Читать книгу "Ради тебя одной - Иосиф Гольман"

Когда погас свет и громко закричал Вадька, Береславский рванулся на крик, с ужасом поняв, что Велегуров снова убил ребенка.

Он так бежал, что, несмотря на свои килограммы, опередил даже Глинского.

Вадька был абсолютно цел и невредим. Только сильно напуган.

– Я хотел искупаться, – всхлипывал он в руках Ефима. – Вдруг – выстрел, и свет погас. Он стрелял в меня, да?

– Нет, малыш, – ответил едва успевший перевести дух гость. – Если бы он стрелял в тебя, он бы в тебя и попал.

Глинский, услышав слова Ефима, мгновенно выключил прихваченный с собой мощный фонарик.

– Вы думаете, это он? – спросил гостя хозяин.

– Не сомневаюсь.

– Что он хотел этим сказать? Что за странное покушение?

– Пока не знаю. Но похоже, у него изменились планы. В бассейне был только Вадька?

– Да. В доме вообще только мы трое. С сегодняшнего дня я снял всю охрану. Ефим Аркадьевич, мне надо срочно эвакуировать сына. Вы сможете его вывезти? Он ведь не станет стрелять в вас.

– Думаю, он уже ни в кого не станет стрелять, – задумчиво ответил Береславский. – На всякий случай побудьте с Вадькой здесь. В темноте.

– Мне бы не хотелось прятаться, – с достоинством сказал Глинский. – Речь идет только о сыне.

– Я прошу у вас полчаса. Тридцать минут. Всего-навсего. Вы дадите мне их?

– Ладно, – сдался Николай Мефодьевич.

Ефим, на ходу одевшись, выбежал на улицу. Входного отверстия от пули в стеклах не было, и он, вооруженный фонарем хозяина, искал стрелка по наитию.

– Сере-о-га! – не боясь сорвать голос, вопил Береславский. – Се-е-рый!

Никто не отзывался.

Тем не менее ему понадобилось не больше оговоренного срока, чтобы найти лежащего в беспамятстве, обездвиженного Велегурова.

– Серега, очнись! – орал Ефим Аркадьевич, хлопая друга по щекам и смачивая лоб снегом. Никакого эффекта.

Потеряв терпение и опасаясь, что промедление погубит Сергея, он неловко подхватил тело. Пятясь задом и задыхаясь от тяжести, Ефим, непривычный к физическим упражнениям, медленно и упорно тащил Велегурова к дому.

Это было непросто. Ноги Сергея оставляли в глубоком снегу два неровных следа. На дороге стало чуть легче. Особенно когда к ним подбежал не сдержавший своего слова Глинский.

Велегуров

Что было после выстрела – не помню. Помню только, что – попал. Иначе бы умер сразу.

Похоже, повторяется приступ, сваливший меня в «Зеленой змее». Все болезни от нервов.

Помню, как меня втащили в коттедж. Ефим и, похоже, сам Глинский. Помню шефа, подносившего к моим губам то минеральную воду, когда рядом стояла приехавшая вскоре строгая дама в белом халате, то фляжку с коньяком, когда официальная медицина оставила позиции.

– Что дальше? – спросил я Ефима, когда мы остались одни.

– Будем жить, – как всегда философски, буркнул мой бывший шеф.

– А надо?

– А тебя будут спрашивать? – вопросом ответил он.

Потом они совещались в соседней комнате. Я слышал голос Глинского и шефа. Но особого желания узнать о своем будущем не испытывал.

– Мы едем в Мерефу, – наконец объявил Береславский.

По мне – все едино. Лишь бы не в пустую квартиру. И не в госпиталь, откуда одна дорога – в психушку.

Ноги мои не двигались, что, впрочем, меня почему-то не беспокоило. Странно, но мне было спокойно. Бездвижное тело обеспечивало подобие покоя душевного. И еще – я не убил мальчика.

Они снова зашли вдвоем, завернули меня в одеяло и, как сверток, вытащили на улицу. Там уже стоял огромный «Мерседес».

Мощная машина плыла по зимней дороге. Я то дремал, то безучастно смотрел в окно. Потом меня опять сморило.

Очнулся от колокольного звона, спокойного и светлого. В окне проплывали белые стены и башни.

– Что это? – вроде бы громко спросил я. Но услышал только рядом сидящий Ефим.

– Мерефа, – наклонившись к моему уху, ответил он.

И Глинский, примыкая к нашей беседе, повернулся ко мне с переднего сиденья.

– Поживете здесь недельку-другую, – дружелюбно сказала моя недавняя мишень.

– Зачем? – тихо спросил я.

Он ответил как Береславский – я вдруг понял, что они вообще здорово похожи.

– Когда нас рожают, нас не спрашивают, – сказал Глинский.

Будем считать – объяснил.

Колокола ударили в последний раз, и все вокруг замерло. Машина остановилась. В открывшуюся дверь хлынула струя свежего морозного воздуха.

– Приехали, – сказал Ефим.

А я, впервые после Алиного ухода, почувствовал радость. Оттого, что моя последняя операция не задалась. И может быть, оттого, что то ли колокола, то ли свежесть морозная вселили в мою душу нечто сильно напоминающее надежду.

Может, она действительно умирает последней?

Эпилог

Полгода спустя. Урал

Покрытая свежей майской зеленью земля прогрелась и забыла минувшие холода. Белые храмы и стены снова сверкали на солнце, но уже не зимним, холодным, блеском, а с теплыми, мягкими оттенками. Желтым – от солнышка. И непонятным, но тоже приятным, ласковым – от зелени разнотравья, от радуги полевых и высаженных монахами цветов, от синего неба и темно-голубого озера.

Это – Мерефа. Хоть сто раз приезжай сюда, каждый приезд она будет другая. И каждый раз – лучше прежнего.

Из белой запыленной «Ауди» с московскими номерами вышли сразу пятеро: Береславский с женой (он еще с зимы обещал показать Наталье уральское чудо), двое парней в военной полевой форме – Вовчик с Велегуровым. И пацан, неловко тянущий левую ногу. Его большие глаза были еще более увеличены тяжелыми очками с толстыми, сложенными из двух стекол линзами. Федька, Алин брат.

Велегуров долго раздумывал, что делать с Федькой, к которому успел привязаться. И пришел к единственно правильному выводу. Он не должен сам воспитывать парнишку. Видно, бог не простил солдата. Древний царь Мидас превращал в золото все, до чего дотрагивался. А снайпер Сергей Велегуров приносит смерть всем, кого любит.

Поэтому ему никто не нужен.

На Федьку он переписал квартиру и все свое необширное имущество, включая новенькую «десятку», приобретенную на остаток средств, полученных от не к ночи будь упомянутого Щелчкова. Если с Велегуровым что-нибудь случится, а при его профессии такое исключать нельзя, Алин брат не останется совсем неприкаянным. Завещание заверено и хранится у нотариуса.

Сначала Велегуров почти согласился с предложением Береславского. Тот хотел забрать мальчика к себе. У него уже была приемная девочка, а где одна – там и второй, объяснил ему чадолюбивый шеф. Наталья, его жена, не возражала: она тоже почувствовала вкус полноценной семейной жизни и всерьез подумывала о том, чтобы бросить работу, благо денег в семье хватало.