Читать книгу "Стивен Кинг идет в кино - Стивен Кинг"

Население тюрьмы медленно увеличивалось на протяжении пятидесятых, затем в шестидесятых возросло довольно резко. В это время каждый школьник в Америке только и мечтал о том, чтобы попробовать наркотики, нисколько не пугаясь смехотворных наказаний за их употребление. Да, тюрьма была переполнена, но даже в это время у Энди не было сокамерников. Правда, ненадолго к нему подселили огромного молчаливого индейца по имени Нормаден, которого звали, как всех индейцев в Шенке, Вождь. Большинство долгосрочников считали Энди чокнутым, а он только улыбался. Он жил один и наслаждался покоем… Как уже отмечалось, администрации было выгодно видеть его счастливым.

В тюрьме время тянется медленно, иногда кажется, что оно и вовсе останавливается. Но на самом деле оно течет, течет… Джордж Данэхи покидал сцену под шум газетчиков, выкрикивающих: СКАНДАЛ, КОРРУПЦИЯ, ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ. На пост пришел Стэммос, и на протяжении последующих шести лет Шенк напоминал ад. Кровати в лазарете и одиночки в карцере никогда не пустовали.

Однажды в 1957 году я взглянул в маленькое зеркальце от бритвенного набора, которое хранил у себя в камере, и увидел сорокалетнего мужчину. В 1938-м сюда пришел ребенок, мальчишка с огромной копной рыжих волос. Сходящий с ума от угрызений совести, помышляющий о самоубийстве. Мальчишка повзрослел. Рыжая шевелюра поседела и стала редеть понемногу. Вокруг глаз появились морщинки. Сегодня я видел пожилого человека, ожидающего, когда его выпустят на свободу. Если выпустят. Это ужаснуло меня: никто не хочет стареть в неволе.

Стэммос ушел в 1959-м. Еще до этого времени вокруг так и роились вынюхивающие сенсацию журналисты, один из них даже ухитрился провести четыре месяца в Шенке в качестве заключенного. Итак, они уже открыли рты, чтобы кричать: СКАНДАЛ, ПОПАВШИЙСЯ ВЗЯТОЧНИК, но прежде, чем над его головой окончательно сгустились тучи, Стэммос свалил. Я его прекрасно понимаю. Если бы он был действительно пойман и уличен во всех своих грязных делишках, то здесь бы и остался. А кому этого хочется? Байрон Хедли ушел двумя годами раньше. У этого ублюдка был сердечный приступ, и он взял отставку, к превеликой радости всего Шенка.

Энди в связи с аферами Стэммоса не тронули. В начале 1959-го в тюрьме появились новый комендант, новый помощник коменданта и новый начальник охраны. Около восьми последующих месяцев Энди ничем не отличался от прочих заключенных. Именно в этот период к нему подселили Нормадена. Потом все вернулось на круги своя. Нормаден съехал, и Энди опять наслаждался покоем одиночества. Имена на верхушке администрации меняются, но делишки прокручиваются все те же.

Я говорил однажды с Нормаденом об Энди.

– Славный парень, – сказал индеец. Разговаривать с ним было очень сложно: у бедняги была заячья губа и треснутое нёбо, слова вырывались наружу с шумом, плевками и шипением, так что трудно было что-либо разобрать. – Мне он понравился. Никогда не подшучивает. Но он не хотел, чтобы я жил там. Это можно понять. Ужасные сквозняки в камере. Все время холодно. Он никому не позволяет трогать свои вещи. Я ушел. Славный парень, не издевается, не подшучивает. Но сквозняки ужасные.

* * *

Рита Хейуорт висела в камере Энди до 1955-го, если я правильно помню. Затем ее сменила Мэрилин Монро. Тот самый плакат, где она стоит около решетки сабвея и теплый воздух развевает ее юбку. Монро продержалась до 1960-го, и когда она была уже почти совсем затерта, Энди заменил ее на Джейн Мэнсфилд. Джейн была, простите за выражение, соска. Через год или около того ее сменили на английскую актрису, кажется, Хейзл Курт, но я не уверен. В 1966-м, убрав и ее, Энди водрузил на стену Ракел Уэлч. Этот плакат висел шесть лет. Последний плакат, который я помню, – хорошенькая исполнительница песен в стиле кантри-рок Линда Ронстадт.

Однажды я спросил Энди, что для него значат эти плакаты, и он как-то странно покосился на меня.

– Они для меня то же, что и для большинства других заключенных, полагаю, – ответил он. – Свобода. Понимаешь, смотришь ты на этих хорошеньких женщин и чувствуешь, что можешь сейчас шагнуть на эту картинку. И оказаться там. На воле. Думаю, более всего мне нравилась Ракел Уэлч потому, что она стояла на великолепном побережье. Вид просто изумительный, помнишь? Где-то в окрестностях Мехико, милое тихое местечко, где можно побыть наедине с природой. Разве ты никогда не чувствовал всего этого, когда глядел на картинки, Рэд? Не чувствовал, что ты можешь шагнуть туда?

