. В общине никто не спал, все плакали в голос, даже Секли. Исчезла Турма. По словам Секли, вечером все спокойно улеглись спать. Где-то около полуночи Мвапуне, живущая в одной комнате с Турмой и двумя детьми, встала, чтобы помочиться. Обнаружив, что подруги в комнате нет, Мвапуне подняла тревогу.

Улуне был близок к обмороку. Женщины уложили его в постель. Перед тем как меня прогнали, я успела понять из обрывков разговоров, что он находится под сильным воздействием враждебного ему колдуна и что это каким-то образом связано со мной. Я ушла к себе в домик и прислонилась к стене. Что-то тяжелое, когтистое навалилось на крышу. Угнетающее, разрушительное чувство отчаяния охватило меня. Я подняла голову и увидела, что сквозь щели между стеблями тростника смотрят на меня глаза, больше чем одна пара глаз, — зеленые, красные. Я рассыпала по комнате магический порошок, пропела заклинание, благодаря Бога, что он сохранил в моей памяти слова. Спустя немного времени все встало на свои места. Я вышла из дома и стала смотреть, как восходит солнце.

Я отправилась в центр города и сделала некоторые наброски. Атмосфера необычная. Людей на улицах очень мало, дома заперты, как будто ожидается война.

Сидя потом на нижней ступеньке крыльца и пережевывая ягоды тамаринда, я увидела, как из большого дома вышла Секли с мешком в руке. Она поймала одного из петушков, роющихся в пыли, подошла ко мне и кивком предложила следовать за ней. Мы направились в центр двора, где стоит огромный камень. Секли дала мне подержать птицу, а сама достала из мешка глиняные горшки и, по-видимому, кадоул, но такой, какого я прежде не видела. Секли высекла огонь при помощи кремня и кресала, подожгла кучу какого-то пористого коричневого материала и, когда дым пошел вверх густой струей, взяла у меня петушка и перерезала ему горло острым обломком обсидиана. Кровь брызнула на камень. Я подумала, что надо бы сделать заметки, но не стала их делать; подумала и о том, что этот камень — важный артефакт оло, а я вот до сих пор ни разу даже не сочла нужным подойти к нему поближе. Секли все время пела заклинания на оло, однако так быстро, что я не могла разобрать слова. Я теперь как следует разглядела и пятна на камне: это были следы засохшей крови, видимо очень старые.

Секли присела на корточки и разрезала брюшко петуха. Так, это гадание по внутренностям жертвенного животного. Ни разу не замечала такого у оло. И вообще такое гадание очень редко встречается в Африке. Секли несколько раз перебрала кишки петуха, пристально вглядываясь в их окровавленные сплетения. Потом она резко выпрямилась и бросила цыпленка на камень. Посмотрела на меня с застывшим лицом. К добру ли? — произнесла я одну из немногих доступных мне фраз на языке оло. Не ответив, Секли схватила меня за руку повыше запястья и отвела в комнату Улуне. Он лежал на своем тюфяке.

Между ним и Секли последовал быстрый диалог. Улуне поманил меня к себе и заговорил по-французски. Ты знаешь, что случилось, Жанна? Не знаю, Овадеб, ответила я. Случилось очень плохое. Дуракне Ден, колдун, стал намного сильнее. Он кого-то съел, и теперь у него много силы, больше, чем у меня. Вы хотите сказать, Овадеб, что он съел кого-то, как едят мясо? Нет-нет, не так. Не м'фа он съел, а м'доли. Душу. И теперь, обретя силу, он нападает на меня и похищает Турму. Я думаю, он хочет сделать с ней запретное, то, чего мы не допускаем. Почему не допускаете? Потому что ориша это не нравится, Жанна. Оно имеет отношение к илидони, Позорному Маршу. Улуне сделал особый жест — знак защиты от зла, — к которому прибегают оло в тех редких случаях, когда упоминают о своем изгнании. Признаться, я пришла в сильное возбуждение, услышав о запретном, и, заикаясь от страха, спросила, не может ли он рассказать мне об этом подробнее. Он ответил, что лучше мне не держать такое в голове.

Он похлопал меня по руке. Его рука была горячая — Улуне лихорадило. Слушай, Жанна, я скажу, что ты должна сделать. Мне нужен веидоулине. Ты понимаешь, кто это? Да, Овадеб, это магический помощник. Хорошо, сказал он. Этот помощник — маленькая коричневая змейка, вот такой величины. Он раздвинул ладони в стороны примерно на фут. Ты должна пойти на север, за пределы Даноло, Секли тебя проводит. Там будет тропинка через буш, все на север, на север. Тропинка приведет тебя к красному камню, похожему на палатку (он показал руками, какая у камня форма). Вокруг камня валяется много коровьих костей. Жди там, пока солнце не пойдет на закат. Тогда приползет змейка. Схвати ее, положи в свою сумку и возвращайся сюда. И запомни, Жанна, это очень важно. Кто бы к тебе ни обратился там, среди скал, ни с кем не разговаривай. Ни слова. Теперь иди и принеси мне змейку. Улуне снял с себя амулет, который носил постоянно, и надел мне на шею. Это был маленький мешочек из красной кожи. Поручение показалось мне простым, и я рада была его исполнить. Секли буркнула что-то сердитое, показав на меня, но Улуне сумел ее умиротворить и жестом велел нам идти.