Читать книгу "Все мои женщины. Пробуждение - Януш Леон Вишневский"

— Самца, сынок, всегда радует тот факт, что самочку, которую он хотел бы покрыть, в данный момент никто не покрывает. Это сильно увеличивает его шансы на распространение своих генов без необходимости сражаться за это, а значит — без особых энергетических затрат. Это хорошо спрятанный атавизм. Он касается в равной степени и орангутанов в Танзании, и современных горилл, одетых в дорогущие костюмы, в Берлине.

— Вы проводите в Гданьске отпуск? — спросила она, прерывая ход Его мыслей.

— И да, и нет. Вообще-то я приехал напиться водки с однокурсниками и повспоминать молодость.

Он рассказал ей об их в общем-то спонтанной встрече выпускников и о своей учебе здесь, давным-давно. Потом, совершенно сменив тему, набрался смелости и спросил, не могла бы она рассказать ему еще о литературе что-нибудь вечером. Например, за бокалом вина. Она взглянула на Него с подозрением и надолго замолчала.

— Конечно. Охотно. Но это должно быть недалеко от нашей квартиры в Гдыне. Я не могу надолго оставлять мальчиков одних. В том районе, где мы живем, в Орлове, есть маленький греческий ресторанчик. Такой, как будто хозяин просто поставил несколько столиков, четыре или пять, в гостиной своей квартиры, накрыл их скатертями и готовит на своей кухне. Называется «Комнатка». Мне помнится, что вино там подают в графинчиках. Правда, я не знаю, может ли быть хорошим греческое вино. Не очень разбираюсь в винах. И кроме того, когда я с детьми — я никогда не пью, — сказала она.

— Они вам будут в очередной раз благодарны, — добавила она, — они обожают, когда я вечером ухожу гулять. Тогда они могут спокойно пялиться в свои гаджеты минимум час.

В тот вечер она подарила Ему целых два часа. Он из солидарности с ней тоже не стал пить. С вечера выпускников в «Приморском» уехал уже около двадцати часов и поехал в Орлов. На пляже в Собешуве они встречались каждый день. Мальчики каждый раз спрашивали Его о Шрёди. Он привез кота в последний день. Бартек надел ему поводок и гордо водил по пляжу, а Крис шел за ними следом и нес миску с водой.

Возвращаясь под утро в Берлин, Он остановился на паркинге у автострады, вынул Шрёди из клетки и долго прижимал к себе. Потом вышел из машины и курил, думая о Собешуве. В понедельник утром Он уже был на работе. Прочитал несколько сот важных писем, пришедших за это время. Вечером дома разглядывал ее фотографию. Шрёди лежал около клавиатуры и смотрел на Него своими прижмуренными глазами. Он нежно почесал кота за ухом, наблюдая, как из его шерсти падают одиночные песчинки на стол. Он пил вино и разглядывал фотографии, одну за другой, и все время возвращался мысленно к той картинке, когда она уходила от Него по пляжу, держа за руки своих мальчишек. Ночью она спросила Его письмом, хорошо ли Он добрался. Утром написала, что «сегодня в Собешуве дождь. И хорошо, потому что мне и так незачем больше ходить на этот пляж… А розы твои пахнут до сих пор».

Он написал, что нашел «Дублинцев» и перечитывает еще раз и что возьмет «Улисса» в библиотеке и все-таки дочитает. Но только в Польше, потому что по-немецки или по-английски с этим Ему не справиться. И что Ему не хватает их разговоров в «Комнатке».

С этого дня каждый вечер Он находил в своем ящике письмо от нее. Иногда Он еле доезжал домой, так Ему не терпелось их прочитать. Он мог читать их и на работе, но не хотел. Он включал лампу на столе, наливал в бокал греческое «Мерло», включал компьютер и читал, почесывая за ушами валяющегося около клавиатуры Шрёди.