Я признался, что никогда над этим не задумывался.

– Однажды ты узнаешь, что я имею в виду, – задумчиво ответил Энди, и он был прав. Спустя годы я понял, что он имел в виду, и первое, о чем я тогда вспомнил, был Нормаден и как он жаловался на сквозняки в камере Энди.

Скверное происшествие случилось с Энди в конце марта или начале апреля 1963 года. Я уже говорил, что было в этом человеке что-то, что отличало его от большинства заключенных, включая меня. Можно назвать это свойство уравновешенностью, или внутренней гармонией, или верой в то, что однажды этот долгий кошмар непременно закончится. Как бы вы это ни называли, Энди Дюфресн резко отличался от всех нас. В нем не было того мрачного отчаяния, которое угнетает большинство остальных, и он никогда не терял надежды. Никогда – пока не наступила та зима 1963 года.

К тому времени у нас был новый комендант, Сэмюэл Нортон. Насколько я знаю, никто никогда не видел этого человека улыбающимся. Он носил почетный значок тридцатилетнего членства в баптистской церкви Элиота. Его главным нововведением как главы тюремной администрации было стремление убедиться, что каждый заключенный имеет Новый завет. На его столе находилась небольшая табличка из тикового дерева, где золотыми буквами было выдавлено: ХРИСТОС – МОЙ СПАСИТЕЛЬ. На стене висел вышитый руками миссис Нортон лозунг: ГРЯДЕТ ПРИШЕСТВИЕ ЕГО. При виде этой сентенции у большинства из нас пробегал мороз по коже. Мы чувствовали себя так, будто пришествие уже началось, и не будет нам спасения, и возопим мы к небесам, и станем искать смерти, но не найдем ее. У мистера Нортона на каждый случай имелась цитата из Библии, и если вы когда-нибудь встретите человека, похожего на него, мой вам совет: обходите его десятой дорогой.

Насколько я знаю, захоронения в лесу, случавшиеся при Греге Стэммосе, прекратились. И вряд ли кому-нибудь ломали кости и выбивали глаза. Но это не значит, что Нортон трогательно заботился о благополучии вверенных ему людей. Карцер был все так же популярен, и люди теряли зубы не под ударами охранников, а от частого пребывания в одиночке на хлебе и воде. Это стали называть «диетой Нортона».

Этот человек был самым грязным ханжой, которого я когда-либо видел в правящей верхушке. Мошенничество, о котором я рассказывал раньше, продолжало процветать, и Сэм Нортон даже прибавил кое-что от себя. Энди был в курсе всех его дел, и поскольку к тому времени мы стали верными друзьями, о многом мне рассказывал. При этом на его лице появлялось чуть брезгливое выражение, как будто он описывал мне какое-то уродливое, отвратительное насекомое, все действия которого из-за его омерзительности скорее смешны, чем ужасны. Это именно Нортон придумал знаменитую программу «Путь к искуплению», о которой вы могли читать или слышать лет шестнадцать назад. Фото нашего коменданта было помещено даже в «Ньюсуик». В прессе программа освещалась как образец истинной заботы о реабилитации заключенных и практическом применении их труда. Она включала в себя использование заключенных в разных видах деятельности: обработка древесины, строительство дорог, овощехранилищ и прочего. Нортон назвал эту хреновину в своем характерном патетическом стиле «Путь к искуплению», и клубы «Ротейри» и «Кайванис» в Новой Англии приглашали его для выступлений, особенно после того, как фото Нортона появилось в «Ньюсуик». Мы называли этот проект «Большая дорога», но что-то я не слышал, чтобы кого-нибудь из заключенных приглашали высказать свое мнение в клубе или газете. Нортон был тут и там, успевал поприсутствовать на строительстве автомагистралей и рытье канав со своими возвышенными речами и почетным значком баптиста. Есть сотни путей осуществлять все эти проекты – кадры, материалы, подбор всего необходимого… однако Нортон оказался хитрее. И все строительные организации округа смертельно боялись его программы, потому что труд заключенных – рабский труд, и вы не станете этого отрицать. Итак, Сэм Нортон каждый день за время своего шестнадцатилетнего правления получал изрядное количество заказов, просто заваливающих его стол с золотой табличкой «Христос – мой спаситель». А потом он был волен ответить заказчику, что все его работники проходят «путь к искуплению» где-то в другом месте. Для меня всегда оставалось чудом, почему Нортона не нашли в один прекрасный день в канаве с дюжиной пуль в голове.