Однажды в субботу, под конец сентября, она написала утром. Он ел за компьютером, как обычно, свою яичницу с помидорами и читал новости на порталах. Услышал писк, сигнализирующий о том, что пришло письмо. Кликнул и прочитал:

«Слушай! У меня сейчас такая тихая радость в душе. Мы сегодня рассматривали после завтрака фотографии из Собешува. Бартек показал свои тоже. На планшете. Там в основном был твой Шрёди. Самая лучшая — это когда Крис несет кота на руках и хочет его в море научить плавать. Никогда не видела таких огромных глаз у кота! Больше, чем у тигра, наверно. А потом Крис посадил себе на колени Титуса и стал рассказывать ему эту историю про кота Шрёдингера. И иногда так точно имитировал твой голос. Я ушла в ванную и там хохотала…»

Он долго сидел неподвижно, подперев голову рукой и не отрывая взгляда от экрана компьютера, читал и перечитывал этот текст с начала и до конца и потом снова с начала. Может быть, поэтому Он и сегодня помнит текст этого письма наизусть. Потом Он быстро встал, прямо в халате съездил на лифте в подвал, взял клетку для кота. Принял душ, оделся, захватил миску для воды для Шрёди и сел в машину. Четыре часа спустя Он стоял у ее дома в Познани. Из домофона послышался голос Бартека.

— Я привез из Берлина кота Шрёдингера. Чтобы он познакомился наконец с Титусом. Впустите нас? — спросил Он серьезно.

В домофоне было слышно, как Крис кричит свое привычное «ура!».

Маленькая типовая трехкомнатная квартирка на первом этаже многоэтажки. Эвы не было дома.

— Мама пошла в парикмахерскую. Только что вышла, — сообщил Бартек, подавая Ему руку для приветствия. — Это недалеко, в торговом центре. Прямо за школой.

Крис вырвал у Него из рук клетку со Шрёди и немедленно, не здороваясь, исчез за дверями комнаты.

Он ждал ее, опершись на балюстраду напротив входа в ярко освещенный салон красоты. Она сидела в кресле перед зеркалом, укрытая черным фартуком, и читала книгу. Он смотрел, как молодая девушка с голым животом и колечком в пупке колдовала над ее волосами. Выходя из салона, она Его заметила. Встала как вкопанная. Идущие мимо люди смотрели на нее с раздражением или даже толкали. Она опустила руки, и ее сумочка упала на тротуар. Он подбежал, чтобы ее поднять.

— Ты отлично выглядишь. Еще остался загар с Собешува… — сказал Он тихо и поцеловал ей руку.

Она смотрела на него и молчала. Когда они прошли несколько десятков метров, она вдруг заговорила:

— Я пошла сегодня в парикмахерскую, потому что после завтрака с мальчиками и с Собешувом на фотографиях мне захотелось почувствовать себя другой, захотелось праздника. Я целый день была такая… слегка загруженная, какая-то меланхолия и странная тревога меня одолели. Может быть, это было предчувствие? Я же никогда не наряжалась для тебя, не красилась даже, когда приходила в нашу «Комнатку». Там, в Орлове, в Гдыне. Мне не хотелось ничего искусственного. Хотелось быть такой, какая я дома, с мальчиками. Натуральной и настоящей. Может быть, потому, что я уже тогда чувствовала, что это наше знакомство не имеет ничего общего с поисками летнего приключения. После моего развода таких искателей вокруг меня крутилось множество, причем в любое время года, не только летом.

— Да, это, наверно, было предчувствие, потому что я пошла в парикмахерскую. Больше для себя, чем для тебя. Но мне захотелось для тебя измениться. Даже пусть ты не мог этого увидеть. И именно сегодня на меня это нашло! И вот ты приехал. Это какое-то волшебное совпадение, — добавила она.

Они медленно шли рядом. Но на расстоянии. Все еще порознь, хотя уже столько раз демонстрировали друг друг взаимную близость. Но использовали для этого до сих пор только слова. Иногда жесты. И никогда — свои тела. Словно выжидая, кто первый из них осмелится осуществить эту близость с помощью прикосновения. Он почему-то в тот момент чего-то боялся. Причем явно не того, что Его отвергнут! Почему Он не обнял ее, почему не прижал к себе? В машине, по дороге из Берлина, Он ведь представлял себе эту встречу. Он хотел этого и видел все очень четко, и ждал этого. Но когда момент наступил — Ему не хватило смелости, что-то Его остановило. Уверенность, что еще не время? Что Он испугает ее чем-то, к чему она еще не готова? И тогда им помогла сама судьба. На скользких ступеньках кто-то толкнул ее прямо Ему в объятия. Чтобы не упасть, она схватила Его за руку. И уже не выпускала.